Отличительная черта первой восьмилетки нового века – откровенно наплевательское отношение государства к людям. На авансцену жизни вышли те, кого народ издавна называет холуями. Тому, как плодятся в России чиновники, могут позавидовать тараканы: за 10 лет чиновничья рать увеличилась на 50 процентов – теперь на каждых 100 человек приходится 1 «народный бюрократ».

Наблюдать за их бездельем – занятие отвратительное, но каждый из нас вынужден этим заниматься, если необходимо решить какой-либо вопрос. Их невнятные речи, сытое самодовольство, хамство могут довести до инфаркта, но иных «сукиных сынов» на окормление у нас не сажают. И мы, оплачивая из своего скудного кармана их безбедное существование, проклиная эти порядки, повинуемся, тем не менее. Ничто не изменилось со времен Петра Чаадаева: «В России все носит печать рабства – нравы, стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если только последняя может существовать в этой среде».

Рабы, как и рыбы, немы

В какой стране главный ее закон, Конституция, не читаема и не чтима не только народом, но и судом, прокуратурой, любой ветвью власти; все ее статьи о бесплатном том и сем пущены под нож самими верховными правителями? Рыночные отношения, они и в Африке – рыночные, но ни в одной из государственных Конституций, кроме нашей, не записано, однако, что государство гарантирует каждому бесплатное образование и здравоохранение. Воли и рабской покорности депутатов и народа хватило на то, чтобы изменить главный закон страны в части увеличения сроков правления власти. Закрепить новые статьи о том, что народ в который раз – и отныне, видимо, уже навечно – поделен на «черненьких и беленьких», то ли духа не хватает, то ли перед Западом неловко. Словно на Западе не знают, что творится в стране «суверенной демократии».

А творится, господа, страшное. Прав, прав Петр Яковлевич: «Стоит лишь какой-нибудь властной воле высказаться среди нас – и все мнения стушевываются, все верования покоряются, и все умы открываются новой мысли, которая предложена им». Как могло случиться, что отраслевой приказ (закон?) о введении платы за учебу стал вдруг выше конституционного? Да потому, что так решили наверху. Кто-нибудь этот закон видел, читал? Так велено-с…

Детям из сельской местности, которые никогда стопроцентно не справятся с пресловутым ЕГЭ, предстоит (особенно, если ребенок из небогатой семьи) распроститься с мечтой о дальнейшем образовании. Президент, правда, пообещал, что плата за обучение в вузах будет в рублях, но он не подумал о количестве этих рублей. Пока же выходит так: уже сейчас стоимость года обучения в негосударственном вузе обойдется минимум в 50-80 тысяч рублей, в государственном – около 300 тысяч. Меж тем, во французской Сорбонне обучение считается достаточно дорогим среди других европейских университетов, поскольку стоит в год 4,5 тысячи евро. В университетах Германии и Швейцарии годовая плата за обучение – и для своих, и для иностранных студентов – составляет около 1000 евро. Причем, получив дипломы, каждый находит себе место под солнцем. У нас же министр образования и науки Фурсенко назвал обучение в российских вузах по специальностям экономика, юриспруденция и педагогика «дорогой в никуда». Может, не тому и не так учат? Как могут быть не нужны хорошие педагоги, если, к примеру, ректор УлГУ Костишко горько заявляет: «В сельских школах среднее образование находится на крайне низком уровне…Педагоги сами не проходят квалификационную проверку». Я бы заметила, что и не каждый выпускник университетов проходит проверку профессией. На одном из местных телеканалов молодая дама-ведущая усиленно рекламирует «платья ОТ мировых брендов», нимало не сомневаясь в собственной непогрешимости. Слово же «бренд» означает не что иное как «торговая марка». Так что платья могут быть либо мировых торговых марок, либо – действительно ОТ Гуччи, Сен-Лорана и т.д., то есть, ОТ мастеров. А ведь девушка явно получала или получает «высокое» образование.

