Ведущий клуба-Жан Миндубаев.

Гость клуба- Анатолий Гребнев.

От ведущего.

Как известно, в начале февраля состоялось вручение поэтической премии имени Николая Благова. Лауреатами стали поэты Анатолий Гребнев (Пермь) за сборник избранных стихотворений и поэм «Сильнее и жизни, и смерти», Александра Белова (Димитровград) за сборник стихотворений «Навсегда мне Россия дана» и Екатерина Огарева (Пенза) за стихотворный сборник «Стежки и стёжки».

Мне захотелось  впервые за время существования  премии   опубликовать  стихи  лауреатов. Побудительный мотив был таков:   отмеченные  премией   авторы   как бы являются первоклассными  творцами – но  пусть читатель сам  оценит качество  их  поэзии, пусть выскажет свое мнение…

Публикацию начинаем со стихов Анатолия Гребнева.  В следующую  субботу опубликуем – стихи Алесандры Беловой. А там .возможно ,дойдет очередь и до поэтессы из Пензы…

Жан Миндубаев.

****

Анатолий Гребнев.

Русская песня

В. К.

Помнишь, друг, как в родимом краю

Запевали застольем, бывало?

Подтяни мне. А я – запою,

Как в родимом краю запевали.

Ты подтянешь, А я – разойдусь,

Подголоском рванусь, замирая,

– Чтоб живая услышалась Русь

В этой песне из нашего края!

Чтоб ударила крепче вина

Буйной удалью, чёрной кручиной.

Нам, как матерь, – навеки она –

С колыбели до часа кончины.

И душа перед ней не вольна –

Вместе с песней далёко уходит…

И слезой закипает со дна,

И любовью, и мукой исходит..

Здравствуй, родина!

Здравствуй, родина! В звоне метельном

Или в шуме летящей листвы

С вятским чоканьем чудо-Котельнич –

Град районный, ровесник Москвы.

От перрона опять по порядку,

Только брызнет, искря, гололёд:

Слева – в прятки играется Вятка,

Справа – поле за полем пойдёт.

Разбегутся дорожные знаки

От смертельного свиста колёс.

И в пространстве летящего мрака –

Ощущение белых берёз!

Глянешь соколом, плечи расправишь –

Что нам в жизни-то надо, мой друг?

Наша родина, слева и справа,

И  распева родимого звук!

Но уже впереди – ты запомни! –

Золотое свеченье взошло.

Это брезжит моё Чистополье –

В чистом поле родное село…

Возвращение.

Не всё летать-свистать по белу свету,

Повороти к родному сельсовету.

Ведь лучшее лекарство от тоски –

Дохнуть дымком отеческой сторонки,

Деревни попроведать – Жаворонки

Иль, скажем, Подволочную, Гвоздки.

В медвежьих дебрях их не всяк приметит,

Но, словно возле солнышка планеты,

Рассыпались они вокруг села.

У нас в округе этих деревушек –

Как у хорошей девушки частушек, –

И в каждую дороженька пошла.

И чуть не в каждой – воротить бы юность! –

Не сох ты на гулянках, пригорюнясь,

– Рвалась гармонь на правое плечо.

Забудешь ли те первые вечёрки,

Всю в лепестках черёмухи девчонку…

И посегодня сердцу горячо…

! И потому – кому другому долог,

Ну, а тебе любой не страшен волок:

Семь вёрст – не крюк по стороне родно!

Но председатель говорит колхозный:

– Окстись, дружок! Проснулся ты, да поздно.

Из деревень тех нету ни одной.

Всего-то их осталось три-четыре.

Кто – вот как ты же, в городской квартире,

А кто – в селе. И что там ни пиши,

Тут волком взвоешь, коль не посторонний,

Как будто бомбой ахнули нейтронной:

Дома стоят, народу – ни души…

Ну, что ж не скажешь, грамотен и боек?

В масштабе, мол, великих новостроек

, Что за печаль – какие-то Гвоздки.

Но ты не чужд ещё земле родимой,

И боль беды, беды непоправимой,

И боль вины Берёт тебя в тиски.

***

В деревне ночью…

Родное всё до одуренья!

