Жан Миндубаев.
Симбирский дневник.
(Сермяжная повесть)
..Глава четвертая .
Ветхая шубенка и «бдительная» бабенка.
1.
«Руководящий и карающий орган КПСС» – или проще – её областной комитет располагался в 1970 году в самом внушительном здании Ульяновска на площади Ленина. Она представляла собой большое продуваемое всеми волжскими ветрами пространство на самом краешке которого спиной к крутому волжскому спуску стоял в раздутом ветром бронзовом пальто «вождь всемирного пролетариата» товарищ Ленин…
Итак, здесь находился обком КПСС. А неподалёку от этого величия на улице Гончарова в небольшом здании бывшего доходного дома какого-то старозаветного симбирского купчика располагался (если так можно выразиться) «карающий кнут» обкома – «орган ОК КПСС» — или иначе: областная газета «Ульяновская правда» со всеми особенностями, гнусностями и глупостями «партийной» прессы тех времён…
Безграмотность, убожество и примитивизм этого издания проявлены были уже в самом названии газеты. Ну, подумайте: «Ульяновская правда». Что это за фрукт – правда с ульяновской пропиской? Дураку понятно, что правда – как моральная категория – не может иметь никаких «адресных привязанностей к географии: она или правда – или это «не правда». То бишь ложь.
А тут, видите ли, «Ульяновская правда».
Что это за «правда», откуда взялась такая «криптограмма»?
А всё дело в элементарной безграмотности властей и журналистов.
Это дурацкое словосочетание появилось ведь от того, что некоторые местные издания (в Тамбове, в Рязани – и так далее) – решили «уважить» главную, руководящую и организующую газету страны – орган ЦК КПСС газеты «Правда»: «Ну, мол и у нас тоже будет своя «Правда».
И бог бы с этими названиями! Но уж тогда обозначьте себя грамотно: «Ульяновская «Правда», «Тамбовская… Пензенская… Тьмутараканская…» Но уж обязательно в кавычках: «Правда»…
Тогда и моих претензий не было бы!
Впрочем, местные журналюги свою безграмотность не замечали…
2.
…В той «Ульяновской правде» и предстояло мне встать на партийный учёт.
К большому моему несчастью – как скоро уже выяснится .
Но в марте 1970 года я этого и предполагать не мог. И вот чем это обернулось почти сразу…
Смешно, горько, и нелепо вспоминать: собкору газеты «Известия» прибывшему на работу в Ульяновск в китайской меховой шубёнке понадобилось ее по причине потёртости чем -нибудь покрыть.
Ну и что- казалось бы- за проблема ? Купи ткань, загляни к портным – и всё!
О, если б знали вы все прелести советской «бытовки»!
Целых два дня потратил я на то, чтобы обойти ульяновские магазины, торгующие тканями – так называемой «плащёвки» не было и в помине! Нигде! Ни в одном магазине!
Но в одном из них мне подсказали, что она, эта несчастная «плащёвка» вроде бы есть в Ишеевке, в районном центре. Я рванул туда. И о — чудо! – ткань была. Не такого цвета, как мне хотелось бы – песочного или светло-коричневого оттенка – а ядовито-зелёного. Но – была же!
И, прикупив её, я ринулся искать пошивочную мастерскую, где более-менее толковый закройщик мог бы «переодеть» мою одёжку…
Да уж, да уж… Сильно, очень сильно крепко было пришиблено и съёжено «пошивочное ремесло» «на родине Ильича». В одном, втором, третьем и четвёртом «Ателье» мне отвечали одно и то же: «Очередь большая , в починку не берём!»
Я униженно просил мне посодействовать, уверял, что мне непременно нужна теплая китайская шуба в новом обличье, что я еду в командировку в Мурманск – но все мольбы мои были зряшными! И только в одном из далёких районов Засвияжья закройщик сжалился: «Давайте уж сделаю вне очереди! Как журналисту!»
И ведь получил я через два дня свою одежонку – в зелёно-ядовитой шкурке, непрезентабельную- но вполне годную для скитания в далеких от Ульяновская северах… И так был благодарен закройщику что преподнес ему — кроме платы в кассу швейного заведения — бутылку шампанского. Закройщик смущался, от подарка отпирался — но бутылку принял …
Увидевший меня в обновленной шубе собкор газеты «Сельская жизнь» Аркадий Глазков оценил мастерство закройщика так:
- В ней ты за председателя колхоза вполне сойдешь.. Закройщик-то наверное до тебя огородные пугала обшивал?
