Ушедший в вечность 2014 год был годом множества самых разных юбилеев: и в истории – столетие начала Первой мировой войны, и в литературе – 200-летие Лермонтова, и в кино – 80-летие великого фильма «Чапаев», и в музыке – 130-летие Василия Ивановича Агапкина с его «Прощанием славянки, и в живописи – 170-летие Ильи Ефимовича Репина, наконец, юбилеи наших современников – Дмитрия Тимофеевича Язова, последнего Маршала Советского Союза ныне единственного в России маршала, актрисы Ларисы Фрейндлих, писателя Юрия Полякова… И ведь все справедливо, ничего нельзя избежать или отринуть. Юбилеи отмечались с разным размахом, но все – с большой искренностью. Вспомним несколько отшумевших юбилеев, о которых теперь-то по прошествии времени позволительно и не грех сказать парочку и непраздничных трезвых слов. Заодно кое-что надо напомнить и о Великой Отечественной войне, её большой юбилей уже забрезжил…
Широко и с пользой не только для себя отметил своё шестидесятилетие писатель Юрий Поляков. Начал с публикации в «Литгазете» стихотворений разных лет. Что ж, понятно. Ведь когда-то за стихи получил премию им. Маяковского. Мне понравились «Дом рождения», «Попутчик», «Младшему брату», «Московская юность», «Совдепия», кое-что ещё, хотя по отдельным строкам есть и несогласие. К слову сказать, последнее стихотворение посвящено французу из Франции Рене Герра. Этот француз из Франции подошел ко мне на одной книжной ярмарке на ВДНХ и попросил подписать мою книгу «Гений первого плевка» (о Солженицыне). И я ему написал: «Несмотря на 1812-й год, 1855-й и 1918-й, – с наилучшими пожеланиями».
Потом юбиляр напечатал там же отрывок из нового романа (признаться, меня в нем озадачили не только слова «шнобель», «степлер» и «ёкарный бабай», – я вообще не понял отрывок. Но это не имеет значения, теперь я многого не понимаю, например, почему Чубайс до сих пор на свободе, а трижды оправданный Квачков до сих пор в узилище). А ещё Поляков дал несколько интервью, были передачи по телевидению и, наконец, прекрасный вечер в ЦДЛ. Ну, и, естественно, множество приветствий. А круче всех поздравил юбиляра его друг Александр Проханов. Это он умеет как никто!
В интервью Полякова отрадно было прочитать многое, например, вот это: «Нельзя смотреть на свою страну глазами американцев или европейцев». А ведь иные именно так и смотрят. Классическим образцом такого человека был забытый ныне Вадим Бакатин, который до такой степени смотрел на свою работу министра МВД американскими глазами, что взял и выдал им нашу государственную тайну. Впрочем, он сделал это с согласия и одобрения Горбачева и Ельцина, у которых такие же очи, и в надежде на взаимность со стороны американцев, чем ужасно насмешил их.
Мало того, авторы некоторых книг и фильмов о Великой Отечественной войне смотрят на неё немецкими глазами из окна министерства пропаганды Геббельса на Унтер ден Линден. Мне приходилось о них писать: Правдюк, Млечин, Сванидзе…
Очень полезно напоминание Ю.Полякова о том, что «в последние четверть века все провалы России безымянные». И впрямь, вот в конце года через пять с лишним лет восстановления, наконец, запустили на полную мощность Саяно-Шушенскую ГЭС. А кто виноват в аварии на этой одной из крупнейших в мире электростанций? В аварии, унесшей 75 молодых жизней, оставившей сотни сирот? Неизвестно…
«Позорно прохлопали судьбу братского народа – и хоть кого-нибудь прилюдно пожурили?» – сказал Поляков об Украине. Действительно, если спросить отцов-радетелей хотя бы о том, была ли, есть ли у нас там разведка, они не поймут, о чем речь: какая разведка? мы же народы-братья! У нас дружба! Неприлично и думать об этом.
