Ведущий  клуба-Жан Миндубаев.

От ведущего.

Поэт Александр  Лайков родился в селе Икряное, в дельте Волги. Окончил филфак Астраханского пединститута. Работал в сельской школе, после службы в армии был корреспондентом районной газеты «Северо-Каспийская правда».

В 1980 году перебрался в Ульяновск. Трудился в местных СМИ корреспондентом, редактором отраслевой газеты «Волжский строитель», заместителем и редактором литературного журнала «Симбирскъ». Автор многих  поэтических сборников. Публиковался в литературных изданиях Москвы, Санкт-Петербурга», Минска, Калининграда, Поволжья и Сибири. Стихи вошли в антологию «Ульяновская словесность: начало 21 века», переводились на венгерский язык, некоторые стали песнями.

Лауреат нескольких журналистских и поэтических премий, в том числе им. Н. Благова (Ульяновск, 2015), Международного поэтического конкурса «Душа добру открыла двери» (Санкт-Петербург, 2016). Награждён медалью Фонда памяти поэта и воина Игоря Григорьева (2018 год):

Член Союза писателей и Союза журналистов России.

Живёт в Ульяновске.

Еще добавлю:  Лайков  очень русский, российский поэт. Он  идет в поэзии дорогой таких великанов как Пушкин, Лермонтов ,Некрасов,Тютчев, Есенин,Твардовский, Исаковский. И   категорически отвергает  постулат некоторых «младореформаторов» орущих что    Поэзия -это всего-навсего «животный инстинкт».

Суждение Александра  Лайкова  на сей счет такое:

« Не терплю всяческие выкрутасы возле литературы….На  днях с интересом  читали  Вашу статью “В литературу лезет дерзко…”

И   сразу вспомнил строчки великого

Александра Твардовского из “Василия Тёркина:

Пусть читатель вероятный

Скажет с книжкою в руке:

– Вот стихи, а всё понятно,

Всё на русском языке…

Да уж, далеко ушли от пушкинских традиций некоторые

«юные дарования»!

Нет,   совсем не зря известный  поэт

Николай  Заболоцкий писал:

ЧИТАЯ СТИХИ.

Любопытно, забавно и тонко:

Стих, почти непохожий на стих.

Бормотанье сверчка и ребёнка

В совершенстве писатель постиг.

И в бессмыслице скомканной речи

Изощрённость известная есть.

Но возможно ль мечты человечьи

В жертву этим забавам принесть?

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не могла?

Нет! Поэзия ставит преграды

Нашим выдумкам, ибо она

Не для тех, кто играя в шарады,

Надевает колпак колдуна.

Тот, кто жизнью живёт настоящей,

Кто к поэзии с детства привык,

Вечно верует в животворящий,

Полный разума русский язык.

Написаны эти строчки были еще в 1948 году!»

****

P.S. От себя добавлю: почти век прошел с тех пор – а изощренные графоманы не только приутихли- но и сильно оборзели с тех пор Наглеют ,обещают судебные разборки за литературную полемику…Жуть!
Ж.М.

***

 

Александр Лайков.

РУССКИЕ ПОЭТЫ

                                 Баньку натопил стихами…

Павел Радочинский

Не топите баньку горькими стихами:

Рукописи, знаю, не сгорят дотла…

Помню, как на зорьке вместе с петухами

В мокром палисаднике вишня расцвела!

 

Мы с тобою русские, а не самураи.

Не бросайте рифмы в топку для огня!

Нас не развращали в глянцевом журнале –

Веником берёзовым парила родня!

 

Угли вороные тлеют в поддувале,

В ковшике на донышке греется луна…

Сторона родимая! Сколько повидали!

А стихи крамольные – горе от ума.

 

Плещутся метафоры в медном самоваре,

В мокром палисаднике вишня расцвела…

Ах, какие барышни здесь нас целовали!

Мы поэты русские – вот и все дела.

 

ИСТОКИ

Исток мой – устье Волги,

Созвездие проток,

Моряна – ветер волглый

Да горький полынок.

