По областной программе книгоиздания опубликована первая часть филологической энциклопедии «Русская речь и словесность Симбирского-Ульяновского края», подготовленной ульяновским историком литературы Александром Рассадиным. Почему от текста до краеведения – один шаг, могут ли ульяновцы приватизировать колобка или фамилию Обломова, стоит ли хвалиться местными ругательствами и кто такие тереньгульские жульщики – в нашем материале.


– Александр Павлович, Вы – профессиональный литературовед, преподаватель русской литературы, и вдруг – книга о симбирской -ульяновской устной речи.

– Все просто. Во-первых, я сейчас работаю в Институте истории и культуры нашего региона. Во-вторых, время от времени я читал курсы по литературному краеведению в вузах города. В-третьих, любой литературовед имеет дело с идиостилями писателя. Художественные тексты нельзя изучать в отрыве от языка, в том числе разговорного. А может, нужно изучать в первую очередь в связи с разговорным, это ведь с детства впитывается. Поэтому возникала идея двухтомника , где речь предваряет словесность.

– Но разве это не очевидно?

– Очевидно, но не в краеведении. Ведь краеведение в широком смысле не наука. Кто такой краевед в моем понимании? Это прежде всего подвижник, культуртрегер из разных социальных сфер, в большинстве своем не имеющий специальных знаний и часто просто из любопытства коллекционирующий разные факты. Его главная миссия – просветительство. В лучшем случае он использует методологию сложившихся научных дисциплин, например, такой вспомогательной исторической дисциплины как биографика или биографического метода в филологии. Но это если он, как исследователь-любитель, имеет хотя бы поверхностное представление об этих и других научных дисциплинах и занимается самообразованием. Постоянно вспоминаю Вячеслава Сукайло, который по первому диплому был химиком и до последнего дня работал в аэропорту. Но постепенно вырос в профессионального краеведа-текстолога высочайшего уровня. К сожалению, таких примеров в краеведении немного. А может их и не может быть много.

– Ваша книга открывается большой подборкой из словаря Владимира Даля.

– Да, и моей вступительной статьей о сложности в работе с его текстом. Например, меня всегда интересовал вопрос, откуда фамилия Обломов? В словаре Владимира Даля есть несколько слов, которые мог слышать писатель – обламывать, облом, облый в значении круглый… а дальше думайте сами.

– Стало быть, фамилия имеет симбирские корни?

– Конкретно по слову «облом» нет такой локализации. Хотя он старается указывать место бытования, тот или иной регион. Но даже если он отмечает, что услышал то или иное слово в Симбирске , это не дает нам права объявлять это слово «симбирским». У обыденной лексики нет отчетливых границ. Перефразируя Библию, дух языка веет , где он хочет. Вообще язык нельзя приватизировать.

– Но иногда хочется попытаться. Вопрос о котором было уже немало споров: удалось ли вам найти следы колобка, наш ли он?

– В свое время мой друг Сергей Борисович Петров объявил Ульяновск родиной колобка. Основываясь на том, что у Даля есть слово колебятка – последний хлеб из квашни. Но лексикографы сомневаются, что это колобок, хотя у них вроде бы общий корень – коло. Да и мало ли что можно было испечь из остатков теста. Даль этого слова не слышал, а получил информацию от симбирянина Наумова. Этимологически оно могло быть производным, например, и от кулебяки, пирога не обязательно круглой формы. Кстати, для изготовления кулебяки теста надо совсем немного. В ней большую часть составляет начинка. Колебятка – слово вообще, я полагаю, было малоупотребительное или даже единичное. Неологизм какого-нибудь балагура типа сказочника Абрама Новопольцева. Неслучайно его нигде в России никто не записывал.

– Какие еще материалы вошли в книгу, кроме подборки из Даля?

– Понимаете, соединить все слова в единый алфавитный список было невозможно. У собирателей и публикаторов в разные эпохи были свои индивидуальные модели представления языкового материала, формы лексикографических статей. Причесать всех под одну гребенку, значит нарушить волю исследователей. Поэтому принцип диахронический. И максимальная аутентичность. От записей Даля к более поздним записям Мотовилова, Алексеева, Барашкова и других исследователей до современных, как например , очень толкового краеведа-лингвиста Натальи Ливановой. Есть разделы по ономастике, жаргонам, школьным прозвищам и кличкам животных. Книга информационная, как и положено энциклопедии, но я называю ее больше «размыслительной», позволяющей думающему читателю, а именно на него я рассчитываю, сравнить бытование лексики во времени, сопоставлять…

– У Вас опубликован большой корпус симбирских фамилий.

– К сожалению, только по одному району. Здесь нужна огромная архивная работа, начинал ее вятский литератор и краевед Василий Андреевич Старостин, незадолго до своей безвременной кончины переехавший в Ульяновск. Старостин не был профессиональным лингвистом. Он изучал семейные роды, фамилии в его картотеке связываются с местами проживания их носителей , их крещения, профессиями. Так что она будет интересна и историкам.

– А что за тайный язык симбирских отходников: кто и когда его использовал?

