От ведущего.
Всемирно известный французский писатель, автор сложных психологических романов Андре Моруа как-то заметил: «Подвести итог жизни небесполезно, хотя бы для самого себя.»
А Лев Толстой подчеркнул, что со временем факты реального бытия станут куда более интересными и востребованными читателями чем сюжеты рожденные фантазиями авторов…
Мои – уже далеко не юношеские года – подвигают меня согласиться с мудростью предков …
Ж.М.
Тайна ночного побега.
(Из цикла «Это было, было…)
…Когда к нам приходит память? Когда появляется та точка бытия, от которой мы начинаем отсчитывать свои дни и годы? Ведь не с момента же появления на свет божий начинается летопись человеческой жизни – а именно с той секунды, когда мы способны ощутить своё причастие к потоку бытия?
И эти картинки первых впечатлений человек пронесёт до конца своих дней, беспрестанно к ним возвращаясь…
Память не ведет меня в городок Спасск, где я родился – из того бытия я абсолютно ничего не помню… Картинки детства начинаются у меня только с 1939 года – с городка Буинска… Там семья Миндубаевых проживала – мой отец был заместителем директора местного техникума…
****
… Итак, шестое ноября 1939 года… Буинск. Деревянный пол усыпан ореховой скорлупой. На полу сидит ребенок пяти лет… Это – я. Я радуюсь скорлупе вокруг меня, разгребаю её ручонками, ликую, смеюсь. Сестра Изида – она старше меня на четыре года – сует мне в рот твёрдые шарики, которые я почему-то должен жевать. Делать это мне не хочется, я плююсь и брыкаюсь – и тут мне впихивают в рот что-то мягкое и сладкое. И это сладкое сопрягается в моей памяти со словом «халва».
Осень 1939 года… Мне пять лет «с хвостиком». Старая изба- пятистенка – в ней семья Миндубаевых снимает у хозяев переднюю половину…
Начну воспоминания с оттенком юмора.
Я родился 27 августа 1934 года в городке куоторый трижды менял свое имя: Спасск-Куйбышев-Булгар.
Иногда мне кажется, что дата моего рождения связана с некой мистикой – ведь именно в тот год великая страна СССР переходила какой-то рубеж внутренней жизни. Главным тут мне кажется то, что именно в 1934 году в Советском Союзе отменили хлебные карточки!
Предвижу вопрос, который услышал бы я от сегодняшних молодых россиян: «А что это такое «хлебные карточки?» Объясняю – это талончики, без которых до 1934 года в СССР нельзя было купить себе кусок хлеба…
Хлебные карточки – только они давали до 1934 года право гражданину СССР обрести хлеб для себя,и для семьи. Уточню: хлебные карточки полагались только жителям городов – а «сельские труженики» – (так именовали крестьянское сословие в Советском Союзе) хлебных карточек иметь не имели права…
Итак, 6 ноября 1939 года… Мне 5 лет. Мы – это отец с матерью и четверо детей – живём в старой избе-пятистенке. Если откроешь дверь направо – то попадаешь в «заднюю» комнатку, где живут хозяева избы. А если дверь налево – то идешь в «переднюю» – там ютится семья А.Б.Миндубаева . Его в Буинске уважают. И потому хлебные карточки у Миндубаевых были.
Но даже и после отмены хлебных карточек в Буинске не все было хорошо с хлебом… Я помню, как оживала улица при криках:
– Хлеб везут!
Это означало, что по улице катит трепаный грузовичок- в деревянном кузове которого стоит фанерная будка – и именно в ней везут на продажу, уже без карточек, хлеб на продажу жителям Буинска.
Шестого ноября 1939 года громко стучали к нам в окно и кричал: «Бегите быстрее! Хлеб дают!»