Однако китайская овчина была тепла и уютна. Около месяца в северных широтах мой крытый дефицитной «плащевкой» шубняк радовал меня– морозы Мурманска и Архангельска были ему нипочём –и я готов был целовать свое обновленное одеяние… Я в ней проколесил по тундре, побывал на Соловках.
И даже предполагать не мог что вернувшись в Ульяновск сильно пожалею о том, что таскал шубейку на ремонт …
3.
Тот день мне запомнился навсегда.
В гостиничном номере затрещал телефон. Взяв трубку я узнал, что в газете «Ульяновская правда» назначено партийное собрание на которое мне надлежит явиться…
Как тепло в тот день светило солнце! Как радостно галдели грачи на старых тополях ! Как приятно было шагать по оживающему солнечному Ульяновску!
Я еще не знал, что меня ждет в этот солнечный день…
Это «приглашение к собранию» никаких особых чувств во мне не пробудило: ну обычное дело, оповещают «состоящих на учёте» членов КПСС. Поэтому и явился – насколько помнится к 16.00 в эту самую редакцию…
Всё шло «по колее» — какие вопросы «стояли на повестке дня» уже не помню, все просто сидели, слушали, голосовали, поглядывая на часы – поскорее бы завершилась эта тягомотина.
И вот вроде всё – «повестка исчерпана».
Всё?
Уже заскрипели стулья, уже зашевелился народ к выходу. Но поднялась вдруг со своего места заведующая отдела писем товарищ Фаина Вайнерман. Неторопливым, уверенным шагом она подошла к «столу президиума» и объявила:
- Прошу вас, товарищи, не расходиться. Мы должны обсудить ситуацию, которую нельзя оставить без внимания…
- Что еще за ситуация? – недовольно проворчал кто-то. – Что произошло, Фаина Семёновна?
Товарищ Вайнерман торжествующим взглядом обвела зал. Помолчала значительно. И изрекла:
- Вы все знаете, что в нашей области появился собственный корреспондент «Известий» Жан Миндубаев. Журналист неплохой, мы читаем его публикации, в которых он ставит проблемы нравственности, критикует тех, кто нарушает кодекс строителя коммунизма, — критикует их… Но как ведёт лично себя товарищ Миндубаев? Вот факт, о котором сообщает наша читательница в своё письме; читаю:
«Используя своё служебное положение, самоуверенно и грубо нарушая заповеди ответственного коммуниста – ленинца собственный корреспондент правительственной газеты «Известия» произвёл в Ателье «Работница» вне очереди пошив своей шубы. Это стало возможным путём взятки закройщику Семёнову в виде бутылки шампанского вина и коробки конфет.
Возмущенный коллектив работников ателье требует общественного разбирательства этой ситуации и наказания журналиста Миндубаева, запятнавшего себя недостойным коммуниста поступком».
Закончив чтение этого обвинительного акта – сочинённого, конечно же при ее содействии, завотделом писем товарищ Вайнерман положила письмо на стол председателя собрания.
И добавила горестно и печально вздохнув:
- Я лично полагаю, что поступок товарища Миндубаева будет нами осуждён в соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма!
Моя разоблачительница отправилась на своё место. Ошалевший председатель поднапрягся:
- Есть желающие что-то добавить?
Повисла тишина. Желающих « добавить» не нашлось; предложений тоже не было. Молчание затягивалось; председатель перебирал какие-то бумажки на столе. Товарищ Вайнерман о чём-то отвлечённо шепталась с закадычной подружкой Лилей Бару…
Выйдя из оцепенения я поднялся. Председательствующий оживился:
— Хотите что-то сказать, Жан Бареевич? Мы дадим вам слово, подождите.!
Терпеть этот балаган я не смог — покинул это сборище вурдалаков…
В коридоре меня догнал заместитель редактора Игорь Хрусталёв – спокойный человек с умным взглядом:
В своем небольшом кабинетике на втором этаже Игорь Антонинович задымил сигаретой, помолчал. Затем произнёс:
- Противно ведь, а? Ну ,сука же!
Я с ним согласился. Игорь достал из стола бутылку, разлил…Мы выпили. Нам полегчало.
Игорь Хрусталев учился как и я в Казанском университете. После учебы до переезда в Ульяновск он работал в Тамбовском управлении КГБ СССР. Может потому он хорошо знал чем отличается бдительность от подлости?
Все этим и завершилось. Но мог ли я предполагать в тот день, что ровно через пятнадцать лет товарищ Вайнерман во главе некой комиссии станет снова изучать мою «аморальность»?
( Продолжение следует).