«И из города рвётся душа, чтобы запах сосновый

Вновь пьянил и дурманил в янтарном сиянии дня,

Чтоб потрескивал ночью костёр в ожидании новых

Приключений, что грезятся в свете неверном огня…»

***

От ведущего.

В этом выпуске  «Симбирского глагола» публикуются стихотворения Ольги Морозовой. Ранее неизвестного нашим читателям автора представляет (выражусь так) хорошо известный нам литератор, Андрей Перепелятников.

Ему и слово…

Ж.М.

*****

  Андрей Перепелятников.

Казалось бы, читаешь привычные строчки стихов  – кто их ныне только не пишет?  Рифмоплетов  ныне   хоть пруд пруди…

… Но чем дальше вчитываешься в содержание стихотворений  Ольги Морозовой  тем  больше начинаешь как-то по особому воспринимать вместе с автором окружающий тебя мир…

Для Ольги Морозовой  -это «праздник жизни, это дорога, лес и синева небес. Луна смотрит на землю «карамельным глазом». Всем своим существом  читатель  чувствует время  –  а для времени мы все лишь щепки, лишь пыль..   Просто и очень доходчиво автор   объясняет это….И почему она ЭТО так любит.

Читаешь стихи  Морозовой – и  твоя, как и автора,  душа рвётся туда, где» запах сосновый пьянит и дурманит…»

Это  стихи нашего ульяновского  поэта…

Ольга Морозова –  человек творческих профессий: дизайнер, художник, фотограф. Давно издала стихотворный сборник«Этюды». Много печаталась в многотиражке моторного завода, в  некоторых городских и областных журналах. И  тем не менее до сих пор  неизвестна широкому кругу ульяновских любителей поэзии. Вот и пришла мне мысль представить её читателям «Симбирского глагола».

Как и большинство сегодняшних наших литераторов, книжку она издала на свои скромно заработанные, а потому и крохотный её тираж.

К счастью в интернете есть сайт stihi.ru на котором помещены все её необычные стихи.

Ольга Морозова .

Стихотворения.

На чёрном небе кружево ветвей

Застыло серебристо-белой сканью,

На снег искристый лёг узор теней

Под фонарей холодное мерцанье.

 

Осталось лишь два цвета на земле:

Ажурный белый, и ещё – цвет ночи,

Да иногда мелькает вдалеке

Среди ветвей манящий огонёчек.

 

Как описать цвет дома и тепла,

Цвет сказок возле жаркой русской печки,

Цвет тихих разговоров до утра

У огонька оплывшей старой свечки,

 

Когда на потолке неверный свет

Дрожит и по углам таятся тени,

А за окном – подкравшийся рассвет

И стайка не пришедших сновидений…

***

Тёмная река асфальта

Отразит холодный жар,

Незначительность деталей

Растворится в свете фар

 

Незначительность явлений

Растворяет свет души.

Больше света – резче тени,

Но и тени хороши.

 

Свет – как сладкая отрава,

Эйфории дивный сон,

Тени – острая приправа,

Горьковатый эстрагон.

 

***

Наконец, закружило, завьюжило

И походкою легкой Зима

По дорожкам, позёмкой остуженным,

В окруженьи метели прошла.

 

Над дорогою снежное марево,

Мимолётных огней карусель,

А над городом странное зарево:

В лунном свете танцует метель.

 

Небо стало опалово-розовым,

Словно в странном ночном мираже:

Разгулялась Зима-хороводница,

Разошлась в удалом кураже.

 

Наплевав на привычные правила,

Что для тёплых краёв хороши,

С ног на голову всё переставила

С женской логикой русской души.

 

Небо выбелила снегопадами,

Землю сделала неба светлей…

И ушла, провожаема взглядами

Бесшабашных ночных фонарей.

 

***

Я пытаюсь ещё удержать уходящее лето.

Фотографии врут, утешают слегка зеркала

Только чувствую, чувствую кожей, как ежемоментно

Время точит меня, беспощадно и исподтишка.

Да, в душе я осталась беспечной смешливой девчонкой,

Но уже намечает морщинки у глаз скептицизм.

Как подружки мы с дочкой ещё, только времени гонку

Я уже проиграла, косметика – лишь популизм…

Давит опыта груз и мешает смотреть восхищённо,

Жизнь ещё удивляет, но реже и как-то не так…

Я всё чаще смотрю не на мир, а в себя – отрешённо,

Понимая, что в сущности всё, что мы можем – пустяк.

Мы – лишь щепки, лишь времени пыль на пути мирозданья,

Что не могут почти ничего и нигде изменить,

Что над собственной жизнью не властны, но это сознанье

Может как подавить, так и к действию нас пробудить.

