«Я  слышала от людей, узнающих, что я телережиссер, удивленное восклицание, как при встрече с очевидным, но невероятным. А так как большинство понятие не имеют что это за работа, то я им представляюсь –  этаким баловнем судьбы.

”О! Богема”  – восклицают они, рисуя себе мой легкомысленный образ в виде взбалмошной фурии – самодурки, командующей целой кучей талантливых, но подневольных людей: операторов, актеров, монтажеров и т. д.

Пожалуй с этим я бы даже частично согласилась. Поскольку считаю, что лучше всего об этой профессии сказал признанный режиссер А Вайда: “ Режиссер должен обладать душой поэта и волей капрала”.

Да, он должен “соблазнить” и вдохновить всю группу, чтобы она хотела воплотить его идеи,  а потом крепко держать в руках это желание , чтобы оно не ослабевало. И все привести к конечному результату без потерь.

Но сейчас почему – то вспоминаются только курьезные случаи. Именно потому, что тогда было не до смеха, или просто интересно, или затрачено много сил.»

*****

Диана Шпоркина.

 В дебрях «Заэкранья».

Или:

«Ах,как трудно быть режиссером!!!»

(Из воспоминаний,)

  

Сплошное удовольствие.

Вторую передачу из цикла “О коллегах и друзьях” было решено делать о Григорьеве. Я просила Валентина найти в нем  что – то особенное, чем он отличается от других. Всегда интересно увидеть знакомого человека в неожиданном ракурсе.

Оказалось, что Юрий Борисович заядлый яхтсмен. Имеет свою яхту и экипаж, с которым они бороздили волжские просторы. Ну чем ни сюжет! Импозантный, несколько вальяжный главный терапевт оказывается любил путешествовать под парусами.

Было решено плыть с ним на яхте,  снимать там же интервью, причалить в Тургеневском заливе, и  на берегу у костра, поговорить о жизни и медицине.

Предварительно, мы приехали домой к Григорьеву за инструкцией. Никто из нашей творческой бригады никогда не ходил на яхте. А если учесть, что я и плавать(единственная из всех) не умела, то предупредительные объяснения нам были необходимы.

Хотя, мое присутствие среди пятерых мужчин на маленьком, как оказалось, суденышке – необходимым не являлось, но Земсков  чувствовал себя  на съемках неуверенно и ни в какую не хотел идти без режиссера.

Во время инструктажа Григорьев несколько раз сказал, что нужно взять с собой теплую одежду и одеяла. Я все это пропустила мимо ушей, потому что была озабочена одним – может ли яхта перевернуться или утонуть.  Юрий Борисович твердо заявил, что быть такого не может.

Когда утром мы появились на берегу и я увидела  не огромную сверкающую яхту, а нечто небольшое и похожее на торпедный аппарат, во мне поселился червь сомнения. Но отступать было некуда. Все мужчины, а у Григорьева был шкипер Николай и его шестнадцатилетний сын Славик, которого я определила в  юнги, плюс Валентин и Саша –  уверенно себя чувствовали, как будто всю жизнь провели на борту.

Мы погрузились на яхту. Она была довольно узкой и, практически, без палубы. Был и трюм, но весьма тесноватый.

Отчалили.

Вспоминая свои первые ощущения, предполагаю, что сейчас бы меня под расстрелом не заставили пуститься в такую авантюру. Мало того, что мало места и ты просто летишь над самой водой, так еще и под наблюдением пяти пар мужских глаз.

Вскоре прекрасные виды Волги, волн и паруса, который раскрыли в форме ”Бабочки”, отвлекли от опасных мыслей.

Мы снимали главного терапевта на фоне развевающихся полотен, за рулем, в искрящихся брызгах, и моя режиссерская душа успокоилась.Вернее, смирилась.

Пришли в Тургеневский залив к вечеру.

Оказалось, что яхта может якорь бросить только на приличном расстоянии от берега, а чтобы попасть туда нужно, спускаясь по веревочной лестнице, сесть в маленькую резиновую лодочку, которая здесь носила название “Тузик” и, гребя веслом, плыть к берегу.