 

Курганы рыжей масти,

Глухие камыши…

От Дмитрия да Насти

Добро и свет души!

 

Икрянка, как Непрядва,

В туманах до бровей…

Прабабушкина правда

Расхристанных церквей.

 

Всхлип филина ночами

Над полем страшных сеч,

Будёновских тачанок

С кар-ртавинкою речь!

 

Да врытые навечно

Над Волгой и окрест

И обелиска свечка,

И православный крест!

 

Мне предков с Куликова

Не уронить бы честь.

От Дмитрия Донского

Во мне кровинка есть!

 

***

Здравствуй, Волга и свежесть моряны,

Дом родной и дымок из трубы!

Как давно не бывал я в Икряном,

У истоков капризной судьбы!

 

Здесь без матушки холодно в доме,

Без любимой сестры и отца…

Лишь лампадка горит у иконы,

И Россию всю видно с крыльца.

 

В ней церквей златоглавые свечи,

А на травах роса, как слеза,

И звенит, где солотник, у речки

С мелодичным шуршаньем коса.

 

А в серванте тетрадки из школы,

Где лиловые кляксы с пера…

Здесь мои зарождались глаголы

Из уроков любви и добра.

 

Обмелели речные протоки,

И всё реже поют соловьи…

Я поэт переломной эпохи,

С деревенской живинкой в крови!

 

А вокруг меркантильные нравы,

Нувориши стригут барыши…

Слава Богу, что эти отравы

Не спалили крестьянской души.

 

Хлещет время, как пиво из крана.

Вижу, предок седлает коня…

Все надежды мои и утраты

Бумерангом стреляют в меня.

 

* * *

Я с трудом размыкаю капкан немоты,

Не могу докричаться до ровней своих…

А на Красном бугре вырастают кресты

Закадычных друзей – одногодков моих.

 

Ах, какие все были они пацаны!

Но спились иль погибли в разборке крутой…

Мы – последние дети великой страны.

Это кто там стоит у обрыва с клюкой?

 

Лейтенанту в походах не жмут сапоги:

Он в боях пол-Кавказа прошёл без дорог

И в Чечне схоронил половину ноги,

Но безногий сапог, как зеницу, берёг…

 

Я оглох от словесной пальбы и вранья,

От казённых бумаг леденеет висок…

На колхозных полях – караван воронья,

Да седую полынь заметает песок.

 

На лугах у Икрянки растёт лебеда.

На корявых дорогах – удушливый смог…

И опять я шагаю, видать, не туда.

А куда, если ерик совсем пересох?..

 

Есть примета, что много грибов не к добру:

Будет много гробов и семейных утрат.

…Это кто там стоит на кручёном яру –

Мой двойник, лейтенант или маленький брат?..

 

* * *

                 Владимиру Подлузскому

Я отстал от сумрачного века,

Где погоду делает «Газпром»

И в руке блажного человека

Верещит обласканный смартфон.

 

Я читаю по-старинке книги,

Иногда пишу карандашом…

И ложаться солнечные блики

На полы, где топал малышом.

 

А теперь вот перегуды-гусли

Слышу я над русой головой….

То не лебеди, а в небе гуси

Над Россией и моей судьбой.

 

Было дело – рассыпали гранки,

Как экзамен, жизнь не пересдашь…

И кувшинки ерика Икрянки

Не заманишь в бодрый репортаж.

 

А в чулане пахнет керосином,

Вечностью и бражкой молодой…

Я колдую пёрышком гусиным,

И лечусь травою-чередой.

 

И растёт берёзка из слезинки, —

Вырвалась, кудрявая, на свет!

Гусли-перегуды из глубинки

Берегут нас в окаянный век.

 

ВЕРБЛЮЖЬЯ КОЛЮЧКА

 

Верблюжья колючка на жёлтом песке,

На красном солёном суглинке

Царапает небо в зелёной тоске –

Вокруг ни цветка, ни былинки.

