Рубеж

 

Из многих на Руси делами славных мест,

Овеянных преданьем, благолепьем,

К Симбирску был особый интерес

У Пушкина:

Здесь древний русский лес

Граничил с азиатской степью.

 

Из марева её как волны шли и шли

Густые толпы меднолицых гуннов,

Сметая всё с поверхности земли

Тяжёлой поступью народов юных.

 

Им были ненавистны города.

Их возбуждали кровь и трупный запах.

Аттила – Божий Бич! Его орда

Едва в небытие не превратила Запад.

 

И  к нам из века в век насилье из степи

Шло, сея и раздоры, и измены.

И, как волков, на Русь спускал с цепи

Батыга – хан  кровавые тумены.

 

Как знать, что мыслил, вглядываясь в даль,

Поэт, гуляя на Венце подолгу.

И Грозного царя России дар,

Внизу играла  с островами Волга.

 

 

                                                Русский святой Пушкин

 

В своё время Гете вопрошал: «Что свято?» И отвечал: «Свято то, что объединяет много душ». Вдумаемся в эти слова. То, что объединяет много душ, является святым. Не то же самое для России и Пушкин? Он объединяет не только души, но и поколения, потому что он первый заговорил «самостоятельным и сознательным русским языком» (Ф.Достоевский). И, пожалуй, гораздо больше, чем историкам, мы обязаны Пушкину обретением исторической памяти. Наш гений охватил весь путь России до ее последнего шага, простерся до той тьмы, которая неизбежно поглотит всех и вся. И в этом смысле Пушкин – Святой земли русской.

Державное значение Пушкина хорошо сознают, нет, не наша интеллигенция, а неприятели России. Они очень хорошо понимают, что экономический, политический хаос в России еще не означает ее конца, им нужно подорвать нравственную основу самого народа, сделать немыслимым его существование как цельного организма.

Иногда приходит в голову страшная мысль: а что если России как государства не станет, и народ ее рассеется по лику земли? Что тогда?.. Евреи и армяне сохранились как народы, потому что не утратили свои священные книги, откуда черпали духовные силы для выживания. И не только сохранились, но и забрали в руки такую силу, особенно первые, что почти все человечество у них в долгах, по части толерантности.

Так что же мы с собой возьмем, если такое случится в России? Конечно, Пушкина, ибо в нем – язык наш и память наша.

В детские и юношеские годы он был свидетелем титанической борьбы, которую вела Россия с нашествием «двунадесяти языков». И в наши дни как нельзя более ко времени и месту звучат его «Клеветникам России», «Перед гробницею святой», «Бородинская годовщина», когда Запад уже несколько лет ведет войну против православия и славянства объединенными силами всей Европы и США.

Вы грозны на словах –

попробуйте на деле!

Иль старый богатырь,

покойный на постели,

Не в силах завинтить

свой измаильский штык?

Иль русского царя

еще бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

 

Жаль только, что живем мы сейчас «без царя в голове», большей частью по собственной вине, и толком не знаем, где наши выгоды. Но время отрезвления и принятия решений уже властно стучится в дверь.

Пушкин дружил со многими декабристами, но не принимал идею насильственного свержения власти. По своим убеждениям он был традиционалистом и монархистом. «Только по смерти Пушкина обнаружились его истинные отношения к государю и тайны двух его лучших сочинений. Никому не говорил он при жизни о чувствах, его наполнявших, и поступил умно… Чрез то святыня высокого чувства была сохранена». (Н.Гоголь. «О лиризме, наших поэтов»). Назовем эти стихотворения: «С Гомером долго ты беседовал один…» и «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю…»). В.А.Жуковский в письме отцу поэта привел последние слова Пушкина о государе: «Скажи, что мне жаль умереть; был бы весь его». Послереволюционные литературоведы постарались скрыть или интерпретировать в нужном им духе эти факты, но они существуют, и от них не уйти. В стихотворении «Андрей Шенье» он определенно выражает свое отношение к революции:

 

Где вольность и закон? Над нами

Единый властвует топор.

Мы свергнули царей.

Убийцу с палачами

Избрали мы в цари. О ужас!

      О позор!

 

Скажут, что Пушкин воспевал свободу. Но какую?.. Свобода для поэта не была буржуазным лозунгом, начертанным на знамени французской революции 1789 года, он стремился к воле, а это уже совсем другое понятие, которое могло сформироваться только в России. Воля – это покой, это – устойчивое согласие между душой и внешним миром. «На свете счастья нет, но есть покой и воля…»

Понимает ли Пушкина русская интеллигенция, задумывалась ли над его истинным содержанием и значением? Сомневаюсь. А вот покопаться в грязном белье поэта норовят многие. Странный вопрос мне задала одна студентка не так давно: «А вы знаете, сколько любовниц было у Пушкина?..» Я, естественно, не знал. «Двенадцать!» – сказала юная любительница русской поэзии. Оказывается, она обогатилась этими, достойными сожаления, знаниями на литературном вечере, посвященном памяти поэта.