А те же американцы, как показал бесстрашный рыцарь правды Эдвард Сноуден, прослушивают весь мир и даже таких верных друзей, как Ангела Меркель. Прослушивают и не краснеют, и не моргают. Дружба дружбой, а табачок врозь. Увы, таков мир, в котором мы живем. И какая же дружба, если Кучма, став президентом, тотчас твердо обозначил суть дела своей книгой «Украина – не Россия!» Уж это-то так должно было встряхнуть кремлян! Никто и не ворохнулся.
Ю.Поляков сказал, что с 2001 года, когда он возглавил «Литгазету», она постоянно писала о нарастании русофобии на Украине. И спрашивает: «Почему я, литератор, это предчувствовал, а те, кто отвечал за эту сферу, в упор ничего не видели?» И рассказал, что лет 6-7 тому назад пришел с этой горькой проблемой к одному очень высокопоставленному чиновнику, напрямую отвечающему за национальную политику. При этом, очевидно, напомнил ему о миллионах русских на Украине, которые могут нам помочь. И что же чинуша ему ответил? «Мне абсолютно неинтересны настроения прорусской интеллигенции вне границ России». То есть писатель встретился с государственным чиновником высоко ранга, абсолютно лишенным государственного мышления. Одного из них я могу для примера и назвать: С.Б.Иванов, глава администрации президента. Ему однажды сказали о русофобском шабаше в Эстонии. И он ответил в том же самом духе: Эстония самостоятельное независимое государство, и что там происходит, нас абсолютно не касается. Даже председателя колхоза интересуют дела в соседнем колхозе, а эти – ни протеста, ни ноты, ни какого иного демарша… Им и колхоза доверить нельзя, и бригады, и звена, разве что – заниматься уборкой в коровнике. В колхозной работе требуется ум, знание жизни, чувство ответственности. А где им взять это? Они – порождение многолетнего камлания сидящих в Кремле юристов о повсеместно-непременной «законодательной базе», без которой они не смеют пальцем пошевелить. Да что там говорить! Не шевелятся и тогда даже, когда из-за границы прилетают снаряды и гибнут наши люди. Уж тут-то база есть, но они все равно размышляют: а что бы сие значило с точки зрения договора о дружбе и сотрудничестве с этой державой, заключенного в 1997 году? Не есть ли это как раз выражение дружбы? Но все это не мешает периодически голосить: «Не позволим!.. Не допустим!.. Не потерпим!..»
В то же время думаю, что напрасно Ю.Поляков в одной из своих юбилейных бесед решительно огласил такой жесткий афоризм: «Писатель, во всем согласный с властью, – подлец. Но писатель, ни в чем не согласной с властью, – дурак или провокатор». Тут надо говорить не только о писателе – о любом гражданине. А главное, власть-то бывает разная. В свое время большевики выдвинули лозунг: «Никакой поддержки Временному правительству!». Разве они оказались не правы? Правительство-то было бездарное, антинародное. А Томас Манн и Лион Фейхтвангер были ни в чем не согласны с гитлеровской властью, хотя она сделала кое-что и полезное, например, строила автобаны, ликвидировало безработицу. И как нам назвать этих писателей? А о каком согласии можно говорить с властью, которая хоть иногда и делает добрые дела, например, устроила грандиозный каток на ВДНХ, но при этом постоянно самым подлым образом лжет и клевещет о наших отцах и дедах, о нас самих, заявляя хотя бы, что мы одержали победу в войне только благодаря заградотрядам, целившим нам в затылок, да штрафным ротам.
Вот я и думаю, что если хоть в чем-то выражать согласие с правительствами Гитлера, Полпота или Пиночета, то это значит поддерживать их, т.е. стать вовсе не дураком или провокатором, а подлецом.
А что касается писателей, то здесь примечателен рассказ Ю.Полякова о том, что в 1988 году в соавторстве со знаменитым кинодраматургом Евг. Габриловичем написал сценарий. Он полагал, что соавтор, как и сам, «был опьянен прекрасными иллюзиями, верил, что новое лучше старого» и т.д.. Так ли это?