Но как по кладбищу идёшь.

У телевизоров деревня

Московский смотрит охмурёж.

Луна блуждает в полумраке.

Могильно улицы тихи.

Молчат, как мёртвые собаки,

И не горланят петухи.

Со всех сторон обняв округу,

Затихли чуткие леса.

Зайти бы, что ли, в гости к другу,

Да не зайдёшь, мой друг спился.

…В полупогашенных окошках

Мерцает дьявольский огонь.

И не слыхать живой гармошки.

Любил мой друг играть в гармонь.

Да что теперь! И мы не вечны.

Но смерть легка в родном краю.

Приду домой. Затеплю свечку

И поминальную налью. \

Самоидентификация.

 Вятским рос ты или пермским,

Брянским иль сибиряком –

При мышлении имперском

Остаёшься русаком.

Но в славянском океане

Потерялся русский след:

Есть в России россияне.

Россияне. Русских нет.

Слово «русский» под запретом.

Не с кем душу отвести!

Русский я. Я буду третьим.

Где двоих ещё найти?

Памятники.

Гранит и бронза, гипс и мрамор —

Не прихоть памяти людской.

В живом порыве гений замер —

И время замерло с тоской.

В руке Господней не старея,

Не признавая счёт веков,

Порой подшучивает время

Над суетой временщиков.

Всем верноподданным — спасибо!

Вновь обретя державный сан,

В Иркутске внемлет звон Транссиба

Царь русский — Третий Александр!

Был строй, казалось, неизменен.

Проходят годы — не века, —

И сумрачно взирает Ленин

На адмирала Колчака!

***

 

 Фронтовик.

И соседи давно уж не рад -:

Снова сдвинулся Ванька, дурит:

Он костёр разжигает в ограде

И кричит: «Севастополь горит!»

Урезонивать Ваньку без толку,

В этот час его лучше не тронь.

В белый свет он палит из двустволки

И орёт: «Батарея, огонь!»

Он крушит что попало, неистов,

По команде: «В атаку! Вперёд!»

– Разобьёт подчистую фашистов,

\ Севастополь России вернёт…

Успокоится, Баньку истопит.

Но друзей вспоминая, твердит:

«Севастополь родной, Севастополь…

Слышишь, друг, – Севастополь горит!»

Где та удаль…

Где ж та удаль, что шла, подбоченясь,

Где ж те песни, что чудились мне?

Почему, как последний лишенец,

Прохожу я по отчей земле?

Почему на земле этой древней

Торжествует по-прежнему зло?

 

Так же грабят и гробят деревню,

Так же грабят и гробят село!

Те же древние страхи и страсти –

Как бы завтра вконец не пропасть.

Так же рвут горлопаны на части

Трижды клятую пахарем власть.

Об утратах почти не жалея,

Постою у старинной межи.

Ничего нет на свете милее

Безыдейного шелеста ржи!

 

 

 Моление Даниила Заточника.

А ты, как пальцы не топырь,

Не сыщешь слов, как выстрел, точных:

– Не потка в потках нетопырь –

Ах, брат мой, Даниил Заточник!

Так и послышалась из тьмы

Веков живая перекличка —

Ведь поткой в детстве звали мы

Любую маленькую птичку. …

Скажу, к Молению склоняясь:

Все Даниил в пределах старых –

Не бережёт холопов князь,

И волчья сыть в его боярах.

Одно и то же каждый день

Увидишь ты везде и всюду:

Богатства блуд и похабень,

И честь, подверженная блуду…

Я дружно с потками живу.

Теперь уже без обезлички

Я поток ласково зову:

Снегирь, воробышки, синички.

Они расклёвывают грусть

Моей семейной крупорушки.

– Эй, налетайте! – я смеюсь

От нищих есть кой-что в кормушке…

В деревне.

В России царствует разруха,

И к ней привычная давно,

Как Богородица, старуха

Глядит в забытое окно.

В старинных стенах прокопчённых,

Уже давным-давно одна,

Она детей своих учёных

Перебирает имена.

Ты встретишь взглядом Лик иконный

И оправдаешься с тоской:

Не прирастает старый корень

На почве новой, городской.

