После начала спецоперации по демилитаризации и денацификации Украины против России ввели беспрецедентный пакет санкций. К эмбарго присоединились компании по продаже одежды, продуктов, автоконцерны, технологические гиганты и многие другие. Власти в ускоренном режиме представляют планы форсированного импортозамещения, прежде всего, в ключевой для обеспечения продовольственной безопасности отрасли сельского хозяйства. Четких и достоверных прогнозов, что будет дальше и как скоро Россия сможет восстановить или сызнова разработать собственные технологии, давать никто не решается да и вряд ли в текущих условиях может. Тем не менее важна реалистичная и объективная оценка того, с чем мы остались в реальном секторе, и как заменить то, чего Россия лишилась из-за санкций. Что будет в призме Ульяновской области? Во что, прежде всего, государству сейчас стоит вливать денежные потоки? Как и чем, наконец, накормить людей? Дмитрий Ежов поговорил с бывшим гендиректором ОАО «Ульяновский механический завод №2» и ООО “Автокраны Ульяновец”, кандидатом экономических наук, активным членом региональной организации КПРФ и, напомним, человеком, полностью организовавшим победный протест против стройки китайского цемзавода “Конч” рядом со Скугареевкой, Наири Чатиняном.

Фото – Улновости

 

Ежов: Кризис серьёзный. Условия, в которых, как говорят многие и ты в том числе, мы ещё не бывали. Я недавно прочитал оптимистическую статью у хорошего серьёзного издания, которая ссылается, например,  на рейтинги JP Morgan Stanley и делает прогнозы в пределах предсказуемого с каким-то для нас оптимизмом. Там утверждается, что в текущем году объёмы потерь для российской экономики от наступающего кризиса сопоставимы и даже чуть меньше потерь от коронавируса.  Разлетаются снаряды туда и сюда и мы пока ещё реально не понимаем, что взорвалось и взорвется в перспективе. Ты – человек из реального сектора, всё-таки. Давай в качестве вводки: что ты видишь дальше? Куда они летят? Твой прогноз и основные риски.

Чатинян: Никто сейчас реальных прогнозов не даст. Забитая и банальная фраза: “Никаких прогнозов”. И впервые за многие годы нашего с тобой общения мы постараемся не свалиться в политику. Хотя в обозримой перспективе именно политика – иррациональная, сиюминутная и истерическая – будет доминировать над сухой математической по сути своей экономикой. Хвост будет вилять собакой. Основная ошибка сегодняшних властьпридержащих состоит в том, что они думают, что скоро всё закончится. Переболеем, пересидим, всё вернётся. Мое видение как практика с очень большим по неволе опытом состоит в том, что нихрена (простите) “не вернётся”. И, в принципе, не вернётся ничего. Ведь на один щелчок тумблера выключили прежнюю реальность, а новую не включили. И понеслось: с одной стороны говорят: “не бойтесь, всё будет хорошо, нам до коллективного рая осталась пара шагов “, и они во многом правы. С другой стороны, что все пропало, и, самое страшное, что как в старом еврейском анекдоте, тоже правы.

Ежов: Это и есть характеристики новой реальности: и плохое, и хорошее. Они уже другие и какие, ещё никто не понимает.

Чатинян:  Все потому, что реперные точки все съехали, их больше нет и они не появятся в ближайшее время. Мало того, системы координат, в которых они стояли, тоже теперь нет. Мы столкнулись с тем, что Запад объявил нам совершенно чёткий, экономический блицкриг, перерастающий в спецоперацию, которая, в свою очередь, обязательно перерастет в длительную позиционную изматывающую экономическую войну. Мало того, для усиления поражающего эффекта они смахнули все фигуры с шахматного стола – обнулив всю экономическую теорию, на которой построена вся сегодняшняя Россия. Ведь мы, самостоятельно демонтировав советскую плановую экономику, добуквенно и слепо скопировали их модель. 30 лет это врастало в нас – конкуренция, дарвинизм, невидимая рука рынка, макро-микроэкономика, монетаризм. Это все стало столпом экономики, государства и общества. Мало того, эта модель безапелляционно подавалась как единственно верная. Сотни экономических вузов и кафедр, десятки тысяч профессоров, сотни тысяч книг, десятки миллионов студентов. И тут оп и все отменяется.

