Телевидение, как бы информируя избирателей о кандидатах на должность президента, изящно и подленько по некоторым из них бьет.

Вот один из таких обзоров, которые по закону ТВ обязано давать отдельным блоком. Рассказывается о взглядах кандидата на развитие села. «Что он предлагает», -говорит корреспондент, белобрысый и пучеглазый суслик, и добавляет, что сельское хозяйство-то и так чувствует себя хорошо, и что, мол, тут еще можно придумать. Кандидат что-то говорит в течение нескольких секунд, так, что ничего понять невозможно, и дальше сюжет обрывается. А я подумал: либо этот корреспондент никогда не видел села, либо нагло врет, поскольку там ныне такой развал, какого наша страна не видела, вероятно, со времен смуты начала XVII века.

И пригласил бы я этого телеговоруна в свое родное село в одном из районов нашей области. По европейским меркам, это был бы маленький городок. Несколько десятилетий назад там проживало около трех с половиной тысяч человек. Было 12 улиц. В деревянных корпусах школы в мои годы обучалось почти 400 учеников. Было отделение большого совхоза, в котором насчитывалось несколько тысяч коров, размещавшихся на четырех фермах на окраинах села. Работали мебельная фабрика с суховатым названием «Промкомбинат», леспромхоз, занимавшийся заготовкой деловой и прочей древесины, лесхоз, чьим уделом был уход за лесами, два кирпичных завода, выпускавших красный кирпич на наших глинах, КБО или комбинат бытового обслуживания, в том числе пошив одежды, двухэтажная больница, аптека, отделение почты, сберкасса и несколько магазинов. Вокруг села – луга, пойменные сенокосы, поля, на которых покачивалась в летнем мареве кукуруза под три метра высотой, перелески, леса и холмистый ландшафт с цветущей по низинкам веснами черемухой. И была жизнь.

Сегодня нет ни совхоза, ни одной фермы, ни одной совхозной коровы, давно снесены мебельная фабрика и КБО, печи кирпичных заводов заросли лопухом, а поля -березой и сосной. На нашей улице, самой длинной в селе, когда-то насчитывалось 102, по-моему, дома, в которых жило порядка 300 человек. Сейчас обитаемых осталось домов семь, а жителей – не больше десяти. Такая картина и на других улицах, часть из которых, наиболее коротких, исчезла совсем.

Поля, которые не успел захватить лес, ульяновские жулики сбагрили каким-то жуликам из Мордовии, и на них высеивается в основном пшеница, обильно поливаемая и посыпаемая химикатами. Кто и когда их обрабатывает, сельчане, живущие на этих землях последние, как минимум, четыре сотни лет, не знают, поскольку никогда и никого не видят. Ни один житель села на полях не работает. Трудозаняты же в целом в селе человек сорок. Брошенные избы и те, что сломаны, от которых остались торчащие печные трубы, создают полноценное ощущение Хатыни, белорусской деревни, дотла сожженной фашистами в годы Второй мировой. Другие села и деревни в округе да и по всей области – в еще худшем состоянии, и, если вот это все называется словами «чувствовать себя хорошо», то да, больше ничего не придумаешь и, кажется, уже не исправишь. Закопать разве что осталось.
Василий МЕЛЬНИК