– Вначале поясню, кто такие отходники. Это крестьяне, которые после летних работ в поле, обычно в зимнее время, уходили в другие села, как сейчас говорят «на шабашку», подзаработать. В Тереньгульском районе был очень популярен портновский промысел. Вот они и использовали особый язык, или арго, в повседневной работе с заказчиком, называя, к примеру, закройщика жульщиком, рубль хрустом, шить – стебить или шварить. Не спрашивайте, почему. Значит было, что скрывать. Но не только во время работы. Пользовались этим тайным языком и в повседневной устной речи, и даже на письме. Сохранились письма крестьян с фронтов Первой мировой войны. «Мас шкил в ко́ске ежешме́нно ба́кры рунди́хи, масо́ва косну́ло в шту́ху, кульжу́ в шольни́це и шо́юсь, як бы шту́ху не отжу́лили» – Я был в бою ежедневно две недели, меня ударило в ногу, лежу в лазарете и боюсь, как бы ногу не отрезали. Вот тут глагол отжулить, то есть отрезать, имеет другой смысл. Отжуливают не ткань, а ногу. Собиранием этого языка занимался Василий Семенович Дубровин, практически никуда не выезжавший за пределы своего родного района, окончивший три класса церковно-приходской школы и всю жизнь проработавший сначала счетоводом, а потом бухгалтером. Навряд ли, особенно на общем фоне первых полетов в космос и освоения целинных земель, страстное увлечение Дубровина воспринималось исключительно всеми его земляками всерьез, как подвижничество, скорее уж как чудачество. Но наверняка находились и те, кто относились к его собирательской работе с подозрением. Ведь главная цель арго – явное сделать тайным, непонятным для непосвященных. Мало ли что можно было скрыть за этими странными словами: гостесфилец, шмень, показомить, купесить, зяблёха, скрипоты и др. Но жизнь и судьба Дубровина – еще один пример, когда любитель становится настоящим ученым. Василий Семенович состоял в постоянной переписке с крупными лингвистами Алексеевым, Бондалетовым и другими, многому них научился, стал в их среде своим.

– Часть книги посвящена современной обиходной речи ульяновцев. Так ли уж можно выделить именно ульяновскую речь в период интернета и прочей глобализации?

– Вы серьезно? Конечно, нет. Вот во времена моего детства я часто слышал доминантный окающий говор, сейчас он еще встречается в глубинке. А в городе? Вы его часто слышите? Причем не только окали, а еще и акали, но меньше. Кто интересуется фонетикой местных говоров, может заглянуть в подборку материалов профессора Алексеева, я частично опубликовал фонетические записи речи жителей села Архангельского, где Алексеев жил в 50-е гг. прошлого века. Но так сейчас в Архангельском уже почти никто не говорит. А вот современный лексикон весьма своеобразен, особенно в части молодежного сленга. Когда у нас открылся фуникулер на Венце, молодежь прозвала его фурункулом. Я не знаю, существует ли сейчас этот образный пароним в устной речи , но недавно проходя мимо, я понял, что «фурункул» вскрылся и представляет собой жалкое зрелище. Посмотрите, как в недавние годы (в частности, на переломе 20 и 21 века, это записи из моего личного архива, сделанные студентами разных вузов, где я преподавал) и какие объекты жители Ульяновска называли (а в ряде случаев и продолжают называть) Биг-Беном, Блудным парком или какой-нибудь «ватрушкой».

Отдельно представлен материал по микротопонимике ряда областных поселений, тот, что был у меня под рукой. Этим направлением у нас практически никто не занимался. Там тоже немало интересного. Во вступительной заметке я привожу размышление жителя села Подкуровка Юрия Николаевича Горшкова: «Вот у нас есть поле в лесу, участок, который называется Кобылья нога. В свое время я летал на кукурузнике, у нас поля опрыскивали авиацией. И вот сверху поле это действительно напоминает ногу лошади. Раньше авиации не было, а люди это увидели с земли. Народ у нас по сути довольно-таки умный и просто так не назовет. Или вроде бы некрасивое название Вшивая поляна, или овраг, или улица, все по какому-то поводу».

– Вы сказали, что в книге уделено немалое внимание ономастике. Но неужели ульяновцы как-то по-особенному называют своих детей, животных или регион выделяется названиями мест?

– Топонимикой прежде всего и выделяется. Что касается прозвищ и кличек животных, то вы везде ищите «особенное». А в науке есть ключевое понятие «закономерное». Вот, например, еще совсем недавно каждого второго кота в России называли Чубайсом. А сейчас молодежь и не знает, кто это такой. Но у нас тоже оно было очень популярным. И это надо записывать, архивировать. Подобные слова очень точно характеризуют время, эпоху. Многие слова, как мотыльки, сгорают, исчезают безвозвратно. Так же и со школьными прозвищами. Это наиболее текучий пласт лексики. Школьники, которые смотрели когда-то сериал «Дикий ангел», уже выросли и стали мамами, а некоторые бабушками. А ведь кого-то из них называли в школе Милли по имени главной героини этого сериала. Сейчас другие фильмы, компьютерные игры, книги. И соответственно другие прозвища. Хотя сохраняются и некоторые закономерности в словообразовании, вариативность. Например, такое популярное прозвище Серый могло произойти и от фамилии (например, Сергеев), и от имени (Сергей), и от внешности и т.д

– А как быть с нецензурной речью. Ругательствами?

– Они есть, но, конечно, что-то пришлось убрать. То, что напрямую связано с обсценной лексикой. Прежде всего по причине научно-популярного направления издания. Официально у нас нет цензуры. Но есть еще самоцензура и понятие меры и вкуса. Что-то делать для хайпа – не в моих правилах.

– Кажется, в книге не обошлось без Пушкина, к 225-летию со дня рождения которого приурочена первая часть Вашей энциклопедии.

– Да. На первой странице я привожу его слова «Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности». Правда, Пушкин говорил о художественном творчестве. Но я думаю , отчасти, это применимо и к научным публикациям. Хотя устное слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.