Ежов: …просто берут и конфискуют. Просто одним махом выключили и перечеркнули все свои принципы, которые декларировали и которые заложены в анналах их же “святых отцов”.

Чатинян: Вместе с этими принципами они “выплеснули и ребёнка” –  незыблемость права собственности, вокруг чего и выстроена современная модель цивилизации. У нас у всех, кстати, билеты в первый ряд краха этой системы. Ведь акторы сказали: теперь кто сильнее, тот и прав.

Ты же знаешь, я долгие годы был жестким последовательным критиком той вурдалачной системы разграбления нашей страны – яхты, дворцы, куршавели и вывоз триллионов долларов. Но в данном случае мы вынесем это за скобки. Те страны, которые 30 лет с вожделением принимали частные русские деньги и смотрели на законность их происхождения. Как – это уже второй вопрос. Но они же разрешили все эти сделки – и дворцы, и яхты, и земли,  и акции компаний, и коммерческую недвижимость.

А теперь все. Было ваше – стало наше.

Ежов: Незыблемость частной собственности – все.

Чатинян: Проблема в другом. Если бы тему конфискации или заморозки начал какой-то экстремальный политик, ну и ладно, везде есть свои Жириновские. Но главный вопрос, кто уполномочен на хапок и по какому праву отжим? И мы теперь с ужасом понимаем, что не только собственность – фьють, а что гораздо хуже – веками созданная система права. Причём не только для России, для всех. А что мы? А мы по-прежнему пытаемся “натянуть сову на глобус”, утверждаем, что мы по-прежнему рыночная экономика, что-то там пытаемся со ставкой рефинансирования ковырять, с денежной массой, с рынком акций. Мы все говорим “свободный рынок”, “частная собственность”, а её уже нет, её ТАМ отменили. Поэтому надо просыпаться и идти работу работать, одновременно создавая новую русскую модель экономики. Но уже с идеологией, опорой на глубинные метафизические русские понятия о социальной справедливости. Или попросту сдохнем. Времени на это предельно мало.

Ежов:  Давай общую теоретическую завершим и перейдём к практической. Сколько у нас было моделей экономики рыночной? Ну заигрывали с малым бизнесом, но он как был ничтожной частью, так ей и остался. Наигрались, не получилось и решили: давайте попробуем регулированную рыночную экономику –госкомпании и монструозные корпорации – типа чеболей.

Чатинян:  Да, ты правильно сказал – чеболь, но только у нас специфический русский чеболь – бессмысленный и беспощадный. Если в Корее это носило характер фантастических драйверов роста, те же наши 30 лет с 50-х по 80-е, то они за это время из мазанок в космос улетели, а наши изуродовали экономику, замонополизировали и законсервировали. Просто там чеболи создавались под конкретные задачи с жестким спросом по срокам и показателям (кстати, чем не госплан). У нас госкорпорации создавали под друзей, друзей их друзей и просто под «хороших людей»

Ежов: Давайте вот ему много денег дадим.

Чатинян:  …и много ресурсов и крепостных с заводиками подкинем. Давайте вообще под него соберём что-нибудь этакое  “ууух”. Ты чем, друг, в детстве увлекался? Радиокружок? Вот, будет концерн “Радиоэлектроника”. Государственный, конечно. Чувак, теперь ты иди сюда, мы же с тобой сколько лет вместе. Ты же любишь под парусом ходить? Вот и судостроительная корпорация появилась, сливаем туда все заводы. Ты летчиком мечтал быть? А ты космонавтом? Ни целей, ни задач, ни эффективности – застой и голимая коррупция. Итог виден всем – ни отечественных самолетов, ни спутников толком, ничего.

Ежов: Вернемся на родную землю. Что ты видишь в призме Ульяновской области? Исходная ситуация позволяет смотреть с бОльшим оптимизмом, чем у многих соседей. Я сейчас просто иду по списку 10 топовых налогоплательщиков региона: “Волга-Днепр”, DMG опять же. Зато пиво  никуда не делось, в Белом Ключе за ним стоит вся та же длинная очередь из фур. “Кристалл” бывший соответственно. Потеряли два банка, потому что их бросили на амбразуру закрывать ниши и вот эти все 20% вклады никуда от них не денутся. По остальному идут разговоры: те прикрылись, эти подзакрылись. Не играет это серьёзной роли. Они, по крайней мере, за списком. В остальном, ростеховские предприятия. Обеспечены будут? Да, будут они обеспечены, это тоже топ. И в остальном у нас, глядя на остальных,  наш регион менее зависим. Твоя оценка здесь, ты что видишь? Понятно, что идет  общемировая и общефедеральная бифуркация.