 

Здесь летом бывает за сорок в тени,

А зимы бесснежны и люты!

Не встретишь ни суслика и ни змеи,

И редко пасутся верблюды.

 

Под зноем палящим живые кусты

Невзрачны, корявы и ломки…

А вот умудряются буйно цвести,

Багрянцем плеснув на иголки!

 

О, если упали бы капли дождя

Из рыжей задумчивой тучки!

…Учитесь добру и отваге, друзья,

У скромной верблюжьей колючки.

 

* * *

Анатолию Чеснокову

Я в прошлом столетии печь затопил –

Завыла чугунная вьюшка!

Дымком потянуло до самых стропил,

И брагой заполнилась кружка.

 

А угли с шипеньем стреляли к ногам,

Как брызги ядрёной вишнёвки!

И, босый, молился с похмелья снегам

Кудрявый поэт из Теньковки.

 

Замёрзнешь, дружище! Ступай-ка ты в дом,

Согрей свою душу и тело…

Опять по России раздор и содом,

И тьма бесянят налетела.

 

Но рано нам мерить терновый венок,

Обжёгшись о холодность мира:

За нами – Россия! Языков и Блок,

И Пушкина звонкая лира!

 

Подкинем поленьев, чтоб дым к небесам,

Чтоб в стужу запели капели!

А утром поклонимся древним местам,

Где вечнозелёные ели.

 

А самая старшая память хранит

О встрече друзей достоверно.

…Истлеют дискетки и рухнет гранит,

Одно только Слово – бессмертно!

 

Ты слышишь, дружище, певучую речь?

Не все ещё песни допеты!

Кудрявый потомок затопит нам печь,

Чтоб в круг собирались поэты!

 

* * *

Мне кажется, что я когда-то был,

Что раньше жил и вижу не впервые

В ночной траве стреноженных кобыл,

Холмы в крестах и кедры вековые!

 

Во мне дремучий первобытный век

Щетиной пробивается на скуле…

Я был не птеродактиль – человек!

И женщину любил на волчьей шкуре.

 

Столетья шли – я знал и мрак, и свет,

Добыл огонь, посеял хмель и злаки,

Прекрасной Даме посвятил сонет

И корчился на дыбе в мрачном замке.

 

Я знаю смерть. Я слышал смертный хрип,

Когда погиб, как Пушкин, на дуэли!

Я видел в небе ядовитый гриб,

Пища, как ангел, в зыбкой колыбели.

 

В тугой гудрон впечатан бледный след,

И “Реквием” играют на рояле.

…Зачем опять родился я на свет,

Коль мамонт вымер, а Христа распяли?!

 

ДУЭЛЬ

«Почему после смерти А.Пушкина

                         никто не вызвал на дуэль Дантеса?»

Вопрос восьмиклассницы.

Вызываю на дуэль Дантеса.

Секундант, подайте пистолет!

Пусть в Париже вздрогнет баронесса:

Пушкин – гений, больше, чем поэт!

 

Я готов к защите русской чести,

Против сплетен на любимых жен…

А стреляемся у Чёрной речки,

Где поэт был пулею сражён.

 

Кто-то, знаю, вызывал барона:

У России патриоты есть!

Но прохвосты льстивые у трона

Запретили праведную месть.

 

Где снега бинтуют след дуэли,

Стелла есть под куполом небес.

Но опять варяги обнаглели.

…Завтра мы стреляемся, Дантес.

 

АРМЕЙСКОМУ ДРУГУ

 

Как живёшь, ефрейтор Кобылинский?

По какую сторону Майдана?

Пьёшь горилку, водку или виски –

В башне танка иль в тени каштана?

 

Только этим не залечишь нервы,

Если брат с оружием на брата…

А ведь все мы христианской веры

От Крещатика и до Арбата!

 

Мы родня по духу и по крови:

Щит Олегов на вратах Царьграда!

Но тревожно за Сулою ржали кони,

Обагрялась маками Непрядва.

 

И рождалось в муках государство,

В Киев-город всех вела дорога.