Первый раз я как – то удачно, с помощью Славика, приземлилась в это сооружение и мы вышли-таки на сушу. Там уже шустрый Валентин Константинович разжег костер, а Быстров приготовил камеру.

Красота вокруг необыкновенная. Антураж, “ картинка” – сердце поет.

Юрий Борисович с упоением рассказывал о своей эндокринологии и уверял хирурга Земскова, что терапия – это королева медицины.

  • А вот скажи, Юра, – задает вопрос Земсков – ты эндокринолог, жена, Светлана Михайловна, кардиолог, а кем будет Кирилл, твой сын, который сейчас уже на четвертом курсе?

И вдруг Григорьев выдает –

  • Он балбес – значит хирургом будет. Терапевту нужно голову иметь, анализировать, сопоставлять. А хирургу –  “ только бы резать”.

Разгорелся нешуточный спор и мы не заметили, что стало темно и съемки надо было сворачивать.

Перебравшись на яхту, спустились в трюм и только тут я поняла почему Юрий Борисович говорил про одеяла. Нижняя часть яхты была погружена в воду, а за бортом конец августа и  холоднющая вода.  Всю ночь мы зуб на зуб не попадали, но  Валентин Константинович развлекал нас смешными сказками про свою жизнь. Мы смеялись и, кое – как, задремали.

Рано утром я, чуть разодрав бессонные глаза, вылезла на палубу. Моему взору открылась  “страшная” картина.

На берегу горел костерок, а около него сидел полуголый Земсков. Его одежда  аккуратно развешанная по кустам чуть дымилась, сливаясь с туманом от воды.

  • Валентин Константинович – заорала я, во всю мощь своих легких. – Что случилось?
  • Я тонул.

–  Да когда же вы успели? Рань еще на дворе, а точнее на реке?

Грустный вздох был мне ответом.

Оказалось, что он хотел сделать нам сюрприз.  Увидел двух женщин, которые рыбачили на лодке сетями, сел в “тузика” и, подплыв к ним, попросил рыбки на уху.

Они ему дали, конечно, но когда он пристраивал рыбешку в лодочке, та вдруг накренилась и Валентин рухнул в воду вместе с рыбой. Она-то, наверное очень обрадовалась неожиданному избавлению, а наш хирург вплавь добрался до берега и сидел  теперь, согреваясь.

Я решила тоже туда перебраться. Стала спускаться по лестнице, но только ступила ногой в “тузика”, как он вывернулся из под моих ног и я повисла на руках, судорожно вцепившись в веревки.  Плавать не умею, а значит если рухну в воду – мне конец.

  • Ой, сейчас утону! – ору я – Помогите!

А Земсков думает, что я дурачусь и спокойненько так:

  • Не торопись. Сначала одну ногу, потом другую.
  • Да у меня же “тузика” нет под ногами. Я сейчас в воду упаду.
  • Да, тут всего то метра два.
  • А у меня – то рост 1,64!

На мое счастье на палубу вышел Славик и втащил меня наверх. Больше я решила не покидать яхту. “Тузику”, явно, гости были не по душе.

Григорьев, увидев бедственное положение своего друга Земского и убоявшись, что он простынет, снарядил на том же “тузике” экспедицию, в составе Николая и Саши, за водкой, в Тургеневку. Николай расположился в лодочке, а наш оператор, за отсутствием места, на ее бортике. Тот промялся под грузом его тела до самой воды и было полное ощущение, что Саша плывет на своей ”пятой точке”.

Они с “ песнЯми” отчалили.  Долго слышались их голоса,  эхом звучащие  по Волге –  матушке.

  • Да, – задумчиво пробормотал Григорьев – вот и не верь приметам. Женщина –
  • ,,,,,,, на корабле точно к несчастью. Раньше сроду такого не бывало. А вы, Диана, первая, кто ступил на этот борт.

Я вынуждена была согласиться с этим утверждением. И чтобы искупить свою вину, предложила доверить мне жарить картошку, которую ворочал, неуверенной рукой, сам капитан. Как ни странно, он согласился. Видно, на картофель не распространяются несчастья.

Прибывшие гонцы, влили в Земского стакан водки, ( не для веселья, а только спасения ради) и он сразу уснул, повалившись в трюм.

