СОВСЕМ СКОРО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ОДНОГО ИЗ САМЫХ СВЕТЛЫХ ЛЮДЕЙ, С КОТОРЫМИ МНЕ ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ В ЖИЗНИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ. АЛЕКСЕЙ СОКОЛОВ, ВПРОЧЕМ, ОБЫКНОВЕННО ГОДЫ НЕ СЧИТАЕТ. ДРУГИМ ЗАНЯТ. ОН – ХУДОЖНИК. ВНЕ ВРЕМЕНИ. ВНЕ ДАТ.

Юбилей, а стукнет ему 65, Соколов отметит 14 июня. Отметить – для него значит не светский раут, не помпа, а наоборот – камерная атмосфера выставки или даже просто кухни, но чтобы все свои, впрочем, новые лица приветствуются всегда и с радостью.

«Пойми, ну не может художник существовать без зрителя, – говорил он мне как-то на открытии очередной экспозиции. – И здесь даже не в признании дело, не в лаврах. Вся фишка в том, что я делюсь сам собой. Вот ты смотришь на мою картину – а это я и есть, и ежели тебе это понятно, то это плюс в копилку моего счастья».

ВОРОБЬИ СОКОЛОВА
Лет пять назад Соколов натурально сбежал от города в деревню. Село Красная Речка в Старомайнском районе стало художнику и прибежищем, и вдохновением. «Город людей стирает, как с бумаги ластиком, – при этих словах он серьезен, сразу видно – не шутит. – Вот и меня там… как бы не было. И только здесь появился. Точнее, возродился».

Когда перебрался в деревню, ему еще даже пенсию не оформили. (Ну такие вот у нас «расторопные» делопроизводители.) Но Соколов даже внешне не похож на неженку – он много чего умеет делать руками, помимо того, что кисти держит в них.

Разбил тотчас же огород. А до первого урожая писал портреты селян, а те расплачивались с ним кто картошкой, кто луком.

«Мне, – говорит он, – пармезана не надо».

Дом художника похож… на дом художника. Даже случайный бардак в нем приобретает вид инсталляции. Лещи на леске сохнут живописно, играет красками «иконостас» из полотен в углу на кухне, холодильник «ЗиЛ» (ровесник Соколова) – и тот к месту, не говоря уж о практической пользе.

Во второй комнате – мастерская. На первый взгляд – последствия бомбардировки. Но так скажет дилетант. Творческий бардак у Соколова строго упорядочен – самой его натурой, привычками. Вот спросишь: Леш, а где охра у тебя, а он кивнет в противоположный угол – вон, между гитарой и африканским барабаном.

Инструменты музыкальные здесь – не для мебели. На всем он играет («еще студентом на басухе лабал в ансамбле»). К тому в долгие и темные январские холода перебирать струны – все одно что лекарство для души. А рисует (как он сам говорит в пику академическому термину «пишет») Алексей Анатольевич обычно в светлое время суток. Говорит, природа сама так распорядилась, а он лишь подчинился велению свыше. Кстати, про свыше. Соколов – верующий. К вере пришел сам. Кормит во дворе воробьев крошками и улыбается: «Видишь, не боятся они меня, потому что знают, что меня не надо бояться. А откуда знают? А-а-а то-то», – и тут он замолкает, «воздевая очи небу».

ЛЮДИ СОКОЛОВА
Живопись и музыка для Соколова если и не «близнецы-сестры», то уж точно «близкие родственники». «А блюз-то будет?» – неизменно вопрошает Леша при виде музыкантов. «А как пишется под музыку настоящую!» – мечтательно произносит деревенский «Ван Гог» (это его любимый художник, на которого Соколов равняется, не в плане манеры, а по чисто человеческим параметрам).

С БГ, то есть Борисом Гребенщиковым, Соколов свел близкое знакомство в году этак 1974-м, когда еще и «Аквариума» никакого, по сути, не было. Примерно тогда же за-дружился с Александром Градским, только в ту пору тот был стройнее и не таким заносчивым.

Люди творческие тянутся к людям творческим. Это понятно даже воробьям, клюющим хлеб со стола Соколова. Просто одним нужно паблисити, а цель других – общение в чистом виде. Спросил как-то Соколова, чего он в Москву не рванул на самореализацию, приведя в пример Никаса Сафронова. И тут же пожалел об этом. «Кто? – переспросил Соколов. – Никас? Да я тебя умоляю! Это же шпана! «Светский лев», как их называют. Разменял свой талант на что? На конвейер? Рисует знаменитостей за «бабки»? Нет, я не осуждаю, каждый сам себе хозяин. Но ты же спросил в разрезе искусства, да?».