Наиболее обстоятельно о творчестве Габриловича писали известные кинокритики И.Розенфельд и М. Гольденберг, кое в чем похожие на придворных Розенкранца и Гильденстерна из «Гамлета». Они писали: «В центре внимания Габриловича – простой и скромный советский человек, обладающий, однако, большой душевной силой, способный совершить подвиг во имя народа и революционного долга».Таков, мол, и сам драматург. Он сочинил десятка два киносценариев и столько же книг прозы. Его любимые темы и герои – Октябрьская революция, Ленин, большевики. Всё это мы видели, например, в снятых по его сценариям фильмах «Коммунист», «достоверно рассказывающем о героических буднях 1919 года» (Розенкранц) или «Твой современник», «взволнованно повествующем о гражданском мужестве, партийной принципиальности коммуниста» (Гильденстерн). Сценарист особенно преуспел в работе над образом В.И.Ленина в фильмах «Рассказы о Ленине», «Ленин в Польше», «Ленин в Париже». За это, хотя Габрилович и не успел сочинить сценарий для фильма «Ленин в Занзибаре», на Международном кинофестивале в 1982 году старцу выдали специальный ленинский приз. Разумеется, он не был обойден милостями и раньше: Народный артист, заслуженный деятель, Золотая Звезда Героя, Сталинские и Государственные премии, куча орденов…
Но вот запахло жареным… В начале 90-х годов на наши экраны выходят один за другим созданные на американские деньги и при участии американцев художественный фильм «Сталин» чеха Ивана Поссара, ставшего голливудским американцем, еще более художественный «Близкий круг» нашего компатриота Андрея Кончаловского и уж суперхудожественный «Монстр» Александра Иванкина – в 1992 году. Дело давнее и не будем в этих шедеврах лживости копаться, заметим только, что о фильме Кончаловского «Московская правда» тогда писала: «Фильм снят на американские деньги. Он идёт два с половиной часа! На кинофестивале в Берлине (даже в Берлине!) ему не дали ни одного приза. Он оставил огромный зал вяловато безучастным (на родине реакция схожая). Картина гладкая и ровная, как шоссе, и холодная. Ближний круг Сталина кажется бутафорски картонным. Неужели за годы работы в Голливуде история родной страны стала для Кончаловского чужой? Пожалуй, лента окажется неинтересной никому. Примитивный комикс».
А в создании фильма «Монстр» принимали участие вчерашние члены КПСС, причем иные – с ветеранским стажем: А.Борщаговский, А. Новогрудский, Е.Габрилович… И вот последний из них, имея в виду жизнеутверждающее, гуманистическое советское искусство и свою роль в нем, т.е. упомянутые фильмы по его сценариям, говорит в этом «Монстре»: «Я удивляюсь, неужели мы раньше были такими идиотами». Нет, Юрий Михайлович, ваш соавтор никогда не был «опьянен прекрасными иллюзиями» и не был идиотом – ни в те лет пятьдесят, когда сочинял свои ультрасоветские сценарии, ни когда потом трусцой бегал в Кремль за премиями и орденами. Не идиот он и в фильме «Монстр» с таким заявлением – не идиот, а прислужник, который всегда расторопно служил тем, кто у власти со всеми возможными от неё жизненными благами. Вы, Юрий Михайлович, знать это о своем соавторе не могли. И хорошо, что по написанному вами сценарию фильм не был поставлен, и ваше имя не оказалось рядом с именем этого Героя соцтруда.
На следующий год после выхода фильма «Монстр» Габрилович и преставился. Случилось это 5 декабря в День Сталинской конституции, под лучами которой он всю жизнь и благоденствовал. Иванкин за своего «Монстра» отделался легче: в конце прошлого года у него угнали машину и уволокли 3 миллиона рублей.
А вообще-то в юбилее Полякова мне, пожалуй, больше всего понравилась его увертюра: незадолго до этого писатель публично выразил достойное недоумение по поводу эксклюзивного юбилея Солженицына, предстоящего через четыре с лишним года (целый президентский срок!), и отказался от приглашения стать членом юбилейного Комитета, напомнив о том, что в эти четыре года предстоят большие юбилеи ряда крупных русских писателей, однако – никаких Комитетов в виде кучи губернаторов и других высокопоставленных чиновников, как в солженицынском.
