Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.

«АТАМАН» ДИМАН.
Рассказ.

Как грустны, как неприютны российские пространства в позднюю осень! Серое низкое небо, серые низкие тучи, серые косые заборы серый ленивый дождик… Они словно раздумывают вместе с тобой: а надо ли еще и мочить эту уже основательную, проникающую до костей грусть? А к ночи еще и ветер начинает постанывать за окнами старенькой избы – и тогда уж совсем тяжкими становятся эти последние вечера в опустевшем хуторке на опушке леса…

А вот этот звук – как будто где-то в одной из дальних деревень кто-то слегка тронул колокол? Глуховатый протяжный звук – откуда он? А это ветер раскачал висящий на яблоне старый медный поднос… Его подарил мне хулиганистый подросток Димка…

И вспоминаются под эти звуки осени лица и события летних дней – и как будто приходит ко мне в гости в такие вечера парнишка с которым довелось познакомиться – и даже как бы подружиться в поселке Затон…

..Поселок лежит на берегу волжского залива. Леса здесь грибные, воды светлые – а местные мужики беспечно-хмельны. Хмельны потому, что перегородив сетями залив и выцеживая рыбу, всегда имеют и бутылку, и закуску… А бабы здесь возятся на огородах – или у телевизоров сидят – такая там , в этих теликах жизнь красивая и заманчивая!!!

Только одна Любка -почтальонша все время чем-то недовольна – хотя с зарплатой сидит – и мужик у нее вроде завелся…

И живет поселок Затон тихо и мирно не один год. Лишь однажды сильно встрепенулся – это когда вдруг решила власть своих любимых граждан на пенсию на целых пять лет попозже отправлять..
Вот тогда скандалистка Любка какое-то ругательное письмо аж самому Президенту сочинила! И все бегала и просила затонских жителей данную бумагу подписать…Однако бабы посылали Любку подальше – а мужики хохотали:

Зря ты Любка народ баламутишь! Зря! На хрена нам эта суета? Мы и так уж на пенсионе сидим- работать -то все равно негде! А рыба в заливе еще не перевелась.. Давай-ка лучше махнем по одной да и завалимся загорать вон на той баржонке!
Жизнь затонская шла привычно – нужды морочить свои башки ни у кого не было…

Но однажды теплой июльской ночью кто-то выволок все браконьерские сети на берег, облил соляркой и сжег. Наутро весь поселок рычал и стонал от бессильной злобы, от недоумения: кто это сделал? Кто посягнул на привычный уклад?

И лишь любкин сын Димка весело насвистывал на догнивающей баржонке и таскал окуньков и ершей из тихой заводи ….

Дима Бычков родился у почтальонши в год смерти генсека Брежнева. «Нагуляла,лярва!!!»- злорадно радовались поселковые бабы.»Сладку ягоду жрала- теперь горькую прикуси»! Но вскоре Любка пригрела милицейского отставника, прибывшего в поселок откуда-то с севера – и бабы уже ей завидовали…

День смерти генсека Димка хорошо помнит:

– Мы телевизор смотрели. Танки по Москве шпарят. Мне пацанов жалко… А отчим, блин: «Мало этих сопляков подавили!» Тогда мы с ним в первый раз подрались. Он — за ремень, я — за кочергу. Убежал из дома, искали … Не нашли.

А Димка схоронился на той самой догнивающей в волжском заливе барже. Баржу пригнали на ремонт в местный судоремонт- да заводик к тому часу уже растаскивали…

Вот и осел Дим ка на барже. Поселковые пацаны таскали приятелю хлеб и спички, Димка ловил окуней, жарил их на жестянке и размышлял о жизни.

С баржи он вернулся сильно повзрослевшим. Мать заплакала, а отчим кратко пообещал:

— Я тебя, Робинзон Крузо, в камеру определю.

С тех пор и началось. Димкин отчим пил неделями, в пьяни зверел, по любому поводу хватался за вилы . крисал:»Запорю!!!» , колотил и мать, и Димку…

Поначалу пацан терпел. Но летом соорудил шалаш в дальнем углу сада — и ютился там, заглядывая в дом лишь в отсутствие отчима: поесть-попить. Для психоаналитика тут был бы повод для размышлений… Но кого могли озадачить эти странности в поселке, где мат ,пьянь и драки — норма жизни?

Тут мужики в подпитии «гоняли» своих жен и детей без всякого стеснения. Поводы были разные: от вышибания кулаками денег на опохмелку — до потребности просто покуражиться… Поначалу бабы бегали жаловаться на своих «вразумителей» заводскому начальству или участковому. Но никто слушать жалобщиц не пожелал: «Это ваше семейное дело!» Начальник поселковой администрации сам не просыхал; участковый — тоже. Искать управу на драчунов было негде.

