Часть первая. КАНУН.
3.
Видный деятель партии большевиков Иосиф Варейкис прибыл в Симбирск в конце мая. Местные жители поговаривали, что его направил сюда лично Владимир Ульянов, сын уважаемого директора народных училищ, брат того самого Александра Ульянова, который был казнен когда-то за покушеие на российского императора Александара Третьего…
– А тот Владимир учился в нашей гимназии, окончил ее с золотой медалью- – а сейчас каким-то странным образом стал главным во всей России…Представляете?
– Потому что он Зимний дворец в Питере захватил и царя оттуда выгнал, – судачили симбирские обыватели.
Но знающие люди поправляли:
– И совсем не так! Царь сам и дворец, и нас бросил, когда немец его к стенке припер! А энтот Ульянов договорился с германцами войну заканчивать. Штыки, говорят, в землю – и баста! Народам всем мир – а земля мужикам! Вот так дело-то было!
Обыватель слушал сплетни, ловил рыбу на Волге, подторговывал и подворовывал – а тем временем в тяжелых красно-кирпичных корпусах бывшего кадетского училища яростные и увлеченные революционеры уже творили новую историю… За толстенными стенами бесконечно заседали, спорили, курили и смотрели друг на друга ненавистными взглядами люди, намеренные вести народ и страну в какую-то новую заманчивую жизнь, где будет «…от каждого – по способностям – а каждому – по потребностям…»
– Ну , как же такое может быть? – недоумевали мужики, продающие на базаре зерно, кур и картошку. – Вот у нас в Бугурне шорник и кузнец ремеслом владеют, мастера можно сказать, всю деревню инструментом и сбруей снабжают…А Петька батрак то пьет, то дерется, то на поденщине …И ему что ли продукта такого же давать, как кузнецу и шорнику? Так что ли?
Но революционеры, засевшие от всяких предполагаемых неприятностей за охраной в неприступных кадетских корпусах такими мелкими вопросами не мучились. У них были другие, более существенные заботы…
Они делили власть. Бились за нее увлеченно и беспощадно..
К июню месяцу в Москве и Питере с противниками большевиков – левыми эсерами уже вроде бы уже было покончено – но тоже еще как-то не совсем. Не так-то просто было окончательно порвать со вчерашними соратниками по свержению старой власти. Много еще “левоэсеров” занимали видные начальственные посты в разных органах новых властей – особенно в провинции.
И с этим раздраем надо было заканчивать. Ибо еще и потому, что положение большевистской власти было в тот момент совсем непрочным…
Да, заключенное в марте замирение с Германией позволяло большевикам заняться отлучением своих политических противников от власти. Но ведь и внутренний враг не собирался сдаваться!
Вот почему большевики мобилизовали своих самых боеспособных однопартийцев – и рассыпали их по стране в самые тревожные места…
А к лету 1918 года Симбирск как раз и стал таким. В соседней Самаре собирали свои силы бывшие депутаты разогнанной Учредительного собрания; в недалекой Пензе обосновалось руководство до зубов вооруженного “чехословацкого корпуса”, которое решило не признавать власть большевиков…
Шутка ли – шестьдесят тысяч прекрасно вооруженного, мобильного, на десятках эшелонах растягнувшегося от Волги до Сибири войска?
В Поволжье был срочно создан Восточный фронт. Никого не смущало, что этот «фронт» был расположен в самой сердцевине страны.
… После дымного, грохочущего железом Екатеринослава, Симбирск удивил Варейкиса неспешностью, тишиной, пышностью своих садов и грачиным галдежом па рассвете.
Птичий гвалт начинался ни свет ни заря, мешал Варейкису выспаться.
Ложиться приходилось поздно: захлестывали дела. Надо было налаживать советский порядок, готовить город и губернию к обороне.
Иосифу Михайловичу, привыкшему быть в рабочей гуще, в первые дни жилось в Симбирске одиноко. Размышления его были невеселые:промышленность в городе хилая; костяк рабочего класса — текстильщики. Суконных фабрик много, но они разбросаны по уездам. А в губернском центре в уютных особняках, блестевших среди кудрявой зелени яркими железными крышами, всякого подозрительного элемента — отставных чиновников, бывших купчиков, ростовщиков, отставного царского офицерья — предостаточно. «Конечно, не все сплошь контра – но и союзниками не назовешь. Неизвестно сколько злых прищуренных глаз следит за мной в щели плотных заборов, сколько пальцев потянется к спусковым крючкам…»-
Такие мысли рождали бессонницу. На работу наваливалась нервозность, раздражение, нетерпение.