Если нацпроект «Образование» имел своей целью наплодить как можно больше послушных власти тугодумов, эта задача успешно выполняется. Полузабытые Филиппки из толстовского рассказа вновь по стуже и грязи бредут в школы за 5-7 километров: с этого года федеральной программе по обеспечению школьными автобусами, как олимпийскому мишке, можно грустно пропеть «до свидания» – кризис, знаете ли, мировой причем. А школы в селах закрываются, потому что ни один нищий районный бюджет не выдюжит их содержание: власть стала финансировать школы не по надобности ее в населенном пункте и не по удобству для детей, семей и учителей, а по душевому числу учащихся. Мало их – таковы и деньги.

Открываю стенографический отчет Сессии Верховного Совета СССР за 24-27 апреля 1945 года. Депутат Мензелинского избирательного округа Татарской АССР С.М. Шарафеев докладывает: «За годы Отечественной войны в республике открыто 232 новые школы, 70 больниц, поликлиник и амбулаторий, 64 фельдшерских здравпункта, 13 женских и детских консультаций. На 3090 увеличилось число больничных коек. Значительно расширена сеть детских площадок, детских домов, постоянных и сезонных яслей». До 9 Мая, меж тем, еще надо было дожить.…До чего надо дожить нам, чтобы вспомнить, что мы – не быдло, а люди, что власть приходит и уходит, а народ вечен.

Избушки, теремки, замки

Квартирный вопрос испортил не только москвичей, даже – деревню. Я, например, отказываюсь понимать, зачем я в своем «домике в деревне» плачу ежемесячно больше 200 рублей за мифическое техобслуживание. На досуге посчитала – только один подъезд на блюдечке с голубой каемочкой ежегодно преподносит Криушинскому ЖКХ больше 150 тысяч рублей. За 30 лет – ни одного косметического ремонта; ни стекол, ни дверей, ни освещения. Отвечать некому – начальники в этом хозяйстве меняются, как прокладки: во всяком случае, за два года деревенской жизни наездами я наблюдаю бездеятельность уже третьего «пупка». И я признаю – любой бессилен перед ничего не делающим коммунальным хозяйством, потому как сам первый зам. председателя правительства РФ Шувалов заявил: «Если снизить тарифы на ЖКХ, разрушим страну». То, что закрываются заводы, организации, конторы, на улицу выбрасываются миллионы людей – это никого не волнует: места под луной в России много – отчего ж не побомжевать? Слава богу, руководители регионов знают нужды людей несколько лучше, чем «граф» Шувалов – во всяком случае, в нашей области идет хотя бы речь о снижении драконовских тарифов.

Как получается, что власть в Москве вообще не знает, чем и как живет народ в России? Ну, нет в глубинке ни олигархов, ни банкиров, ни других нужных власти людей, которых она так старательно в первые же дни стала прикрывать от тягот кризиса. На российских просторах больше других – оставшихся без работы, без копейки, без надежды; пенсионеров, которые, как в 90-е, вынуждены «спонсировать» уже не детей, но – внуков. Деревенские старики и старухи только свечки не побежали ставить за здравие Медведева да Путина, когда узнали из десятых рук, что с этого года пособие на погребение вырастет аж в 4 раза – вместо тысячи рублей государство с барского плеча швырнет на могилу своего гражданина «целых» 4 тысячи!

Подарки высшего руксостава народу в кризисные времена вообще поражают цинизмом. Президент заявляет вдруг о решении к 2010 году, то есть к 65-летию Победы, улучшить жизненные (квартирные) условия ветеранов Отечественной войны. Простые арифметические подсчеты подсказывают: даже если сегодняшний ветеран был призван в действующую армию в 1945 году, в 2010 ему будет 83 года. Не все кремлевские старцы доживают до таких лет! А кто мешал премьеру, 8 лет работавшему президентом, озаботиться условиями жизни защитников сразу в 2000 году? Тоже нехилая дата была – 55 лет со дня Победы…