И мама бежала к магазину за грузовичком в кузове которого стояла фанерная будка с хлебными «кирпичиками»…
…Вечером того дня у нас началось что-то странное…
Воспоминание о том, какой была ночь с шестого на седьмое ноября 1939 года даже сегодня – спустя восемьдесят четыре года (почти целый век!) приводит меня в содрогание… Ведь: именно в ту ночь решалась судьба нашей семьи, именно в ту ночь мы в панике покидали Буинск…
Этот жуткий необъяснимый ночной побег нашего семейства я пытаюсь осознать и понять уже много лет… Никаких документов у меня нет… Только моя память, некоторые догадки- и короткие рассказы ветеранов …
Что же могло тогда случиться? Почему мы должны были срочно и тайно покидать Буинск?
Мой отец был человеком молчаливым и немногословным. Бывший ЧОНовец в годы гражданской войны где-то что-то вершил – но никто ни слова я от него не слышал. Я знал лишь, что он окончил учительскую семинарию, получил диплом преподавателя еще до гражданской войны начавшейся в 1918 году- и продолжавшейся целых четыре года …
И помнится.еще один эпизод.. Как-то в том же 1939 году отец пошл со мной в какое-то учреждение… Там было много мужчин в гимнастерках, с кожаными ремнями через плечо. Они встретили нас приветливо, о чем-то говорили с отцом. А один из них даже подошел ко мне, приподнял и весело крикнул отцу:
–Ты и сыночка к нам определить хочешь? Берем!
И дяденьки в портупеях весело засмеялись…
Я старательно пытался из отдельных кусочков моей памяти собрать некую картину, восстановить некий «пазл» происшедшего с нами в ночь на 07.11.1939. Я соединял, сводил в единое целое казалось бы несоединяемые кусочки той ночи… Я пытался понять: отчего так стремительно и неожиданно надо было эвакуировать наше семейство из Буинска? Что-то грозило? От чего или от кого мы бежали?
И куда, в какую неизвестность в глухую ночную темень и бездорожье вдруг ринулся мой отец – человек вдумчивый, осторожный, явно неглупый – и тем более не легкомысленный? Что же такое могло побудить его немедленно покидать Буинск? И – главное –КУДА именно надо было ему бежать?
Может кто-то от чего-то спасал нас тогда?
Буинск 1939 год… Ночь на 7 ноября 1939 года мне не забыть никогда…
Вечерело. Мама и сестра возились с едой – вот-вот должен был явиться с работы отец...
И он появился – но раньше обычного. И не один – а с какими-то незнакомыми людьми…
И тут в избе началась лихорадочная возня. Чужие люди открыли наш деревянный сундук – и стали кидать в него одежду, посуду, обувь, подушки, одеяла – и даже самовар… Потом все быстро оделись, на меня тоже что-то натянули. Сундук закрыли, два мужика потащили егоиз дома…
– Бегом! Быстрее! – командовал один из пришельцев. Ехать не близко! До рассвета успеть!
К избе подъехал грузовичок с деревянным кузовом – вещи из дома перетащили в него…
Когда все из избы было вытащено сестра схватила меня – и мы тоже оказались в кузове полуторки… Уселись на деревянную скамью спинами к кабине… Меня закутали в какое-то одеяло на коленях у сестры… Мама с двухлетним малышом села в кабину…
Машина тронулась… Грузовик пополз по темным улицам Буинска….
И тут – мама вдруг заплакала, запричитала…
Ехали…в ночь… Я уснул на коленках сестры. Родные люди же были со мной рядом – и значит все было в порядке… Куда мы мчались в непроглядной ноябрьской ночи я не чувствовал…
Мои глазки открылись лишь на рассвете… Я увидел, что грузовичок наш катится по какому-то мосту…
Через несколько лет я найду этот мост и измерю его шагами. Это был автодорожный мост через реку Свиягу возле села Бурундуки в пятнадцати километров от деревни Старое Русское Маматкозино…
Когда и как нас выгрузили из кузова полуторки – не помню. А две телеги груженные скарбом и семьей учителя Миндубаева Абдулбарей Шарафутдиновича запали в душу навсегда.
Оказалось что отцу теперь надлежит быть директором начальной школы вдеревне Татарское Маматкозино: он должен был учить татарских детей русскому языку.
Но местом проживания своей семьи он выбрал русскоязычную деревню – тоже Маматкозино – только Старое Русское.