Отчим был сильно ревнив. Как-то сосед подвез на «жигуленке» димкину мать до райцентра. Выясняя «правду-матку», отчим вывихнул жене руку.

— Если в суд не пойдешь, я сам его прикончу, — заявил Димка. Мать запричитала:

— Сынок! Кто меня будет слушать?! Он же в ментовке работал! И без его пенсии мы с тобой пропадем!

Пенсия у отставного мента была неплохой. А димкина мать получала на почте слишком скудно…

Димка зимой ошивался в недрах теплотрассы судоремонтного завода, а летом… Баржи на заливе, прибрежные пещеры, стога сена, ометы соломы на окрестных полях привечали беглеца, укрывали его от домашнего «рая»…

И не его одного — пацанов в поселке хватало… Они «кучковались».

Однажды явились июньским днем палатки на берегу залива. «Крутые из города оттянуться прибыли», — решили пацаны.

Но на этот раз явилась другая публика. Прибыли на полевую практику студенты-биологи- аж из самой Москвы!. Затонские пацаны повадились к студенческому костру.

Чудно было поначалу Димке и его сверстникам видеть непьющую публику… Эти парни и девчата лазали по крутым холмам, собирали какие-то травы и цветы; часами смотрели в бинокли на гнездовья серых цапель ; что-то азартно разглядывали в микроскопы… Вечерами у костра они пели песни. Димка понимал: эта жизнь не имеет отношения к его собственному уныло-однообразному бытию с вечным ожиданием скандалов, с бесконечным нытьем матери и каждодневной суетой на огородах…

Однажды студенты сцепились с браконьером Гришкой Бузановым. Он, как обычно, сетью выцеживал залив. «Вы знаете, что это запрещено?» — возмутились студенты. «А-ась?»! —ухмыльнулся Гришка, забрасывая в лодку судаков. Толстый, полупьяный, он подчалил к студенческому стойбищу, вылез из лодки, помочился в костер… Потом швырнул наземь рыбину:

— Жрите, лярвы! А будете гавкать — утоплю!

Вечером Бузун и димкин отчим варили уху, пили водку. «Ко-аг-да б имел златые горы и реки, полные вина…» — неслось над поселком. Когда оба уснули, Димка взял кусок сахара и бросил его в бензобак бузоновской моторки… Пусть теперь заведет мотор, сволочь!

Наутро «Бузан» сильно матерился.

Чувство мести было удовлетворено. Так Димка сделал первый шаг «по тропе Робин Гуда». И это ему понравилось.

После отбытия студентов Димка приуныл. Удочка, валянье на песке, лазание по огородам казалось теперь бессмысленным скучным.. Обрести конкретику Димкиному томлению помогли военные учения, которые однажды были затеяны возле Затона.

Воины постреляли и отбыли. Димка с приятелями отправились исследовать «театр военных действий». В лесистом овраге обнаружили блиндаж, сооруженный по всем правилам армейской науки: бревенчатые стены и потолок, лежанки вдоль стен. Из блиндажа просматривались все подходы. Лучшего места для тайной лесной жизни и придумать было нельзя!

Тут и обосновалась Димкина ватага. Жизнь на свободе, в отдалении от надоевшего мира взрослых оказалась соблазнительной.

Димку избрали «атаманом». Он произнес речь. Оказалось, что с присущей подросткам категоричностью, он не приемлет стяжательство взрослых («все хапают, все тащат, жалости у них нету»…); их лицемерие («при людях одно твердят — а сами на любую гадость способны…»); их самодовольство («Каждый шишку из себя корчит»).

Но больше всего Димку выводило из себя хамское отношение взрослых к природе.

— Все ублюдки! Все вокруг испоганили! Кричат: «Экология, экология!» А сами? Во-о-н на Канавке стоит свинарник, все орут: передовой ! Даже губернатор приезжал, семинар какой-то проводил… А эти свинари речку дерьмом залили… Свалки на каждом шагу… Залив браконьеры сетями в три ряда перегородили…

И пацаны решили объявить партизанскую войну браконьерству, хапужеству и любому другому хамству взрослых.

Так атаман Димка стал наводить порядок в округе. Способы наказания и «объекты воздействия» были своеобразны. Гонит самогон, спаивает мужиков шинкарка в поселке Сосновка? Запереть ее в бане! Глушит рыбу на Волге Егор Лялин? Наказать!