Чатинян: Мне бы твой оптимизм. Я промышленник, машиностроитель и жизнь меня больно учила не строить в России никаких иллюзий даже в сытое и стабильное время. А по поводу того, где стоят фуры и кто будет обеспечен заказами, давай поговорим об этом через несколько месяцев, когда санкционный эффект начнет разворачиваться в полную силу. Мы с тобой знакомы 12 лет и  каждый раз, когда садимся пить чай, я рассказываю тебе печальные истории о том, как область и страна потеряли очередную компетенцию: здесь закрыли очередной завод, тут разорили хозяйство, там растерзали ПТУ или профильное НИИ. Страна последовательно теряла свою независимость: аграрную ли, промышленную ли, интеллектуальную ли, и вот тебе, бабушка, Юрьев день. Говоря словами классика: «Ну что, помогли нам те ляхи?»

Ежов: Ну да, всё у нас должно было самоорганизоваться, уравновеситься, модель, спрос/предложение, конкуренция…

Чатинян: Боюсь, что нам придется в ближайшие месяцы думать о совсем других проблемах. Ладно, давай к конкретике, а то никаких чаев не хватит. Из остронасущного выделяем три краеугольных направления. Назовем их условно еда, промышленность и демография. Начнем с еды.

Ежов: Подожди, я хочу поднять вопрос выше: ведь продовольственный кризис затронет не одну Россию, если он её затронет. И я надеюсь, что тот же Запад, который к степени подогретости своей задницы очень трепетно отнесётся к этим рискам, о которых там уже кричат, что поставки пшеницы – это Россия и Украина…

Чатинян: Как оказалось 60-70% мирового объема по зерну.

Ежов:  Да, а подсолнечного масла ещё больше и т.д. Надо ли это им? Это к разговору о том, что ситуация разноплановая:  что-то падает, что-то поднимается, включаются другие факторы.

Чатинян: Подожди, следуя этой логике: хорошо, что у меня выкололи глаз, потому что соседу – два. Голод – штука обоюдоострая. Общемировой голодный бунт может жахнуть так, что ядреная бомба покажется манной небесной. У войны, а они нам объявили экономическую войну, нет логики. В войне все страдают. Логически выверенных действий со стороны Запада, на что мы вновь крайне наивно надеемся, может так и не быть. Поэтому мечта, что демократичный западный избиратель в едином порыве крикнет “мы не хотим дорогой бензин, мы хотим дешёвый белый хлеб и вкусный стейк, давай снесём это правительство”, –  из области школьной фантастики. Это “хотелка” наших пропагандистов, но вообще не факт, что она будет нашей “реалкой”. Санкции навсегда. Форевер. И строить нашу с тобой жизнь надо строго исходя их этого. Возвращаемся к сельскому хозяйству: у нас на сегодняшний день кроме земли не осталось ничего. И если мы не предпримем радикальные шаги в ближайшее время, то да, нам грозит снижение урожая и библейские семь тощих лет.

Ежов: Давай без апокалиптических иллюстраций…

Чатинян: Зато в конце мы будем жить в сытом светлом будущем, я тебе обещаю, если мы выживем вот в этом вот.

Ладно, поехали. Раздел «еда» следует рассматривать максимально широко. Это  генетика, семеноводство,  отечественная сельхозхимия, независимое российское сельхозмашиностроение, максимальный ввод в сельхозоборот залесенных земель,  возобновление государственных проектов по мелиорации, большая и малая агронаука, школьная и сельская социалка, хранение, переработка, логистика, товаропроводящая сеть и еще миллион вопросов. И все это заново, с чистого листа и по новым принципам. Иначе хлеб с колбасой не появятся.

Начинаем с генетики и семеноводства. Пришли к тому, что на сегодняшний день мы потеряли практически всё отечественное. Как по семенам, так и по эмбрионам с инкубационными яйцами. С распадом СССР мы попрощались с большой генетикой и уничтожили десятилетия ценнейших практических наработок. Потому что нам всезнающий и добрейший Запад сказал: ребят, ну че вы мучаетесь, херней страдаете, берите все у нас, вы посчитайте экономику, в конце концов вам выгоднее каждый год покупать у нас и сеять. И агротехнологии берите и покупайте, а к ним и технику. У нас сказали: да, смотрите, отличные семена. Это так и работает. Вот этот взрывообразный рост урожайности, который нас сейчас балует,  это все оттуда. Появляющиеся зажиточные колхозники на “Астон Мартин”, “Бентли”.