Ныне я прекрасно понимаю, почему мой отец принял, на первый взгляд такое странноватое решение работать в татарском селе- а жить в русском…. Человек умный: он понимал для его детей «путь в люди» лежит только через познание русской речи, русской истории, русской культуры.
Он выбрал главную дорогу, не предав забвению и причастность к национальному: в доме говорили и на татарском, и на русском.
Спасибо тебе, отец.
*****
В Русском Маматкозино нас поселили в избу раскулаченного. Хозяин и его сын куда-то были сосланыкуда-то далеко…
В , в избе оставались только две женщины. Мама отгородила нам угол старым ковром – так началось наше долгое и нелёгкое маматкозинское житие….
…Мелкий дождь, пасмурный день 7 ноября 1939 года.… И хоть пятилетний ребёнок не расположен к долгой печали, я чувствовал что наш приезд в Маматкозино праздника не обещает…
Однако, я ошибся. Ожидал нас в деревне праздничный подарок!!
Случилось вот как. Мы угадали со своим переселением в деревню на великий по тем временам праздник – Годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции (1917 года). И по этому случаю районные власти разрешили правлению колхоза «Красный Дол» преподнести своим крестьянам «щедрый презент»…
Думаю, сегодняшний читатель предвкушает торжественное заседание; награждение почётными грамотами; вручение подарков; веселье и так далее?. Нет! Ничего такого не было!
А было вот что. Решили колхозные начальники зарезать ПАРУ колхознЫХ ОВЕЧЕК – и наварить для своих РАБОтников мясных щей. Сто сорок маматкозинских дворов РАЗБИЛИ на десятки – и в четырнадцати избах бабы варили эти самые праздничные щи. Из расчёта – по горшку щей на едоков…
Не забывается по сию пору некая суматоха нашей семье… Дело заключалось вот в чем: колхознон начальство гадало: включать ли в число едоков вновь прибывшего учителя и его семью? Или игнорировать при раздаче мясной ед – , как не членов колхоза «Красный дол»?!( Так называлась тогда сельхозпредприятие).
Отец угрюмо молчал – а мать сильно волновалась. И надо же! Колхозные руководители решили: учительских деток надо угостить заманчивыми щами! И нам принесли-таки тех щей! Целых два горшочка!
Нет, никогда не забыть мне ни чудного запаха из той глиняной посуды; ни жировых «звездочек» на щах – а среди них – и двух рыжих тараканов…
Ничего более вкусного с тех пор (а год был 1939) я не ел. Ей богу!
И ещё одна мысль, явившаяся в голове уже в зрелые годы: до какого же состояния надо было довести крестьянский двор, чтобы мясные щи, столь естественные в конце осени, когда мужики уже начинают «подбирать скотину», стали подарочным, праздничным, «щедрым» угощением от начальства?!
Ещё раз напомню: то была осень 1939 года. Великая страна СССР ещё не воевала с Германией. Она только что подписала тогда пакт о взаимном ненападении – известный в истории как «Пакт Молотова – Риббентропа».
ЭПИЛОГ.
«И про отца родного своего, мы, зная все, не знаем ничего».
Евгений Евтушенко.
А тайну нашего ночного побега за сто километров от Буинска, через слякоть и бездорожье поздней осени 1939 года, накануне праздника Великого октября, я все-таки узнал через несколько лет…
Я познакомился с людьми которым уже не надо было скрывать что-то, хранить свою секретность. Они работали в те годы в Казани – и в Буинске. Они рассказывали мне о том, что творилось у нас в тридцатые годы…
Отец, как я выяснил, имел самое непосредственное отношение к «органам– оказыватся, он был осведомителем »-НКВД (так называемый «секретный сотрудник.»)
И кто-то из его коллег, рискуя собой, решил спасти его семью…
Случалось, как выяснилось и такое.
И ведь это спасение было основательно продуманно и выполнено. Отца и его семью не просто вытащили и спрятали в дебрях бескрайней России. Нет! Он, покидая во мраке ночи Буинск, уже зная где и кем он будет дальше работать…
Ж.М.