Пушкиноведам не дает покоя вопрос о камер-юнкерстве Пушкина. Действительно, ему было присвоено это придворное звание, которое поэт счел неприличным по «его летам», хотя ему было едва за тридцать, в наши дни капитанский возраст. Так что такое камер-юнкер? Обер-лакей?.. Ответственный за дымоходы в Аничковом дворце?.. Послушаем на этот счет Л.Толстого: «Князь Василий устроил для него (Пьера Безухова. – Н.П.) назначение в камер-юнкеры, что равнялось чину статского советника» («Война и мир», I том, часть III, второй абзац).

По табели о рангах это соответствовало чину полковника, возможно, даже выше. Напомним, что все русские самодержцы, включая женщин, были только полковниками, так что с этой стороны обижаться за Пушкина вроде бы не стоит.

Было другое – обязанность облачаться в мундир, бывать на балах, представляться августейшим особам по случаю их тезоименитств. Для Пушкина это было, по временам, докучным занятием. Он мечтал и грезил о другом:

Иные, лучшие, мне дороги права;

Иная, лучшая, потребна мне свобода:

Зависеть от царя, зависеть от народа –

Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому

Отчета не давать, себе лишь самому      

                        Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести,  ни помыслов, ни шеи…

… Вот счастье! Вот права..

(«Из Пиндемонти»)

 

Многие ли современные литераторы живут согласно этому пушкинскому завету? Увы, нет. Многие из нас гнут совесть, помыслы и шею, заискивают перед сильными мира сего и обывательским мнением толпы. Светлый родник русской литературы замутили и закопытили окололитературные бесы определенных цветов и оттенков. Появились ловкачи, которые на русскоязычном наречии стали утверждать идеи, противные мирообразующим ценностям русского народа, и преуспели в этом. Вклад писателей одесско-бердичевской литературной школы в дело разрушения России весьма весом. Наша интеллигенция в значительной мере их усилиями обыдлена и утратила гражданскую ответственность перед обществом. Всечеловечность была подменена космополитизмом, а вкусами стала править пошлость.

И еще одно существенное замечание. Русская литература всегда была учительной и ответственной. Она всегда учила, воспитывала, наставляла человека в духе истинных ценностей: добра, любви к ближнему, бессребреничества, стремления к всечеловеческому идеалу – Христу, любви к Отечеству. С другой стороны, наши поэты всегда отвечали своими судьбами и жизнями за право быть пророками в своем Отечестве. И первым был Пушкин:

И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь,

и внемли,

Исполнись волею моей,

И обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

 

 

             

                Судьба России

 

                                    Александру Никонову

 

Не тяготит мне душу ремесло

Поэзии, хотя я понимаю,

Что всех поэтов русских унесло…

Я опоздал. И взглядом провожаю

Кибитку с Пушкиным, она уже далече,

В созвездье Лиры. Вьётся Млечный след.

Поток времён бесстрастен, бесконечен.

И мне не повторить твой путь, поэт!

 

Где утро русское, воспетое тобой?

Державы полдень минул. Скоро вечер.

А там уж близко сумерки России.

Жаль не дано тебе повелевать судьбой.

Но гений твой коснулся крайней тьмы,

Пред коей все пути кончаются земные,

Где души проданы, ослеплены умы…

 

Какая грусть поэтом быть заката

Страны и унижения святынь!

Следы необратимого распада

Видны на всём, куда свой взгляд ни кинь.

Давным-давно мы тлеем — не горим.

И жаркие мечты о вольности чуть живы.

Иссякли благородные порывы.

Мы слову чести верность не храним.

 

В нас пушкинского так ничтожно мало.

Он был от солнца, мы — от полутьмы.

Наш порох отсырел, и нет запала,

И цели нет, куда б стремились мы.

Но Пушкин с нами. На исток дорог

Он возвращает Русь в пророческом прозрении.

Пока с народом здравый смысл и Бог,

То есть всегда надежда на Спасение.

 

 

Николай Алексеевич Полотнянко родился 30 мая 1943 года в Алтайском крае. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького.

Николай Алексеевич является автором романов: «Государев наместник»,  «Атаман всея гулевой Руси», «Клад Емельяна Пугачева», «Жертва сладости немецкой», «Бесстыжий остров», «Загон для отверженных», «Минувшего лепет и шелест», «Счастлив посмертно», «Бумажные кораблики», комедии «Симбирский греховодник»,

а также поэтических сборников: «Братина» (1977), «Просёлок» (1982), «Круги земные» (1989), «Журавлиный оклик» (2008), «Русское зарево» (2011) «Бунт совести» (2015), «Судьба России» (2016), «Как хорошо, что жизнь прошла» (2017), «Прекрасная Дама»(2017) и других.

С 2006 года – основатель и главный редактор журнала «Литературный Ульяновск».

В 2008 году Николай Полотнянко  награждён Всероссийской литературной премией имени И.А. Гончарова, в 2011 году – Почётной медалью имени Н.М. Карамзина, в 2014 году – орденом Достоевского 1-й степени, в 2015 – премией Н.Н. Благова и премией сетевого журнала «Камертон».