Вдруг шагнуть в неизвестность, не слушая ропот сомненья,

Что-то важное сделать, загнав под диван свою лень,

И ценить, как подарок, внезапной удачи мгновенье,

И любить, и прощать, как в последний оставшийся день.

 

***

Магический, холодный свет луны

Залил поля, дороги, перелески

В ушах – свист ветра, впереди – огни,

А позади клубится неизвестность.

 

Что там осталось – скрыто пеленой:

Лишь ускользающие, смутные обрывки…

Огнями манит город. Там – мой дом…

Я просыпаюсь… Как звенит будильник!

 

***

 

Город каменным спрутом украдкой вползает мне в душу,

Вытесняя прохладу лесов и просторы лугов.

Он почти победил, только планы его я нарушу,

Потому что душою вросла в берега островов.

 

Я люблю шумный мир городов, суматоху вокзалов,

Где азарт приключений сильней, чем боязнь перемен…

Я люблю свет ночных фонарей, чистоту тротуаров,

Одиночество в море людей и незыблемость стен,

 

Что хранят наш уютный мирок от мороза и ветра –

Мир удобных искусственных солнц и послушных машин…

В этом мире я с детства, он душу мою держит цепко,

Только память надёжно хранит уголочек один…

 

В нём сокрыт целый мир. Там волна на песок набегает,

А на узких протоках в пятнашки играют мальки…

Осторожные цапли так близко людей подпускают,

Что лишь диву даёшься – насколько они велики…

 

И из города рвётся душа, чтобы запах сосновый

Вновь пьянил и дурманил в янтарном сиянии дня,

Чтоб потрескивал ночью костёр в ожидании новых

Приключений, что грезятся в свете неверном огня,

 

Что зовут заплутать в лабиринте проток камышовых,

Ощутить под босою ногой влажный холод песка,

Затеряться в пустынностях отмелей километровых

И до ряби в глазах наблюдать перепляс поплавка…

 

И пускай я дитя городов и в январскую стужу

Из квартиры не высуну нос в буйство зимних ветров,

Город – каменный спрут – не удержит русалочью душу,

Что упрямо не хочет забыть тёплый мир островов…

***

Мудрость древних времён нам досталась на донышке

Иссыхающей каплей искристой росы

Знаки древних племён –эти звёздочки, солнышки

Отмеряют минуты, секунды, часы…

 

Чертежами машины вселенского времени

Изукрашен забытого века наряд,

В нём спирали галактик железными змеями

Из узоров-пружинок лукаво глядят.

 

И полны завитки, что ещё не разгаданы

Отголосками знаний ушедшей поры…

Охраняются временем лучше, чем ядами,

Неизвестные правила древней игры…

 

 

Паутина

Мы общаемся в мире, которого нет.

Мы вольны выбирать, быть там или не быть

Он не знает границ, биографий и лет,

В нём есть даже возможности всё отменить…

 

Он привносит в общение прелесть игры,

Право скрыться за маской и зыбкость зеркал,

В нём для каждого созданы чудо – миры

С обещаньем находки того, что искал.

 

Мышь откроет окно в нарисованный мир.

Он старательно делает вид, что цветной.

Только он не волшебник. Он – хроновампир,

Нелегально владеющий Чёрной Дырой.

…………………………………………

Паутина… в ней вязнем, как мухи….растерянно ждём

Непонятно чего, не заметив, что всё уже здесь,

Тратим время и деньги и, видимо, что-то ещё

В безнадёжной попытке казаться такими, как есть.

 

***

Среди заснеженных осинок и берёз

Под звон бубенчиков на тройке быстрой

К нам едет добрый дедушка Мороз

С мешком подарков ночью серебристой.

 

С ним внучка – девочка двенадцати годков:

Наивный взгляд, растрёпанная чёлка…

Она росла среди снеговичков,

Игрушек ёлочных и ледяных осколков.

 

Румянцем щёчки нежные горят,

Но вдруг, под вьюги тихие напевы

Из-под ресниц сверкнёт холодный взгляд,

Мелькнёт улыбка Снежной Королевы.

 

***

Солнце глушит слепящей массой, от дождинок трава искрится

Больше нет для души отмазок – в небо рвётся безумной птицей.

 

Над рекою парят фонтаны, отраженье своё смывая…

Я с маршрутками снова в ссоре, я для них пешеход – иная.

 

Над верхушками ив скользнувши, взгляд привычно с моста взлетает…

В многозвучии магистрали ощущенье полёта тает.

 

Город снова втирает в уши пролетающий рык маршруток.

Наше солнце закатом душит уходящее время суток….

***

Я убиваю этот дивный вечер

Обыкновенным кухонным ножом

Он мог бы подарить мне радость встречи,

Сразить судьбы чудесным виражом…

 

Я зарываю этот дивный вечер

В картофельной измятой кожуре.