Спят в курганах и могилах братских

Воины без страха и упрёка.

 

А у нас с тобой «ключи от неба»,

И в квадраты втиснуты зарницы…

Помнишь, я читал стихи о вербах,

А ты звал в Днепровскую станицу?

 

Здесь теперь район военных действий,

Дым пожарищ – даже солнце меркнет.

И, глумясь над памятью, злодейски

Свастика чернеет возле церкви.

 

Как же так, товарищ Кобылинский?

Растоптали Родину и веру…

Эх, явился бы Богдан Хмельницкий

И прищучил этого Бандеру!

 

Ты кохаешь дивчину в Донецке,

А в развалах каркает ворона.

…И горит огнём калёным в сердце

Шрам от Беловежского разлома.

 

* * *

                                 Опять над полем Куликовым…

Александр Блок

О чём вы думали, славяне?

Зачем раздоры и вражда,

Когда за отчими холмами,

Как саранча, паслась Орда?

 

Зачем вставали брат на брата,

Как тряпку, вотчину кроя?

Пришла позорная расплата –

Взошла кровавая заря.

 

Шипели змеями арканы

На белых шеях Ярославн.

И ржали жеребцами ханы,

Облапив полонянки стан.

 

С возами обреченной дани

Скрипели долгие арбы…

О чём вы вспомнили, славяне,

В ярме жирующей Орды?

 

О чём тревожно ворон каркал?

Зачем князья искали встреч?

…Ещё столетья речке Калке

В разводьях крови скорбно течь.

 

Ещё от полчищ тех поганых

Стонала отчая земля,

И кости тлели на курганах,

И в пепле корчились поля.

 

И Орден рыцарей спесивых

Броней не мерил в Чуде дна…

Ещё и не было России,

Но Родина была одна.

 

В ЭТОМ ДОМЕ КОЛЮЧИЕ СНЫ…

 

В этом доме колючие сны,

Будто хвоей набили подушку,

И шершавые шишки сосны

Бередят мою грешную душу.

 

Чуть колеблется пламя свечи,

На окне отражаются блики…

Это тёща в кромешной ночи

У иконы читает молитвы.

 

Как знакомы святые слова,

Что глаголила бабушка в детстве!

Поседела моя голова,

Потерялся серебряный крестик…

 

Только тянет в родные места

К заповедным кувшинкам лимана.

Слава Богу, что совесть чиста,

И жива моя добрая мама.

 

Сколько бурь пронеслось над страной!

Ветер свеж и, как рельсы, протяжен…

Ничего – мы тряхнём стариной

И отважно по рюмочке вмажем!

 

Я испил свою чашу сполна

И в распутье не сбился с дороги.

Краснопёркой вплывает луна

Прямо с неба в заветные строки.

 

Я опять у обрыва стою.

Мне до крови обветрило губы.

Всё равно эту землю люблю,

Как умеют любить однолюбы.

 

* * *

От рожденья до вечности

Только Родины свет!

Вновь за окнами плещется

Волга в сизый рассвет.

 

И туман над осокою

Вяжет млечный узор…

Мне бы кречетом-соколом

На отеческий двор!

 

Там под шиферной крышею

Распевает скворец.

Под раскидистой вишнею

Вяжет снасти отец.

 

Там у мостика с яликом

Рай для жёлтых утят,

Пахнет морем и яблоком,

И золою утрат.

 

Там под сливой на лавочке

Я девчат целовал!

Мама, милая мамочка,

Ставь скорей самовар.

 

Мы нащёлкаем чурочек,

Чтобы круче был чай,

Прибауткою-шуточкой

Всю разгоним печаль.

 

По обычаю веником

Подметём у ворот.

Над Икрянкою-ериком

Красно солнце замрёт.

 

И, подковами цокая,

Конь взлетит на бугор!

…Мне бы кречетом-соколом

На отеческий двор!

 

* * *

                                 Ночью приходила мама

                                 и светила фонариком.

(СОН КАК НАЯВУ)

 

Она приходит ночью.