Ежов: Но там люди-то действительно работают. В итоге эта зависимость, по твоей оценке, насколько?

Чатинян: Да тотальная зависимость. Она, конечно, плавает по каждой культуре, но мы же берём не только семена. Давай мы весь комплекс рассмотрим. Да, у условного дяди Вани есть земля, а что ты с этой землёй будешь делать? Для того, чтобы ты получил какой-никакой урожай, тебе нужны современные семена, устойчивые к болезням. А своих семян нет. Плюс сельхозхимия, пестициды, гербициды и т.д. Они очень импортные. В лучшем случае Китай или перепакованный русский Китай с непонятным долларом, поставками и логистикой. В худшем случае, это Западная Европа и США. Ладно, хоть базовые удобрения наши, но ты видел их астрономическую цену? Вот без этой триады, а мы пока ещё до техники не добрались, ты не получишь 80% от уже привычного нам неплохого урожая.

Ежов: Да и у нас-то в регионе есть семеноводство, станция при Минсельхозе, причём очень серьёзная…

Чатинян:  Да, но это все локально, на энтузиазме отдельных очень возрастных дядечек и тетечек. Не забывай, у нас страна гигантская: Краснодар сильно отличается от Поволжья, а Камчатка от Калининграда. Я говорю про всю цепочку от академии, через НИИ, через региональные станции, через опытные хозяйства, через семеноводческие комплексы и сразу тиражировать, стимулировать положительный опыт. Без государства это невозможно. Откуда у частника деньги на большую науку и импортозамещение? Даже у очень большого частника. Он просто каждый год спокойно покупал за границей все, что ему нужно, и голова не болит. А сейчас начала болеть, только без государства, причем федеральной его части ничего не сдвинуть.

Ежов: Т.е. туда надо вкачивать госденьги.

Чатинян: Вкачивать, причём срочно, прямо засовывать. Собирать остатки научных работников, кормить-поить, холить-лелеять, обеспечивать лабораториями, оборудованием с одновременной выдачей госзаданий и периодическим чек-листом. Причем понимать, что ближайший эффект наступит только через несколько лет.

С сельхозхимией сложнее, но похоже. Остатки отраслевых НИИ за госзаказ разрабатывают технологии реверсинжиниринга, привязанные к нашим химзаводам для производства полных аналогов. Китайский опыт, ничего невозможного. Но, на мой взгляд, с одной новой поправкой. Ввиду крайней токсичности сельхозхимии считаю необходимым вернуться к советской практике государственных станций сельхозхимии. Государство заказывает, закупает, перевозит, хранит и локально продает хозяйствам химикаты в каждом районе страны. А в идеале и вносит, на платной основе, используя самолеты и беспилотники, приобретенные вновь в рамках госзаказа.

Ежов: Опять ты с абсолютной ролью государства.

Чатинян: Слушай, если у нас в стране сейчас действует насквозь государственная Авиалесохрана и это никого не удивляет, то почему бы не быть не менее важному Сельхозавиахиму?

Ежов: Ты начинал говорить про эмбрионы.

Чатинян: А тут и говорить нечего. В войне эмбрионов и племенной спермы мы с треском проигрываем. В случае введения полного эмбарго на поставки в Россию этой номенклатуры не только жареная картошка с мясом станет недоступной роскошью, но и утренняя яичница, куриный суп с лапшой, да и вся молочка. Мы страшно, тотально, чудовищно зависимы от племенной продукции с Запада. А в это время семья ульяновских горе-застройщиков уничтожила стратегически важное ульяновское Госплемобъединение, чтобы построить очередные человейники. Кстати эти чудики сейчас бегают ищут косметические компании, кому можно толкнуть тонны бычьей спермы. Все это было бы смешно… Алгоритм восстановления независимости аналогичен семеноводству.