А ведь могла б смотреть, как тают свечи,

В столовом отражаясь серебре…

 

Ах, вечер… Звёзд неяркое мерцанье

И шелест облетающей листвы

За окнами. А здесь – одно метанье

От умывальника до газовой плиты.

 

Да, вечер был чудесен – просто диво…

Сулил несбыточное, чем-то восхищал

И вдаль манил… Но я его убила.

За то, что слишком много обещал.

***

Карамельным глазом с неба

Смотрит жёлтая луна,

Сахарной глазурью снега

Ночь украсила зима

 

За деревьями мелькая,

Тень ажурную плетя

Фонари бегут вдогонку,

Со столбов за мной следя.

 

Притаившись за ветвями,

Спят усталые дома.

Их заботливо укрыла

Шубой тётушка Зима.

 

Вот и дом. Как карамельку,

Проглотила ночь луну.

Ничего уже не светит.

Вот умоюсь – и усну.

***

Всего лишь месяц, как тебя я вижу

Два раза в день, и иногда – во сне,

Но кажется – нет человека ближе,

Роднее для меня на всей Земле.

 

Меня ты понимаешь с полуслова –

Ведь ты в душе такой же, как и я.

Не ожидала счастья я такого,

Но ты со мной – и я люблю тебя.

 

***

Разбиты стёкла розового цвета,

Отброшены ненужные очки…

Вновь душу, что всегда стремилась к свету,

Болотные сманили огоньки.

-Я рада, что заметила трясину ?

– Не знаю. Вновь предчуствие тоски…

Хочу я бросить всё и что есть силы

Бежать туда, где светят огоньки…

 

***

Мне слишком хорошо сейчас,

Чтобы ещё о чём-то думать.

Скорей бы эта ночь прошла

И через снов последних сумрак

Прорвался вдруг знакомый звон

(Когда была ему я рада?) –

Но мне теперь он – как награда.

Он возвещает мне о том,

Что скоро я тебя увижу,

Что голос твой родной услышу…

 

Ну что ж, пожалуй, спать пора.

Спокойной ночи.

До утра.

 

***

Ночной трамвай. На серебре окна –

Мерцание танцующего света

И в танце том серебряного цвета

Теряет смысл жизни суета,

Заботы улетают, словно лето,

Которое спугнули холода.

 

***

Виртуальный мир,

Виртуальный свет.

Мы как будто бы есть,

Но нас всё-таки нет.

Говорим слова,

Но всё это ложь.

Лучше ты уйди,

Душу не тревожь.

Я поверю в сон,

Я поверю в свет,

В то, что есть страна,

Где придёт рассвет.

Только те дворцы,

Что к себе манят –

Тени облаков,

Что унёс закат.

Кто же ты такой?

Не могу понять.

И кто я тебе? –

Мне б хотелось знать…

***

Падали листья и, тихо кружась,

В вальсе печаль забывали свою

Скоро и нас этот медленный вальс

Нежно подхватит на самом краю

 

В прошлом оставит он слёзы и смех,

В сказочном вальсе тихонько скользя,

Я улечу, забывая о тех,

Что огорчали когда-то меня.

 

И незаметно растают вдали

Горе и радость, любовь и печаль,

В цвет безразличья окрасив те дни –

Дни, когда рядом ты быть обещал

 

И с тех высот, что откроются мне,

Я вдруг пойму, оглянувшись назад:

Счастье – лишь призрак, мелькнувший во тьме,

Беды – лишь тени, что вдаль улетят.

***

Благодарю тебя за этот праздник –

Дорогу, лес и синеву небес…

За мир, вдруг оказавшийся прекрасным,

За то, что жизнь вокруг полна чудес!

 

И если даже это сон –

То всё равно прекрасен он,

И если даже я проснусь –

То вспомню всё – и улыбнусь.

 

 

***

Растаяли рождественские свечи,

В шампанском отыграли пузырьки,

Но вновь вернуло этот дивный вечер

Одно прикосновение руки.

 

Ты что-то говорил – но что есть слово?-

Сквозь паутину будничных речей

В глазах твоих я разглядела снова

Чудесное мерцание свечей.

*****

Жан Миндубаев.

Живая вода.

(  Тебе, АпрелЬ!)

 

Одна знакомая  дама имеет обыкновение время от времени пылко увлекаться различными медико-биологическими новациями: от “детки” незабвенного Порфирия Иванова — до лечения ишиаса орехами дикого каштана.

