Театр-студия «Enfant-terrible» («Несносный ребенок» -в переводе с французского языка) отметил недавно свой 10-й день рождения.

Молодежный коллектив во главе с режиссером и художником, лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска» Дмитрием Аксеновым смело экспериментирует, не впадая в крайности авангарда, поднимает корневые вопросы бытия, отдавая предпочтение жанру притчи, пробуждает «чувства добрые» качественной драматургией и живой, лишенной штампов актерской игрой.
Несколько лет назад артистам пришлось самим засучив рукава выносить десятки тонн строительного мусора и ремонтировать переданное в пользование театра-студии помещение бывшего магазина «Свияга» на улице Минаева. Свое «гнездо» они «свили» в стиле лофт: первозданно-кирпичные стены с темными деревянными ставнями на окнах.

В уютном полумраке фойе нашли свои места выброшенные старые, времен СССР и более ранних эпох, мебель, книги, предметы декоративно-прикладного искусства. В буфете на покачивающемся на цепях столе можно самостоятельно налить себе чаю и заплатить за него столько, насколько ты щедр или платежеспособен.

Компактный зрительный зал никого не стесняет: граница между актерами и публикой на представлениях стирается, и они сливаются в единое целое. Здесь везде и во всем царствуют антигламур, атмосфера творчества и непринужденности. Театр начинается даже не с вешалки, а с порога.

И, переступив его, непременно встретишь «отца-основателя» «Enfant-terrible», его «домового», режиссера и сценографа Дмитрия Аксенова. Сегодня с ним беседует наш корреспондент.

– Дмитрий, расскажите кратко об итогах прошедших десяти долгих и в то же время так быстро промелькнувших лет.

– Театр жив и не оскудел творческими замыслами. Такое удается немногим независимым театрам. Мы ездим на фестивали, становимся лауреатами. В прошлом году, например, «Зимовье зверей» на Международном театральном фестивале «Коляда-plays» в Екатеринбурге был признан лучшим спектаклем для детей. У нас сложилось взаимопонимание со зрителями. Некоторые из них приходят смотреть один и тот же спектакль по несколько раз. К фестивалю «Александровский сад» добавился новый – фестиваль зрителей.

– Для зрителей, Вы хотели сказать?

– Нет, именно фестиваль зрителей. Он первый такой в мире. Когда мы выезжали в другие города, то слышали от зрителей, что они хотели бы увидеть другие наши постановки. Образовался круг друзей, которых мы пригласили в Ульяновск. Первый фестиваль зрителей прошел в марте. Мы приурочили его к 10-летию основания театра. Восстановили к нему самый первый свой спектакль «Трижды три» по пьесе Жака Жуе, как бы замкнув «пионерский» цикл своей творческой жизни: в десять лет детей в СССР принимали в пионеры. К нам приехали зрители из Краснодара, Екатеринбурга, Челябинска, Москвы, Заречного, Пензы.

– А какой из итогов десяти лет самый для Вас неожиданный?

– Это установление дружеских и даже сотворческих отношений… с жильцами дома, где живет и «Enfant-terrible». Сплошь и рядом мы видим примеры, когда театры, располагающиеся в жилых домах, выселяют из помещений под давлением жителей. А на наш юбилей они сделали нам подарок! Несколько человек, из числа живущих над нами, пришли на завершающее событие фестиваля в честь нашего десятилетия, преподнесли картину, игрушку-бегемотика и сочинили трогательный поздравительный текст.

– Главной темой для Вас по-прежнему остается Любовь?

– А ничего больше нет! Даже все «наши глупости и мелкие злодейства» – из-за Любви. Больше и жить-то не для чего и незачем. Да все вокруг про Любовь! Не про еду же ставить спектакли…

– Дайте определение предназначения Вашего театра.

– Он – для того, чтобы «ранить» душу. Нужно затронуть эмоциональную сферу, и только этим театр должен заниматься. Можно два часа хохотать, а потом забыть, из-за чего смеялся. Этим занимаются Петросян и другие юмористы. Но ты сам должен быть «раненым», тогда и других затронешь. У человека должна быть боль в душе… У Гребенщикова есть песня со словами: «Я ранен светлой стрелой, меня не излечишь. Я ранен в сердце, чего мне хотеть еще…». Благополучие – враг человека. От него душа жиром заплывает, становится нечувствительной.

– Театр органично вписался в стены помещения, которые были когда-то магазином. Его недостатки Вы обратили в достоинства. Однако нет желания стать «солиднее» – заштукатурить стены, покрасить их?..

– Это, кстати, профессия режиссера – превращать недостатки в достоинства. Мы это помещение сами нашли. И городские власти отдали нам его в безвозмездное пользование, за что мы им благодарны. Весь интерьер родился как целесообразность. И очень удачно. Зрителям здесь нравится. Это сопрягается со способом нашего существования: у нас театр-студия, где нет специальной обслуги, цехов. Мы все делаем сами. Интересно, что у Питера Брука похожий театр, хотя он знаменит на весь мир. Там такие же кирпичные стены. Я в свое время читал его книгу «Пустое пространство» с предисловием Льва Додина, который вспоминает, как будучи студентом оказался в этом театре, и было впечатление, что он то ли в состоянии ремонта, то ли сноса. Додин пишет, что в зале вместо кресел стояли ящики, колченогие стулья, автопокрышки, и на этом сидели зрители и смотрели «Гамлета». Ведь зачем люди идут в театр? За человечным, живым, доверительным разговором. И мы готовы беседовать с ними в этом духе.

– Какие пьесы для «бесед» сейчас в работе?

– Ставим кукольный спектакль по Борису Шергину, одному из самых любимых наших авторов. Это «Пинежский Пушкин». Почти 20 лет у меня зрел замысел! Думаю, что в наших стенах также прозвучит Слово и Чехова, и Шекспира, и других классиков. И, конечно, будет современная драматургия. Какая – пока секрет…

Беседовала Ирина Морозова