Но не пропадать же добру –  приняли  и все остальные, кроме меня и Славика. Вскоре команда нашей яхты напоминала пиратский корабль, где гремела песня “Охо- хо! и бочонок рому”.

Все бы хорошо, но надо было отправляться в обратный путь. Григорьев рванулся ставить паруса. Они его, почему – то, плохо слушались и яхта ложилась то на один, то на другой бок. То ли от страха, то ли на самом деле меня так качало, но я была готова   вылететь за борт.

Единственный трезвый Славик, я думаю,  для этого его и брали, предложил убрать паруса и идти на моторе. Но упрямый и веселый капитан хотел идти исключительно под парусами. Я  умоляла его послушать Славика. И вдвоем мы, все же, его уговорили.

Саша уже давно спал в обнимку с Валентином Константиновичем в трюме. Григорьев с Николаем завалились в свою каюту, а я сидела, ни жива ни мертва, на палубе около Славика, который  вцепившись в руль  выгонял яхту на простор речной волны.

Взяв курс на Ульяновск, с командой, которая находилась в полной отключке, мы вышли в открытое волжское водохранилище.

Я все пытала Славика –

  • А может мотор заглохнуть?
  • – Конечно – спокойно отвечал юный капитан. –  Если сеть попадется, то может замотать мотор.
  • И что мы будем делать?
  • Я буду нырять и распутывать.

Боже! – думала я – Только не это! Как – то не радовала перспектива остаться совсем одной на судне без руля и без ветрил.

Из каюты периодически высовывалась взлохмаченная голова шкипера Николая и вопрошала –

  • Слава, все в порядке?
  • В порядке. Спи.

Голова исчезала.

Мимо проплывали столь желанные  и недосягаемые берега. Волга была пустынной. Ни  судна, ни лодки, слава Богу, не попадалось.

Когда на горизонте забрезжил Ульяновск, я считала минуты и секунды, слушала каждый чих мотора, смотрела на Славу с надеждой и верой.

Как ни странно, мы пришвартовались благополучно на стоянку для яхт.

Земсков и Александр, выспавшиеся и довольные, как ни в чем ни бывало сошли с яхты. А Григорьев еще остался приводить все в порядок. Ни у кого ни малейшего беспокойства на заспанных лицах.

И комический и трагический для меня случай, в итоге, превратился в неплохую передачу. Кадры были замечательные, необычные, как и требовалось по замыслу.

И никто, конечно, не догадывался чего они мне стоили.

Как всегда, непосвященные зрители, подумали: “ Ну, что у них за работа! Лафа и сплошное удовольствие.”

 

“Зеленые” друзья.

Мария Радова работала на радио.

С начала и до определенного периода, радио и телевидение жили каждый своей самостоятельной жизнью. Разные здания, специфика, отсюда и совершенно разные взгляды на окружающий мир. На радио журналисты были более самостоятельные, поскольку там преобладало слово. А это то, с чем они умели обращаться. Но произошло воссоединение двух коллективов и многим из них, кто, как говорят, лицом вышел и мог появиться в кадре, пришлось осваивать “новые земли” на телевизионном континенте.

Пришла сюда и Мария. Небольшого росточка и, как все “малыши”, характера воинственного и самолюбивого. Основная черта – природу любила до самозабвения.

Жила одна и, тем не менее, получила четыре сотки земли, построила на них домик и сделала свой мини дендрарий. Каких только у нее не было растений и овощей. Розарий и альпийская горка, дорожки,  вьющиеся лианы – все это умещалось на крохотном участке.

Задумала она и передачу: “ Мы и природа”. Я оказалась у нее в режиссерах. И мы так срослись, что расстаться уже не могли.

Меня удивляли люди, которых она приводила на передачи. Я говорю об экологах. По моему, это особая каста, войдя в которую можно сохранять свою душу от “коррозии”, если говорить высокопарно. В них есть  та основательность, а главное внутренний покой, которые свойственны естественной природной среде.

Долгие годы ведущим у нас был Иван Петрович Мирошников. Умный, интеллигентный мужчина, с приятной внешностью. Он органично вписывался в любой ландшафт и разговор. Мог без подготовки войти в любую тему и при этом –  абсолютное спокойствие. Таким же был Андрей Салтыков, Володя Ефимов, Валентина Кругликова.