И вот однажды она “заболела” поисками некой “живой воды”, которая – ну, буквально! — мертвого на ноги поставит и от любой хвори избавит. Заводские умельцы напаяли-настряпали ей кучу разных приспособлений для изготовления той самой живительной влаги с помощью электричества, серебра и ионов. Года на три на квартире у дамы что-то грелось, булькало, кипело. “Живую воду” полагалось пить, закапывать в нос и глаза — и  упорно внедрять еще куда-то…

Результат был плачевный…В конце-концов аппаратура была убрана на задворки: надежды на омоложение и оздоровление “живой водой” не сбылись.

А между тем есть, есть на свете живая вода! И существует она отнюдь не только в пробирках легковерных моих соотечественниц и в народных сказках: каждый может увидеть ее, подержать в ладонях, вдохнуть ее невыразимую свежесть и запах-и даже ополоснуть ею если не все тело — то хотя бы лицо. И свершивший это враз почувствует всю благодатную силу этой, настоящей ЖИВОЙ ВОДЫ…

Надо только дожить до апреля. До тех солнценосных обновляющих дней когда стылой коростой сползает с нашей земли до печенок надоевший, в ледяную лепешку слежавшийся снег — и посочилась, потекла по низинкам к ручьям, речкам и озерам полая вода. И хоть не отошла еще земля от мороза, и холодит бок с полуночной стороны (а с южной — печет жарко) — этот блеск текучей воды под солнцем, эти низины, заполняемые какой-то звонкой, жизнерадостной влагой, эта мелкая рябь под теплым ветерком нашептывают, нажурчивают, наворковывают: конец зимней мертвечине! жизнь вернулась! воспрянь, все живое! И не отогнать мальчишек от ручьев, и часами сидит старик на пеньке у вздувшейся речонки, уставившись в быстрый поток; и девица у родника, пока наполняются ведра, как-то уж очень кокетливо оглядывает свою ногу (пусть даже в резиновом сапожке)… Жизнью! Жизнью наполнила все вокруг эта всамделишная ЖИВАЯ полая вода…

Эта весенняя стихия не оставит равнодушным никого. Сколько прекрасных картин, сколько песен, сколько рассказов родилось из восхищения талой водой, смывающей не только с земли всю накопившуюся усталость, весь хлам и мусор бытия-но и с наших душ! И кому как не нам, волгарям, дано ощутить благотворность и очищение, приносимые Большой водой? Сорок лет храню в сердце потрясение, испытанное возле древнего городка Свияжска в разгар волжского половодья… Круглый остров, увенчанный храмами и монастырями — весь в воде. Половодье залило всю пойму Свияги и Волги, все тракты, все пойменные леса. И она не стоит недвижно, эта стихия — а несется вниз, к Каспию. Лихо несется, тащит на себе все что ни попадя: стога сена, снесенные ворота и изгороди, разметанные в верховьях плоты. И мы, пацаны, ена утлых лодчонках, гоняемся за сосновыми кряжами, цепляем их на буксир, волочем к Свияжску: за каждое бревно можно выручить рубль — а то и трешку! И я гребу, и тянется за мной сучковатый кряж, и крохотная лодка моя уже сидит по самые ушки в воде. Одно качание, одна волна — и нет ни меня, ни лодки в ледяной лавине несущейся воды…

Увы! — “рукотворные моря”, лишив Волгу течения, лишили и нас радости видеть, ощущать, восторгаться волжским ледоходом и идущей вслед за ним полой водой. Но есть еще в нашем краю речки и реки, одаряющие радостью и ледолома, и разливов.

Любуюсь разгулом вешних вод возле села Луговое на Свияге. Весело видеть, как гонит ветер волну над бывшей пашней, как млеют чайки на воздушных потоках, как стоит на кочке чибис, что-то высматривая возле себя… И почему-то жизнь кажется вечной, счастье-непременнным, хорошее-повседневным.

Такова целительная сила настоящей живой воды.

Особенно чувствуется это там, где стаявший снег заполнил тихие низинки в перелесках, на опушке, в луговинке. Отстоявшаяся вода прозрачна, на дне лежат прошлогодние листья, а из прогретой земли уже явилась ярко-желтая капелька цветка мать-и-мачехи…

Я зачерпнул рукой снежницу.

И — словно током по рукам:

Я детство дальнее, как птицу,

Поймал. Держу. Дрожу. А сам

В недоумении и страхе:

Все изменилось — мир и я,

Дороги, поезда, рубахи

И даже школьная скамья.

Все перечеркнуто годами!

Все переломолото в труху!

И сами мы давно с усами,

И старость вечно на слуху.

И этот знак непостоянства

Отмел былое навсегда….

Но вот в ладонях, как лекарство,

Стоит весенняя вода.

И нет в ней никакого чуда —

Она из снега вся , из льда….

Но вновь вернулись ниоткуда

Мои далекие года.

Распахнуто над миром небо.

Печальный отодвинут срок.

И воскрешает быль и небыль

Снежницы маленький глоток!.