И пополз по окрестностям слух, что безобразничают в округе то ли вооруженные дезертиры, то ли бежавшие зеки… И никто не предполагал, что все вышеперечисленное — дело рук юных «мстителей», которые таким способом решили выяснить свои отношения с миром взрослых…

…В то лето я жил возле Затона на полузаброшенном хуторе Вязки. Там и произошла моя встреча с Димкой и его «лесными братьями»: парнишки наведывались на хутор за картошкой…Ну.как это делал знаменитый революционер Чегевара…

Мы познаеомились. Я, постепенно узнавая про житье-бытье ватаги, пытался объяснить пацанам, что их штучки — отнюдь не баловство и мальчишечьи проказы. Что достанется им сильно — не от милиции, так от местных мужиков — если застукают. Упоминание о милиции вызвало у Димки презрительное фырканье; А о мужичках он отзывался так:

— Пусть сперва протрезвеют — потом нас воспитывать начнут. Если найдут, конечно.

В пятнадцать лет каждый мнит себя неуязвимым. Но предчувствия тяготили меня все больше и больше. Вскоре выяснилось:
не зря…

…Шел день за днем, время катилось к осени. Однажды утром явился ко мне лесник Николай Суров. В коляске его мотоцикла сидел участковый, тоже мне знакомый.

Служивые были на сей раз суровы, выпить яблочного вина отказались. Без долгих разговоров показали мне фоторобот:

— Не встречался?

С фоторобота на меня внимательно смотрел… Димка Бычков. Та-ак, вроде доигрались.

— Да нет, не видел. А что случилось?

— Шалят! В Прибрежном моторку угнали. В Сосновке старуху в бане заперли. Только что на Выселках ларек подломали. Составили портрет, ищем…

Я узнавал деяния «скитальцев». Проводив нежданных гостей, я поспешил к «разбойникам».

В блиндаже царила полная беспечность: гремела музыка, пацаны резались в карты. Я отвел Дмитрия в сторону, поведал о начатой облаве.

Полюбопытствовал: что это за история с ларьком на Выселках?

— Да-а шинкаря покарали, — нехотя протянул Димка. — Доторговался, сволочь.

Я понял, в чем дело. На Выселках существовал частный ларек. Владел им бывший начальник отделения местного «коопхоза» Ефим Гнутов . Когда-то все было в его руках: сено, дрова, комбикорм, газ в баллонах — и даже торговля.

Сельпо из-за нерентабельности прикрыло здесь свою торговую «точку». А ровно через месяц Гнутов выкупил сельмаговский ларек и открыл в нем свои продажи..

Казалось бы, какая разница селенам, кто продает им соль-спички, муку-крупу, селедку-бутылку? Но — обнаглел Гнутов. Не в том смысле, что построил особняк, гараж и купил две машины . Нет! Хлебом он «достал» своих односельчан… Печеным хлебом. До него сельпо возило его регулярно — и хороший. А у Гнутова хлеб стал появляться лишь раз- в неделю. К тому же хреновый хлеб,непонятно из чего сделанный. То недопеченый, то подгорелый.

Народ взроптал.

Бабки-пенсионерки пытались Гнутова убедить. Он их прогнал .

Тетка, проживавшая в Выселках, рассказала об этом Димке.

«Атаман» разобрался с Гнутовым быстро и безжалостно. За короткую летнюю ночь пацаны сделали подкоп, пролезли в ларек и перебили два ящика с водкой. Гнутов, естественно, заявил в милицию.

— Ты понимаешь, до чего вы допрыгались?- справился я, выслушав димкину исповедь. — Угнанная браконьерская моторка; шинкарка в бане — это семечки. А тут взлом, хищение…

— Ничего мы у него не взяли! — возмутился Димка. — Пусть подавится!

— И дадут вам лет по пять. И осенью вместо школы пойдешь в колонию. Этого добиваешься? Что и кому ты этим докажешь?

Димка молчал.

Наутро я отбыл с хутора — ждали дела в городе. Недели две меня не было. А вернувшись я увидел прислоненный к калитке позеленевший от древности кованый медный поднос. Именно он все лето висел на сучке старого дуба у входа в блиндаж. Вместо колокола, предназначенного предупреждать димкину ватагу об опасности…

А вскоре и милиция отличилась. Ей удалось-так разыскать блиндаж в лесном овраге. Там не раз устраивались засады — но тщетно. В конце концов «разбойное гнездо» просто сожгли. Искоренили, так сказать, зло.

Димкин подарок — медный поднос — я повесил на старой яблоне. Когда его пристукнешь торцом сухого полена, то над обезлюдневшим хутором, над багряными лесами долго плывет густой протяжный звук…

Иногда поднос гудит сам по себе. И мне вдруг примерещится: в не Димка ли это меня кличет? Не ему ли опять худо там, в поселке Затон, где ни пьянь, ни скандалы, ни браконьерство и «прихват» плохо лежащего никуда не исчезли — а по-прежнему являются привычной нормой повседневной жизни…

Надо бы съездить в Затон, надо!