Темы Мария умела находить и критические,  и деловые, и лирические.

Обычно все шло, как по маслу.

Первое время мы сюжеты снимали на ВХС, то есть кассетную камеру. Качество ее было не ахти, но все же это уже была не кинокамера, где требовалась проявка. Потом появились более совершенные ТЖК, где не только качество было лучше, но и цвет, и монтировать с нее было легче. Изредка мы брали ПТС на свои передачи. Но громоздкая передвижная станция не везде могла подключиться. Зато, она имела четыре камеры с прекрасными объективами, которые брали изображение с дальнего расстояния.

Природа требовала масштабного, широкого показа, сиюминутного пребывания в ней со всеми ее катаклизмами.

А однажды, мы легко, обошлись только своей смекалкой. Нужен был сюжет из сельской местности, но лимит ТЖК и ПТС закончился. Очень не хотелось, как говорят на телевидении” говорящие головы” иметь в кадре.

Я решила открыть”карман” в павильоне студии (помещение примыкающее к павильону, с выходом на улицу) и туда проехала одна студийная камера. Во дворе стоял трактор, который чистил территорию.

Интервью мы сделали у этого трактора так умело, что мне на пульт во время записи позвонил Ю. Н. Гражданцев( Председатель комитета) и не понимая, кто это у телефона, и думая, что он видит на своем мониторе запись на ПТС, возмущенно спросил.  –

-Откуда идет запись.? У них же нет ПТС? Кто разрешил ?

  • Да, я это, Юрий Наумович. Сижу на пульте в студии.
  • Что вы мне голову морочите. Я что не вижу, что у вас сельхоздвор за спиной.

Пришлось потом идти на “ковер” и все объяснить. Он, как человек эмоциональный, пришел в восторг.

  • Ни за что бы не подумал, что это не в совхозе.

И так долго он всем об этом говорил и меня нахваливал, что Мария даже обиделась, поскольку считала, как журналист, что  главное –  это само интервью, а не антураж. Она еще не понимала, что именно “ картинка” привлекает внимание к интервью.

А Юрий Наумович, надо отдать ему должное, питал слабость к режиссерам. Сам он – журналист старой закалки, и иное мышление, взгляд на привычные вещи режиссеров, его просто завораживали. Он поощрял любую инициативу исходящую от нас. Мы, режиссеры, казались ему непонятными и странными людьми, но, как человек неглупый, он чувствовал, что на телевидении “лучше раз увидеть, чем сто раз услышать”.

Потом все “писатели”, как в шутку называли журналистов, раскусили эту истину. Они старались заполучить хорошего режиссера , сами уже находили площадку, чтобы выгодно показать материал, знали откуда можно снять сюжет, а где это сделать невозможно. То есть “писатели” превращались в тележурналистов.

Одну передачу я не могу забыть до сих пор.

Из красивого и благоприятного села Смородина пришло письмо в редакцию.

Местные жители, которые были переселенцами из Эстонии, жаловались на новую соседку, поселившуюся у них в краях.

Она приехала разводить свиней. Создав ферму, прямо около домов, огородила ее забором двухметровой высоты и спокойно занялась своим делом . По селу пошла вонь, потекли к соседям лужи навозной жижи и веселое хрюканье заменило жителям пение птиц. Никакие уговоры, разговоры и даже угрозы интеллигентных эстонцев – не действовали.

“Помогите!” – взывали они к редакции, как к последней надежде.

Мы с Марией и оператором Славой Кочкиным выехали на место.

Смородина действительно была жемчужиной. Располагалась на холмах. У них было искусственное озеро, где водилась рыба,  лесок и, главное, с эстонской аккуратностью содержащиеся домики и вся территория.

Мы нашли ферму, приготовили ТЖК и стали стучаться в ворота.