Людей вокруг Соколова вообще много, хотя в Красной Речке население небольшое. Рыбаки таскают ему рыбу, сидят у него, болтают о том о сем. В селе все здороваются; некоторые даже имени не знают, но знают, что это – художник. А скольким он печи выложил! Да-да, он и на это горазд.

Возвращаясь к творческим связям, если уж выпендриваться до конца, то к дружбе Соколова с БГ и Градским хочется прибавить личное знакомство с Эмиром Кустурицей. Кто это – половине объяснять
не нужно, а второй половине – Google в помощь.

… Бы ли у Соколова и женщины, в разное время делившие с ним и стол, и ложе. Теперь нет. Сам он смотрит на это отстраненно-философски. За одним исключением: никогда Алексей Анатольевич не забудет, как прямо у него на руках от неотвратимой болезни умирал его сын. Тогда, кстати, и в вере укрепился еще больше.

ВЕСНА СОКОЛОВА
Жизнь Алексея Соколова прагматики нового времени могут охарактеризовать как движение по наклонной. Но это чушь, конечно. И спартанский уют деревенского дома, и преподавание простым детишкам (это после работы в Нижнем Новгороде), и картошка с огорода, и холодный душ из ведра, и много чего еще – все это, как он понял для себя, и есть то, к чему шел. Чистая жизнь, чистое искусство, чистые отношения. «Встаю часов в пять утра – и сразу рисовать, иной раз по пять картин в день в углах сохнут», – говорит Анатольич, добавляя, что жизнь земная коротка и надо успеть нужное сделать. Этим же постулатом руководствовался он, когда еще в восьмидесятых создавал с друзьями-коллегами-единомышленниками неформальное объединение «Левый берег», о котором и по сей день помнят. Помимо «успеть сделать», к слову будет сказано, еще одно звено творческой формулы заставляет работать. Это, говорит Соколов, жажда делиться тем, что у тебя внутри. («Я чувства, память, переживания имею в виду».) Для того и выставки.

Их, слава богу, теперь есть у него, как сказали бы в Одессе. Хотя, если по «чесноку», хотелось бы больше. Но ведь что может быть лучше, когда художник приносит в город весну! Под таким названием – «Предчувствие весны» – прошла однажды выставка Соколова в ульяновском Музее современного искусства.

С организацией друзья, конечно, помогают. С идеями – тоже. К примеру, сам по себе Соколов не стал бы «выпендриваться на весь город». Речь об акции, которую многие помнят: на улицах Ульяновска красовались огромные билборды с репродукциями картин Соколова. Как-то водитель даже в яму колесом попал, засмотревшись на одну из них. Но это уже частично к дорожному комитету вопрос.

ВЕРА СОКОЛОВА
«Для меня мой дом – не деревянная хибара, а живое существо, как и забор, и речка, там, вдали. Потому что во всем этом есть Бог».

«Вот встаю я утром, гляжу на себя: весь такой светлый «чижик». В глазах – радость и надежда на лучшее. А ведь кому за это спасибо сказать? Господу, конечно!».

«Бог в больших городах растворяется. То есть красота вся эта – растворяется. Жил я в Москве и в Нижнем. Да, денег вокруг много, только успей схватить. И соблазны кругом. А от всего этого – усталость смертельная. Карьера, скажешь? А кто сказал, что у меня – не карьера? И потом, только относительно недавно стал понимать, что без Красной Речки и Бога внутри не было бы у меня вообще ничего!».

«Думаешь, я не могу нарисовать один в один твой портрет? Да легко! А оно тебе надо? Проще сфотографироваться. Я, знаешь ли, такой «недоимпрессионист», что ли. Мне важно – как цвета на холсте легли, правильно ли? Я о том, что всему – свое место. Даже если «непохоже» или недостаточно «отшлифовано». Поверь, эти вот бугры застывшей краски. их не надо делать «правильными». потому что это – неправильно. Потому что изначально я рисовал это так, каким оно является от Бога. И перфекционизм здесь – лишнее. Но если ты посмотришь на картину подольше – ты поймешь, что я прав».

«Запомни, кистью любого художника (если он, конечно, художник, а не просто «умеющий рисовать») водит Бог. Все, что от художника требуется – сделать первый мазок. и прислушаться чутко-чутко. И рука сама раскрасит холст, как надо».