В центре Москвы историческом
Ветер рыдает навзрыд.
Вуз непрестижный, технический
Там в переулке стоит.
Рядом стоит общежитие,
В окнах негаснущий свет.
И его местные жители
Обходят за километр.
В общем, на горе Америке
И познакомились там
Соня Гольдфинкель из Жмеринки
И иорданец Хасан.
Преодолевши различия
Наций, религий, полов,
Вспыхнула, как электричество,
Сразу меж ними любовь.
Сын бедуинского племени
Был благороден и мил,
Ей на динары последние
Джинсы в “Берёзке” купил.
Каждой ненастною полночью,
Словно Шекспира герой,
Он к своей девушке в форточку
Лез водосточной трубой.
Утром дремали на лекциях,
Белого снега бледней.
Нет такой сильной эрекции
У пьющих русских парней.
Крик не заглушишь подушкою,
Губы и ногти в крови.
Всё общежитие слушало
Музыку ихней любви.
Фрикции, эякуляции
Раз по семнадцать подряд.
Вдруг среди ночи ворвался к ним
В комнату оперотряд.
Если кто не жил при Брежневе,
Тот никогда не поймёт
Время проклятое прежнее,
Полное горя, невзгод.
Как описать их страдания,
Как разбирали, глумясь,
На комсомольском собрании
Их аморальную связь.
Шли выступления, прения,
Всё, как положено встарь.
Подали их к отчислению,
Джинсы унёс секретарь.
Вышел Хасан, как оплёванный,
Горем разлуки убит,
Но он за кайф свой поломанный
Ох, как ещё отомстит.
И когда армия Красная
Двинулась в Афганистан,
“Стингером”, пулей, фугасами
Там её встретил Хасан.
Русских валил он немерено
В первой чеченской войне,
Чтобы к возлюбленной в Жмеринку
Въехать на белом коне.
Сколько он глаз перевыколол,
Сколько отрезал голов,
Чтоб сделать яркой и выпуклой
Эту большую любовь.
В поисках Сони по жизни
Перевернул он весь мир,
Бил он неверных в Алжире,
В Косово, в штате Кашмир.
Так и метался по свету бы,
А результатов-то – хрен.
Дело ему посоветовал
Сам Усама бен Ладен.
В царстве безбожья и хаоса,
Где торжествует разврат,
Два призматических фаллоса
В низкое небо стоят.
Там её злобные брокеры
Спрятали словно в тюрьму,
Но в эти сакли высокие
Хода нема никому.
Ёкнуло сердце Хасаново,
Хитрый придумал он план
И в путь отправился заново,
Взяв с собой только Коран.
Ну, а в далёкой Америке
Тужит лет десять уже
Соня на грани истерики
На сто втором этаже.
Пусть уже больше ста тысяч
Личный доход годовой,
Пальчиком в клавиши тычет
С непреходящей тоской.
Счастье её, на востоке,
Степи, берёзы, простор…
Здесь только жадные брокеры
Пялят глаза в монитор.
Горькая жизнь, невесёлая,
Близится старость и мрак.
Знай, запивай кока-колою
Осточертевший Биг-Мак.
Вдруг задрожало всё здание,
Кинулись к окнам, а там –
Нос самолёта оскаленный,
А за штурвалом – Хасан.
Каждый, готовый на подвиги,
Может поспорить с судьбой.
Вот он влетает на “Боинге”
В офис своей дорогой.
“Здравствуй, любимая!” – в ухо ей
Крикнул он, выбив стекло.
Оба термитника рухнули,
Эхо весь свет потрясло.
Встречу последнюю вымолив,
Мир бессердечный кляня,
За руки взялись любимые,
Бросились в море огня.
Как вас схоронят любимые?
Нету от тел ни куска.
Только в цепочки незримые
Сплавились их ДНК.
Мы же помянем, как водится,
Сгинувших в этот кошмар.
Господу Богу помолимся…
Да и Аллаху Акбар!