Мелиорация. СССР был впереди планеты всей по громадным темпам покрытия полей системами полива. С тех пор много воды утекло – каламбурчик – но есть четкий опыт: современные управляемые системы микро- и дозированного полива увеличивают урожайность в 10 и более раз. Воды у нас в стране – залейся. А вот с гидротехническими сооружениями  беда. С советских времен все пришло в тотальный упадок. Непонятен и статус сотен тысяч водных объектов, изначально построенных для мелиорации. Считаю, что их нужно вернуть в госсобственность, за госсчет восстановить плотины и шлюзы, а затем через механизмы государственно-частного партнерства прокладывать системы подачи воды в поля. Окупаемость – несколько лет и колоссальный экономический результат.

Ежов: А что у нас с сельхозтехникой?  Я видел и российские суперкомбайны Ростсельмаша, новые питерские К700-е, тут же нам ничего не грозит?

Чатинян:  К сожалению, грозит и еще как. Во-первых, они занимают небольшую долю рынка, там кишмя кишат всякие “Джондииры”, “Кейсы”, “Челленджеры”, “Нью Холланды” и другие. Во-вторых, ты уверен, что наши комбайн и трактор – реально наши? Хрена с два. Огромное число иностранных критически важных узлов или вроде как наших, но собранных из импортных комплектующих. Боюсь, что у государства нет других вариантов, как восстанавливать полную цепочку производства тракторов различного тягового класса, начиная с владимирского Т-25, через волгоградский ДТ-75, через алтайский Т-4 и к питерскому К-700, только уже полностью на российской узловой базе. Через госзаказ, с фиксированной нормой прибыли и гарантированным выкупом в течение условно 10 лет. То же самое с прицепной техникой. Гарантированный госзаказ, выкуп.

Теперь по залежным землям. Считаю, что решение этой проблемы способно как минимум удвоить валовое производство сельхозпродукции в стране. Причем шаги по вводу – быстрые и одноходовые. На мой взгляд, нужно ввести крайне жесткую ответственность собственника или арендатора по обработке земли. Не секрет, что огромная часть бывших пашен в стране да и у нас в области была выкуплена за копейки через паи,  банкротство или напрямую через коррумпированных чиновников исключительно в инвестиционных целях на ожиданиях роста стоимости. Кстати, долгосрочную аренду я рассматриваю как аналог собственности, так как право аренды прекрасно продается. Таким образом, в стране ждут покупателей и постепенно превращаются в джунгли десятки миллионов гектар земли. Выход простой – резко, в десятки раз поднять налоговые платежи за землю в том случае, если она не обрабатывается. Это вынудит земельных банкиров либо вводить в оборот, либо отдавать нормальным хозяевам в аренду, либо вынужденно дешево/бесплатно от земли избавляться. А для начала нелишне провести инвентаризацию неиспользованных земель, хотя бы в масштабах области. Думаю, губернатор будет удивлен.