Но тишина была нам ответом. Мария, с помощью Славы, попыталась влезть на забор, чтобы понять – есть там кто или нет. Но и это не получилось. Тогда обследовав забор со всех сторон мы обнаружили дырочку, размером с дверной глазок. Все по очереди мы заглянули и нашему взору открылась картина, которая и Гоголю не снилась. У меня сразу замелькали его строки из  “Миргорода”:

“ Если будете подходить к площади, то, верно, на время остановитесь полюбоваться видом: на ней находится лужа, удивительная лужа! единственная, какую вам удавалось когда видеть!”

Все точно так, только посреди грязного от навоза двора, в такой же “гоголевской” луже лежала здоровенная и счастливая свинья. Вокруг нее сновала поросячая поросль всяких возрастов. А рядом, опершись на палку, спокойно стояла владелица этого семейства.

Мария, заорала во все горло, чтобы она открыла нам калитку для разговора. Но фермерша даже не вздрогнула.

И тогда мы решили снимать все именно через эту дырочку. Слава Кочкин был оператором высочайшего класса. Ему можно было и не говорить что снимать, а тем более как.

Засняв большую часть материала и всю округу, с печально вытекающими обстоятельствами, мы заметили, что калитка слегка приоткрылась. Мария рванулась туда и сумела все же  схватить фермершу за грязный ватник.

История оказалась непростая.  Сама женщина была с севера и заключила договор с местным совхозом на выращивание свиней. Совхоз должен был ей предоставить ферму, жилье, поросят, корма и даже помощника. Но как у нас в России бывает, половину не сделал, а половину сделал не так, как надо.

Кинули, по – сути, ее с хозяйством на произвол судьбы. И вот она теперь билась, как могла с трудностями, отбивалась от соседей и продолжала выращивать хрюшек.

Кто виноват? Как жить людям вокруг?

Очень сложный вопрос стоял перед Марией, но передача очень выиграла от необычных кадров, которые помогли почувствовать атмосферу события.

 

Вас тоже так встречают?

С бензином в это время в нашей стране была напряженка. Журналистам сокращали расстояния поездок, а шоферам выдавали талоны на горючее, высчитывая не километры, а даже метры.

И в разгар этого страшного дефицита, Валентин надумал ехать за очередной передачей в Радищево. Кто знает область, тот представляет эти отдаленные места. Нам дали горючего только в один конец, до районного центра. А обратно, мол, сами выходите из положения.

Но мы же не ищем легких путей, как я неоднократно напоминала, имея в виду свой характер. Земсков оказался очень близким мне по духу. И более того, он превзошел  мои ожидания. Если я еще чего – то боялась и сомневалась, то у доктора не было этих чувств даже в зародыше.

В Радищево прибыли после обеда. Проехали к больнице и прямиком к главному врачу. Именно о нем мы и хотели рассказать зрителям.

Сама больница была довольно большой. Все профильные отделения, как  положено, но еще и стоматология. Причем, у них был какой – то уникальный врач, который изобрел такие  приспособления для съемных протезов, что к нему ездила вся наша область и даже ближайшая Сызранская.

Поснимав по кабинетам, убедившись в их порядке и чистоте, поговорив с героем, заметили, что дело идет к вечеру.

Главный приглашает на берег Волги. Мол, уху поедим, а то уже вечереет.

  • Поехали, – говорю – и там у костра, за ухой сделаем разговор о жизни.

Вереницей из трех автомобилей отправились на берег. Там уютно расположились два маленьких поселка Паньшино и Вязовка. Мы ехали по холмам и вид вокруг постоянно менялся, как это бывает в горах. Поднялся на горку – один пейзаж, спустился – совершенно другая местность. Именно за это я люблю горы. На равнине такого разнообразия картин  не увидишь.

И вот мы поднимаемся на последний пригорок и… дух захватывает. Перед нами, далеко внизу раскинулась Волга, а перед ней холмистая местность поросшая высокой шелковой травой. Ветер ее колышет и она становится морем, только зеленым.

Нетронутая цивилизацией природа. Почему – то мелькнула мысль о нашей богатой России и о том, что в Америке, например, давно бы использовали такой первобытный колорит и построили, какой – нибудь, парк Юрского периода. Я просто чувствовала дыхание динозавров и птеродактилей

  • Саша снимай скорее! А Валентин пусть именно отсюда начинает рассказ о Радищевском районе.