Но ты приехал, не за тем ли,

Чтобы понять, как дальше жить?

Хмель  так обвил Телеантенну,

Как будто хочет задушить!

 Поселение.

Не село, а поселение,

Не народ, а население.

И зовут нас – ну, не грустно ли? –

Россияне, а не русские.

Деревеньки все повымерли.

Помню каждую по имени.

И от колоса до колоса

Не слыхать на поле голоса.

Там веселые, с иголочки –

Самосевом сосны, ёлочки.

Эх, гармошка красномехая!

Раньше шло-брело да ехало.

Но опять на те же грабли мы –

И раздеты, и ограблены.

И под вздохи наши тяжкие

Самогонка льётся с бражкою.

И уходит население

В небеса на поселение.

 

 

 Жнивье.

Жёлтый блеск молодого жнивья

Посреди августовского поля.

Русь, Россия, Отрада моя,

Небывалая песня и доля!

Только ветер твой мерил простор,

Где сливается с небом дорога.

И в груди не проходит восторг,

Не стихают любовь и тревога.

Это, видно, осталось в крови

От славянских задебренных былей –

Чтоб мы помнили земли свои,

Берегли, устрояли, любили.

Чтоб на самой последней меже,

Перед взглядом родного простора,

Совестливой сыновней душе

Не услышать глухого укора.

 О Сибири.

Слава Богу, пособили

Мне товарищи-друзья:

Тосковал я по Сибири –

Вот опять в Сибири я!

Вот опять гляжу с восторгом:

На полсвета – благодать! –

Богатырские просторы.

Люди статью им под стать.

Забредёшь с равнины в горы –

И не диво в том краю

Повстречать не Святогора,

Не Добрыню, так Илью!

Братцы, главное не омуль,

Не разлитое по всей –

Дома ль ты или не дома ль,

Если ты среди друзей?!

Если так по-русски щедро –

Этим чувством дорожи! –

Для тебя открыты недра

С чистым золотом души ..

Я открытость эту чую,

Я найду приют везде – В Балаганске заночую

Или где-то в Усть-Уде.

Всласть им здесь пилось и елось,

И жилось по всем статьям,

Так чего ж тут не сиделось

Нашим будущим вождям?

Говорю судьбе – спасибо!

Есть, душою широки,

Эти люди без прогиба –

Казаки-сибиряки.

С ними духом воспарю я,

Я с орлами – сам орёл,

Будто родину вторую

Неожиданно обрёл.

Мне оскомину не сбили

Заповедные края.

Я тоскую по Сибири –

Хоть ещё в Сибири я!

Синайский воробей.

Пожалуй, он нигде не оплошает,

До слёз родной проныра – хоть убей! –

Смотрю, как сладко финики вкушает

На финиковой пальме воробей.

Наверняка по-русски разумея,

Чирикая, он сел на пляжный тент. –

Да ты не из России ли, земеля?

Или с двойным гражданством, диссидент?

Спасибо, ты мне Родину напомнил!

Пускай она отсюда не видна,

Хочу я, чтоб и ты душою понял:

У нас от Бога Родина одна.

Здесь нет зимы. Да там твои собратья –

Их греет и в мороз родимый дым!

Могу тебя на Родину забрать я?

– Давай-ка завтра вместе полетим!

 Метельный вальс.

Не ангелы в душу слетели,

Не к Богу душа поднялась –

Щемящим порывом метели

Ударил свиридовский вальс!

И боль, и мольба, и рыданье,

И ропот смертельных разлук –

В такие пределы страданья

Уносит божественный звук!

И сам я не знаю, куда я

В метельном круженье лечу –

К могилам родным припадаю,

Обнять всех живущих хочу.

Как искры, в сплошной круговерти

Проносятся мысли во мне

О собственной жизни и смерти,

О собственной горькой вине.

Бушует вселенская вьюга,

Сливаются в хор голоса…

Плечом я почувствую друга,

Очнусь И открою глаза.

Увижу – стакан мой не допит.

Мы с другом в застолье одни.

И шепчет услужливый опыт,

Что лучшие прожиты дни.