Даже закон о социальной поддержке материнства (так называемый «материнский капитал»), обернувшийся вдруг возможностью остаться в ипотечной квартире, говорит не столько о заботе государства о маленьких гражданах, сколько о своем, государственном спокойствии: деньги, вложенные в строительство, так или иначе, но возвратятся и в его, и в частный «карман». Рабски благодарные «партии и правительству» за заботу, молодые родители умильно называют своих вторых детей «кормильцами». На что они будут кормить, растить, лечить, учить, одевать «кормильцев», голова, похоже, не болит. Да она вообще, как утверждают биологи, редко болит у дятлов…

«Я перестал обедать»…

А если все же заболит? Вот тогда встанут проблемы, почище квартирного вопроса. Здравоохранение тоже усиленно оптимизируют. Настолько усиленно, что возникает вопрос: не слишком ли нас много для государства? Это в других странах идут непрерывные дебаты о возможности или невозможности легализации эвтаназии – у нас она легализована с начала перестройки. Сколько одиноких заболевших людей, сколько детей из пьяных семей медленно умирают ежегодно в своих квартирах при полном отсутствии какой-либо государственной помощи! Где в это время бродят и что делают работники социальных служб, милиции, участковые из поликлиник, «добрые» соседи, один бог ведает.

Можно, конечно, оптимизировать количество больниц, дневных стационаров, сельских врачебных пунктов – как на Западе. Но сделайте сначала проезжими дороги, обеспечьте народ связью, дайте возможность каждому иметь личную машину, подтвердите денежную весомость медстраховки, выучите качественно лекарей, да просто перестаньте «оптимизировать» число заболевших.

У чиновников, которые в России руководят медициной, исчезла самая главная, на мой взгляд, составляющая: гуманность. О подвижничестве просто молчу. Это 150 лет назад русские врачи, озаботившись высокой заболеваемостью народа, проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что фельдшерское лечение не только обходится поселению несоответственно дорого, оно просто тормозит развитие будущей медицины. И сделали упор на развитие участковых больниц: стационар, амбулатория, один-два фельдшерских пункта, аптека. В каждой сельской больнице создали операционную. В 1904 году в Мелекесской земской больнице на 30 кроватей было отдельное операционное здание, где делали в среднем 300 операций в год. Просто врачей учили тогда не за деньги, а за совесть. И шли учиться не для диплома, а для врачевания людей. И доктор, особенно на селе, принимал больных не четыре часа в день, а с утра до глубокой ночи – пока не примет последнего. Булгаков – это ведь не только «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце», это еще и врач самой, что ни на есть, сельской участковой больницы на рубеже 1917-18 годов: «Ко мне на прием по санному накатанному пути стало ездить сто человек крестьян в день. Я перестал обедать. Предположим, что на каждого из ста моих пациентов я тратил только по пять минут. 500 минут – 8 часов 20 минут. Подряд, заметьте. И, кроме того, у меня было стационарное отделение на 30 человек. И, кроме того, я ведь делал операции. И в течение двух недель по санному пути меня ночью увозили раз пять на роды. За год я принял 15613 больных. Стационарных у меня было 200, а умерло только шесть».

Не хочу комментировать. У каждого есть для осмысления свои мозги.

Давно идут споры, как купировать собаке хвост – сразу, или постепенно, по кусочкам. Жалельщики животных выступают за «по кусочкам»: поболит, заживет, собака забудет, тут-то мы ей и следующий отхватим. Я голосую за «сразу» – честнее государству признаться, что народ слишком обременителен для бюджета. Может быть, тогда каждый всерьез задумается о своей жизни – она ведь не так бесконечна, как кажется смолоду. Может, хоть одному из десяти придет в голову, что он не только отдельная человеческая особь, но и гражданин. И от того, какую он, именно он, выберет власть, будет зависеть его жизнь. Есть вероятность, что, испугавшись за себя и свою семью, мы со страха сумеем построить, наконец, настоящее общество для себя, любимых, а не для чиновников и олигархов.

Людмила Дуванова.