Фонариком посветит

И говорит: «Сыночек…» —

Живая, как до смерти.

 

Стоит белее мела,

И дышит невесомо

Горюет, что без тела

И не ночует дома…

 

На краешек кровати,

Присядет до рассвета

В застиранном халате,

Мерцая каплей света.

 

И строго так накажет

Племянице и братьям:

«Живите дружно, Саша.

А дом не продавайте!»

 

От ледяного вздоха

Мне одеяла мало…

…Как ночью было плохо!

И приходила мама.

 

КУКУШКА

 

А кукушка с берёзы опять куковала:

Всё: «Ку-ку!» да «ку-ку». И отважно «ку-ку»!

И считал я «ку-ку» — сколько жить на веку.

А она, как на грех, куковать перестала.

 

И обидно мне стало до вещей слезы,

Что я скоро уйду из прекрасного мира,

Где любил постоянство Полярной звезды,

Шорох трав, всплески вёсел и волн Бахтемира.

 

Где нашёл я однажды подкову в золе —

«Опалённое счастье», — промолвила мама.

Я влюблялся и пел, как скворец на заре,

И меня целовала Крестовая Дама!

 

Каркал ворон — предвестник разлуки-беды,

И дрожала роса на кустах краснотала.

Я стоял на яру у дремучей ветлы.

…А кукушка с берёзы опять куковала.

 

В ИКРЯНОМ

                                                 «Отечества и дым

                                                 Нам сладок и приятен!»

Гавриил Державин.

Вот опять я босой, без рубашки и кепки,

В жаркий полдень стою на пригорке крутом,

Где мои православные русые предки

Всей артелью над Волгой поставили дом.

 

Стал посёлок намного уютней и краше!

И, как век, опалённый тугим кумачом,

Обложился по самые древние крыши

Красно-бурым и белым кой-где кирпичом.

 

На высоких верандах – корзины черешен.

Не в печах, а в духовках пекут пироги.

Красотища кругом! Да не видно скворечен,

И беднее уловы из вечной реки…

 

Отступает вода. Дальний берег всё ближе.

Все слышней над ракитником гомон грачат!

А над жёлтым песком головёнки мальчишек,

Точно крепкие шляпки опёнков торчат!

 

Зной густеет, как сок передавленной сливы.

Выгорает трава вдоль седых берегов…

По горячей тропе я спускаюсь к заливу,

В голубую прохладу, как в толщу веков.

 

Все печали мои, как рукою снимает,

Утишается боль, отступает беда!

Кто сказал, что живою вода не бывает?

В речках детства осталась живая вода!

 

Я наплаваюсь всласть и взойду на пригорок

Просветлённым душой и таким молодым!

… Дым Отечества сладок, приятен и горек.

Только где он, Отечества сладостный дым?

 

По-над Волгой туман. Красный бакен мигает

Догорающим углем в древесной золе…

Клён печально шумит — клен меня понимает,

Прикипая корнями к родимой земле.

 

ПРИМЕТА

 

Когда под моряной пружинили ветки,

И волны качали изменчивый мир,

Я бросил на стрежень три звонких монетки,

Чтоб снова вернуться к реке Бахтемир.

 

Чтоб снова увидеть морские разливы,

По берегу детства пройтись босиком…

Услышать, как в сумерках падают сливы,

И гуси на Каспий летят косяком.

 

Чтоб вспомнить друзей закадычных ватагу,

Футбольные страсти и знойную тишь…

Но там, где купал я гнедую конягу,

В протоке шумит шелопутный камыш.

 

Белёсые чайки похожи на плавки,

Рыбацкие шлюпки гребут по волнам.

И вечный трудяга – знакомый мой бакен,

Рисует фарватер гудящим судам.

 

Я помню: под вётлами дымно и жарко,

Мы смолим бударку с умелым отцом.

…Где вётлы и добрая наша бударка?

Спилили тутник у ворот, за крыльцом…

 

Под ним мы в обнимку с девчонкой сидели,

Всё было впервые и сложно у нас.