Ну и плавно подходим к самому главному в этом разделе – как полученный урожай, привес, надой превратить в городскую еду или экспортный товар. Вот здесь и торчит главная иголка в кощеевом яйце. Потому что за 30 лет появилось омерзительное новообразование, изуродовавшее все наше село,  – продуктовый ритейл. Гигантский спрут, который диктует, что есть, как есть, когда есть, по какой цене и кому из производителей жить, а кому умереть. Считаю, что сети в своем сегодняшнем виде – главный тормоз развития всего сельхозкомплекса. Ибо это монополия, захватившая право тотального порабощения крестьян. Потому что производя не больше 5-7% от итоговой добавленной стоимости продукции, они забирают львиную долю этого же продукта в ценовом эквиваленте. И они же блокируют выход на рынки мелким и средним фермерам/хозяйствам, чтобы не сбить свою монопольную цену и сверхприбыль. Попытки ограничить маржу магазинов оказались пустым пшиком – у них крутейшие лоббисты и мешки, набитые чистым спекулятивным кешем для стимулирования этих лоббистов. Как и с любым новообразованием хирургическое вмешательство может привести к коллапсу всей торговли. Тут надо осторожно. Нужны параллельные маленькие продуктовые ручейки, постоянно действующие фермерские рынки и точки выездных продаж, привязанные к конкретному фермеру, придорожная оборудованная торговля у трасс. Да,  обратно в 90-е, но зато сыты все – и город, и фермеры. Приведу пример из родного Тереньгульского района. Ты знаешь, что у нас в Михайловском поселении американец Джон Хаскелл захватил 9000 га земли, их не обрабатывает и не дает местным мелким фермерам использовать ее для пастбища и заготовки сена. А у ребят дойные коровы: у кого 10, у кого 30, у одного 120. Земли нет. И со сбытом беда. Тереньгульский молзавод берет у них молоко по 24 рубля. Прямо на грани фермерского выживания. Кстати, мой “любимый” тереньгульский завод ляпает 50 тонн в сутки молочной продукции, а покупает 3-4 тонны молока. Т.е. зашло 4 тонны молока от фермеров, а вышло 50 тонн “молочной продукции”. Так вот пальмовое масло производства Индонезии, Малайзии и т.д. – это всё очень сильно контролируемые США территории. Кормов нет, со сбытом – задница. Скоро будут резать коров. Безнадега. Выход есть. Надо сразу обойти и завод, и сети. Помнишь маленькие молоковозки наУАЗах? Так вот каждая бочка тащит от 500 литров до тонны в зависимости от вида шасси. Стоимость сегодня 2,5 – 3 миллиона. Ни один фермер не потянет лизинг или кредит под 25% годовых. Значит нужно области/государству заказать на УАЗе расчётное количество таких машин и выдать их в аренду. Теперь к математике. Литр на сдачу – 24 рубля. Литр в розницу в городе из бочки – 55 рублей. Пусть будет 1000 литровая бочка. Выручка – 55 000. Затраты на обработку и доставку молока – 5 рублей/ литр. Итого каждый день дополнительно 26 000 рублей. Мгновенно переводит производство молока из планово-убыточного в неплохоприбыльное. А город получает живое фермерское молоко по 55 рублей, а не пальмовую бурду тереньгульского молкомбината. В месяц – 700 000 рублей, дополнительно из которых 100 000 спокойно можно отдать государству за аренду автобочки. В этой схеме  главное, чтоб у фермера было гарантированное место продажи, чтоб городские привыкли каждый день с бидонами покупать у одного и того же хозяйства.

Ежов: И что ты хочешь сказать, что всю область можно снабжать так молочкой?

Чатинян: Давай снова к математике. У нас в области миллион реальных жителей. Каждому из них ежедневно нужно 600 грамм молока –  попить, в кашу, сыр, масло и т.д. Т.е. область должна иметь каждые сутки 600 тонн молока. Корова в среднем даёт 12 литров круглогодично, зима-лето, запуск-незапуск и т.д. Это нам какое областное стадо нужно иметь? 60 тысяч дойных коров? Пробегись, посмотри, сколько у нас дойных коров? Меньше, чем кабанов в лесах. Вот эти семёнкинские-потёмкинские нарисованные деревья с мычащими коровами – это  полное на постном масле. Их просто нет. Поэтому первое, что должны сделать уже новые областные власти, если хотят, чтобы у народа была молочка, –  познакомиться с каждой дойной коровой Ульяновской области. Я серьёзно говорю – спецотряд, который поедет по поселениям, возьмёт  там же статданные,  заполнит  формы по количеству коров, а потом пойдет проверять по головам и увидит, что это всё полная лажа.

Ежов: Это говорит человек, который на селе живёт.

Чатинян:  Да, это всё лажа, цифры подгоняются под необходимые Минсельхозу данные. Поэтому сажаем красивых мальчиков и девочек в УАЗ и отправляем по селам коров инвентаризировать.

Ежов: Потому что надо людей кормить.

Чатинян: Людей надо кормить. Поэтому моё предложение следующее: едем переписывать коров и начинаем думать, а как мы будем обеспечивать те самые минимальные 600 тонн молока в сутки для Ульяновской области?

Ежов: Погоди, а они сейчас есть? Ты исходишь из того, что пальмы не будет и поэтому молока хватать не будет?

Чатинян: Да, повторяю, что впереди жестокий дефицит молока и молочки. А еще есть сыр, килограмм которого получается из 10 литров молока. И масло, килограмм которого делают из 20 литров.  Творог и тд.  Если это делать из настоящего молока, то в каждом районе области должна стоять мегаферма. Или второй вариант: сообщество финансово заинтересованных мелких фермеров, которые будут держать совокупное поголовье в 60 000 дойных и кормить область чистыми продуктами. Иного не дано.

Улпресса: две последних части разговора о промышленности и демографии опубликуем завтра, 13 апреля.