– Ну что вы все пропаганду жуете? – гневался Варейкис на партийного активиста Прыткова. – Что вы все на агитацию давите? У нас в организации более двух сотен партийцев – а они в реальной схватке что делать будут? Языком балаболить? Военному делу обучаться- срочно! Сроч-но! Тех, кто три раза подряд пропустит занятия_ из партии гнать! Нам балласт не нужен, нам нужны стойкие бойцы!
По предложению Варейкиса было организовано обучение всех коммунистов военному делу. На плацу бывшего кадетского корпуса учились ползать по-пластунски, ходить в атаку, врукопашную. За городом, среди покрытых свеженькой травкой бyгров, организовали стрельбище: там стрекотали короткие пулеметные очереди, рвали воздух гранаты. Каждый час был дорог.
Особенно тревожные вести пришли в Симбирск в июне. Белочехи захватили Сызрань. Всего сто тридцать верст до Симбирска! Губернию объявили на военном положении. На помощь Самаре, отчаянно сражавшейся с белогвардейцами, отправили объединенный отряд симбирских коммунистов и красногвардейцев-текстильщиков, пулеметную команду.
Враг наступал. Белогвардейцев и чехов удалось остановить уже на территории губернии, под селом Новодевичьим. Можно сказать, под боком у Симбирска.
В Симбирске объявили осадное положение. По булыжнику грохотали пушки. Разрозненные рабочие отряды объединялись в Симбирскую группу войск. На повестке дня партийных ячеек повсеместно стоял один вопрос: военное положение и задача членов большевистской партии.
Иосиф Михайлович был крут и беспощаден. Компромиссов не признавал, опыт борьбы со всякого рода «оппортунистами» у него был большой. На общегородском партийном собрании высказаолся кратко:
– Немедленно направить в штаб командующего Симбирской группой войск и в губернский военный комиссариат членов большевистской фракции губисполкома с правом пресекать всякого рода сомнения и нерешительность ! Думаю, в первую очередь надо провести чистку антиреволюционного подполья. Уверен, что оно в городе существует!!
Главарей удалось взять, списки участников тоже. Казалось, мышеловка захлопнулась, никуда врагу не деться. Но не раз чекисты оставались с пустыми руками: кем-то вовремя предупрежденные, исчезали, уходили тайными тропами по необъятной, заросшей тальником и осокорями волжской пойме заговорщики. Значит, затаился враг, ждет своего часа.
Многие коммунисты нервничали, хотя виду не подавали. Варейкис, уже познавший не раз в разных местах и радость побед, и горечь поражения, чувствовал — буря близится. За свою жизнь не опасался, годы революционной работы приучили к грустной мысли: оборваться бытие может в любой час. Но все же председателя губкома обстановка угнетала.
Иногда по ночам Иосиф вдруг просыпался от мучительного сновидения. Мучил один и тот же сон: он, ставший опять десятилетним пацаном, бежит среди громадных, под самый потолок сложенных пачек бумаги и картона. Нарезанные большими листами, аккуратно сложенные, они заполняют какой-то громадный склад с ребристым металлическим полом. Мальчику Иосифу надо выйти из склада, выйти срочно, он ищет дверь, блуждает среди бумажных лабиринтов. Он знает, что склад вот-вот запрут — кто? зачем? — и надо успеть! Запрут — и останешься здесь навеки, и умрешь — а гигантским бумажным столбам нет числа! Иосиф бежит, бежит, бежит но бесконечны узкие коридоры, нет конца гулкому пространству склада, нет выхода. Быстрей! Где-то под крышей помещения рождается металлический гул — крепнет, нарастает, гонится по пятам. Мальчик задевает на повороте высоченный бумажный столб, тот наклоняется, падает — и лавина белых листов валится на ошалевшего от ужаса мальчишку. И последнее, что ощущает Иосиф, — это непередаваемый запах казеинового клея, заполняющий пространство, хватающий за горло, не дающий вздохнуть…
Просыпался, вздергивал голову — тишина за окнами, шелест листьев.
В жизни Иосифа Михайловича, как говаривал он сам, «острых ситуаций хватало». Но почему в последнее время часто снилось ему именно это — бумажный склад без дверей, жуткий грохот по пятам, ужас безвыходности? Уж не в том ли причина, что с каждым днем положение в Симбирске становилось все тревожнее и тревожнее?
(Продолжение следует).