И сердце стучало на самом пределе,

Как севший на мель одинокий баркас.

 

…Гуляет моряна, и сушатся сетки.

И чалится к пирсу могучий паром.

А я уезжаю. Бросаю монетки…

И белая лебедь мне машет крылом!

 

***

***

Закройте окна, затворите двери:

По городу кружит Коронавирус.

От вести вздрогнул Данте Алигьери,

И ангелы на небе прослезились.

 

Мы думали, что жизнь погубит атом,

Горящий метеор или комета…

Десятый круг прибавил вирус Аду.

А если Адом станет вся планета?!

 

 

ВОЛЧЬИ ЯГОДЫ

                         Александру Дашко

Я наелся ягод волчьих.

Стал, как волк, матёр.

Посреди заветных строчек

Запалил костёр.

 

Здравствуй, Волга, бакен-пеленг,

И столетний вяз,

С камышом в кувшинках ерик!..

Я сегодня – ваш!

 

Там, где был я, мир порочен,

Город – нелюдим.

Кто-то плачет, кто хохочет,

Кто-то пьяный в дым.

 

Кто обрывом, там, где омут,

Два шага – и вниз…

Не рассказывай другому

Про такую жизнь!

 

Про утраченную нежность

К деревам и псам,

Как бродил я, безутешен,

По глухим лесам.

 

Как зверел в плену бессонниц,

Как, бывало, пил…

Не предал друзей и совесть,

Всех, кого любил!

 

А вот к небу был причастен:

Я – рыбацкий внук,

Заселял, как Бог, – Прикаспий

Малышнёй белуг!

 

В ПВО, на дальней «точке»

Был судьбой храним.

…Я хочу не ягод волчьих —

Горсточку рябин!

 

ДВА БОКАЛА ПИВА

                         Два бокала пива,

                         Шелест голосов…

Александр Дашко

У поэта с проседью

Друг спросил учтиво:

– Не плеснуть ли осени

В два бокала пива?

 

Жизнь была изменчивой,

А душа ранимой…

Друг грустил о женщине,

Женщине любимой.

 

Ветер дунул листьями

Цвета медной банки –

Долетел от пристани

Горький плачь тальянки.

 

В Лебедином озере

Отразились ива,

Вкуса жёлтой осени

Два бокала пива.

 

И по праву старшего,

Друг ответил другу:

– Ничего не спрашивай,

А люби подругу!

 

Жизнь была изменчивой,

А душа ранимой…

Друг грустил о женщине,

Женщине любимой.

 

Расплескалось солнышко

По волнам игриво…

Расцвели подсолнышки

В двух бокалах пива!

 

* * *

Я по тебе скучаю,

Как смычок по скерцо.

Паучок печали

Заползает в сердце.

 

Стали дни тоскливы

И бессонны ночи…

И горчит калиной

Золотая осень.

 

Больше не услышу:

«Милый мой… Хороший!»

Больше не увижу

Сарафан в горошек,

 

Очи-ежевички, –

Аж, ползут мурашки! –

Солнечные блики

В озорных кудряшках.

 

Опадают листья

В ледяную заводь…

Я твои сжёг письма.

А куда деть память?..

 

Осенняя грусть

 

Родниковые дали,

Краснопёрый рассвет.

И листы, как медали,

Облепили проспект!

 

Полыхают в тумане

Гроздья мокрых рябин…

Я стою, как в романе, –

Одинок, но любим!

 

С Волги веет прохладой,

Остывает асфальт.

Нам с тобою не надо

Ни признаний, ни клятв!

 

Над раскрытым роялем

Капли слёз или нот?

Я тебя прогоняю

Из бессонниц и снов.

 

Ты смеёшься и злишься,

Но приходишь опять,

Красно-жёлтые листья,

Словно письма летят.

 

Все прохладнее дождик,

Мёрзнет брошенный сад.

…Мы не встретимся больше

В золотой листопад!