Быстров рванулся снимать свои любимые панорамы,  Валентин, поддавшись зеленому очарованию, заговорил как сказочник, вкрадчивым  голосом.

Спустились вниз. Поселки крохотные, но  есть ФАБ и там могут медицинскую помощь оказать. Зашли и туда.

А я все оглядывалась и думала:” Живут же люди в такой красоте. Наверное уже привыкли и даже не замечают. Далеко от цивилизации. Удобств маловато. Но душа должна быть спокойная и чистая”

Проблем и здесь оказалось немало. Зимой сюда не может добраться ни одна скорая помощь и приходится вывозить людей на тракторе. Снегом заносит так, что и без хлеба сидеть приходится.

Поговорили, поснимали и спустились к самой Волге. Она здесь уютная, небольшая, не то что наше водохранилище. Появились женщины с огромным котлом и ведрами, а в ведрах большущие судаки. Засучили рукава и давай чистить рыбу и картошку для ухи.

Мы нашли подходящую корягу у воды, посадили на нее героя передачи, ведущего и записали интервью.

Валентин Константинович, освободившись от дел, подошел к женщинам, орудущим ножами. Я понимала, что его любимое блюдо он должен проконтролировать, поскольку у нас дома рыбой занимался только он. Сам ловил, сам чистил и сам варил уху.  Это было очень вкусно, а ему еще и в удовольствие.

Вскоре он отобрал у кухарок ножи и сам принялся за варево, чем несказанно удивил и озадачил местное население. Такой уважаемый доктор и снизошел до кухаркиного ремесла.

В это время на берег влетела на скорости машина. Из нее выскочил молодой мужчина, подбежал  к нашему герою и обнимая, запричитал.

  • Александр Иванович, дорогой, я как узнал, что вы здесь, так сразу барашка зарезал, сварил и вот привез. Вы же мой самый дорогой гость! Вы же меня от смерти спасли, по кусочкам собрали.

И уже обращаясь к нам. –

  • Проходите сюда. Кушайте на здоровье!

На капоте машины стояла огромная кастрюля. Когда подняли крышку… Ни до, ни после я  не ела такой баранины! Что он там с ней делал, чем сдабривал, но она таяла во рту, как мороженое, если такое сравнение можно применить к мясу.

Я мясоед, а не любитель рыбы, поэтому тут же забыла про уху.

Наверх мы поднимались в темноте. Дорога была узкой, как в горах, но мы благополучно добрались до больницы в Радищево. Нас уложили спать в физкабинете, где много спальных мест на кушетках.  Долго переговаривались, но потом постепенно замолкли. Первым уснул Земсков. У него никогда не было проблем со сном. Только до подушки и он спит. А я вся извертелась, поскольку не могу спать на новом месте и в итоге  –  не выспалась.

Утром мы досняли материал в доме у главврача.  В больнице нам налили бензина , накормили на дорожку и мы уехали восвояси.

Но через несколько дней узнали, что у этой нашей истории есть продолжение.

Первый секретарь Обкома партии, тогда был Горячев Юрий Фролович, очень любил аппаратные совещания. Сам он был человек беспокойный, из породы трудоголиков и людей от земли, а посему вставал рано и принимался за работу  засучив рукава. Он мог назначить совещание и в семь утра. Руководители, зная это, уже и не пытались сопротивляться. Главное, чтобы не попасть под его тяжелую руку. Ругался страшно и долго. Но, видимо, это имело действие, как и море неудобств для аппаратных работников.

И вот на таком совещании, разнося кого – то в очередной раз, Горячев вдруг говорит этому товарищу –

  • А вы сами – то были в Радищево? Вас также встречали там, как доктора Земскова ? С ухой на берегу? Наверное, он для людей поболее вашего сделал, если его так встречают. Поучитесь.

Кто – то из присутствующих, после совещания, все это рассказал Валентину. Он смеялся, а я была удивлена осведомленностью Горячева. Кто мог ему доложить? Ведь только несколько  человек   присутствовали при той трапезе!!!

Но в те времена служба безопасности, хоть так и не называлась, свое дело знала туго. Не только опасность отводила, но и, оказывается, беду накликала на нерадивых чиновников.