 

Январские ночи

 

Январские ночи студёны и долги.

Луна налипает на стёкла фрамуги,

И сыплется хвоя с божественной ёлки,

Как будто заколки с причёски подруги.

 

И тикают ходики возле гардины,

И капает ямбом вода из-под крана,

Как звонкая рифма великой Марины –

Слегка приглушенно, морозно и странно.

 

Воркует голубкой вода в батарее.

Тепло и уютно. Все в доме уснули.

Янтарною каплей густой акварели

Мерцает нарядное платье на стуле.

 

Но дышат соблазном другие картины,

Старинные вальсы, бенгальские свечи,

И вкуса прогорклой осенней калины

Открытые томно роскошные плечи!

 

Все было и будет прекрасно и мудро:

И ёлки, и вальсы, и шорохи снега!

…Январь истекает. За окнами утро.

И длится любовь до скончания века.

 

* * *

Опять осенняя хандра,

Туман безденежья…

И небо пасмурно с утра –

Куда тут денешься?

 

Сидишь в потёмках, как в кино,

Сердечко мается.

А мне бы солнышка в окно,

Хоть самой малости!

 

Дождинки тренькают в стекло

Гитарным тремоло.

Уже с карниза натекло –

Но это временно.

 

Тускнеют краски октября,

Деревья в инее.

И дышит лист календаря

Погодкой зимнею.

 

Суровой стужею – январь,

Февраль – метелицей…

Хандра, безденежье, печаль, –

Всё перемелется.

 

Ударит первая гроза,

Взойдут подснежники.

И я взгляну в твои глаза,

Такие нежные!

 

Растопит холодок в крови

Лучами вешними.

И губы влажные твои

Запахнут вишнями!

 

* * *

                 Натали

Я не плачу и не смеюсь,

И задор мой давно угас…

А ночами я вновь молюсь

За рассвет твоих карих глаз.

 

За смешные ямочки щёк,

За испуг переспелых губ,

За волос твоих русый шёлк

И за то, что тебе я – люб!

 

Хорошо нам с тобой вдвоём,

Дышим песенно в полутакт!

Мы долюбим и допоём,

И отправим любовь в «Контакт».

 

Я не плачу и не смеюсь,

А глотаю горечь рябин…

Слава Богу – за то молюсь,

Что я был на земле любим!

ЮБИЛЕЙ

  • Крутой февраль накручивал мне нервы,
  • От горьких дум трещала голова.
  • Сквозь клочья туч мерцали звёзды мерно,
  • В глухом овраге ухала сова.
  • Собака выла, будто кто-то умер
  • В конце недели “чёртова числа”.
  • Мороз потрескивал, как ржавый зуммер,
  • Набрав узор на плоскости стекла.
  • Студёный Норд топорщил занавески,
  • Фонарный столб маячил в полумгле…
  • Я был один. И выпить было не с кем
  • За наше пребыванье на Земле,
  • За красоту и мужество России,
  • Огонь в печи и детское “А-гу!”
  • За все ГУЛАГи, БАМы и Турксибы,
  • И кислую морошку на снегу.
  • За нашу дружбу, ямбы и хореи,
  • За милых женщин – главная строка!
  • Увы! Всегда печальны юбилеи,
  • Когда поэту больше сорока.
  • Так думал я. Будильник нервно тикал.
  • А кот диван царапал неспроста!
  • Я водку пил, закусывая килькой,
  • За упокой блаженного Христа.
  • Воскрес Иуда. А Учитель сгинул,
  • На падший век обиду затая…
  • И мне один остался в жизни стимул:
  • Читать до гроба книгу Бытия.
  • Я многое постиг, но знаю мало,
  • Хоть в Будущее генами пророс!
  • Меня судьба по жизни помотала –
  • Февральский снег на высевках волос!
  • Что делать, брат? Такая наша доля.
  • Слеза стекла по лезвию ножа…
  • Я вышел в ночь вдохнуть пыльцу покоя,
  • Чтоб в горький миг воспрянула душа!