И очень ценно, что известный писатель и главный редактор «Литературной газеты» выступил против того, что в беззащитные головы наших детей втемяшивают насквозь лживый, злобный «Архипелаг ГУЛаг», способный воспитать только лжецов и ненавистников родины. На мою статью в «Завтра», в которой я выразил солидарность с Поляковым, пришло довольно много одобрительных откликов. Приведу лишь один.
Николай Волынский написал: «Прочитал его «Красное колесо» и был поражен. Неужели А.С. считает, что пишет на русском языке? Какие-то кривые неологизмы, перековерканные глаголы, переломанные определения и эпитеты… Он – самый изобретательный компрачикос русского языка. Это не русский, а какой-то другой солжерусский язык.
Но вот что особенно не хорошо, даже отвратительно – его ГУЛаг это «ОПЫТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО исследования». Понимаете, не исследование, не документальные обвинения, а просто ОПЫТ с художественной фантазией. (Вот рассказал, например, что в советское время живыми заключенными кормили в зоопарках хищных животных. Или – одна бригада, 150 человек заключенных, не выполнила дневной план на лесных работах – и всех до единого загнали на костер и сожгли. Сказал и смотрит, как реагируют читатели, ему интересно. Опыт, проба, эксперимент… – В.Б.).
И этот художественный опыт затолкали в школу. И теперь несколько поколений школьников просто понятия не имеют, что такое настоящая литература и настоящий русский язык.
Я бывший учитель, и кого из мальчиков и девочек ни спрашивал о «ГУЛаге», отвечали: тоска, сплошная тьма, отвращение, вообще никаких сил не хватает, невозможно прочесть, а главное, непонятно – о чем это. Толстой понятен, но он, как нас учат, слабее Солженицна, и теперь непонятно, что такое литература вообще.
Впервые за всю историю русской школы книга вызывает у школьников страх пополам с отвращением. Такого зверства над школой никогда не устраивали. Зато вырастили поколение, на дух не переносящее Солженицына. Тоска и страх от его имени и его книг у многих останется на всю жизнь».
8 ноября нам с женой довелось быть в роскошном Доме Советской Армии ещё на одном грандиозном юбилее. Это было 90-летие Д.Т.Язова. Он тоже почтил меня в январе своим присутствием по такому же поводу. Как известно, поздравить Маршала явился и президент. А когда после краткой поздравительной речи, вручения ордена Александра Невского, подарка и объятий президент уже уходил (время! Ему предстояло лететь в Китай), на сцене появился Иосиф Кобзон и запел «Поклонимся великим тем годам…». Президент остановился и обернулся к сцене, слушая песню. И это как раз рядом с нашим столом №9, за которым мы сидели с полковником Виктором Баренец из «Комсомольской правды», ещё с одной супружеской четой и двумя симпатичными товарищами из китайского посольства.. И был большой соблазн встать, подойти и попросить президента, чтобы прекратили помянутое зверство с помощью «ГУЛага» над нашими детьми. Но, черт возьми, я поперхнулся виноградной косточкой да ещё уже пропустил три рюмки коньяка, и потому опасался, что мой язык может оказаться не совсем послушным мне. А тут и Кобзон кончил песню, Элина Быстрицкая запела об «акации гроздьях душистых», и президент заспешил. Так и не удалась моя челобитная. А когда ещё может представиться такой случай? Разве что, на столетии Маршала Язова…
И тогда я решил написать письмо пресс-секретарю президента Дмитрию Пескову, как человеку близкому к главе государства и в немалой степени ответственному за его авторитет. Написал. Письмо опубликовано в газете «Слова и дела» №20 за 11 ноября. Я обращал внимание на несуразность столь длительной подготовки к юбилею Солженицына и на странный состав уже сформированной юбилейной Комиссии. В ней множество министров, губернаторов, разного рода президентов, директоров, руководителей и – ни одного писателя. И даже нет министра культуры. Как же так? Чей же юбилей предвидится за плотной завесой времени? «А главное, – писал я,- в этом юбилее то, что с высоты Спасской башни в общество снова вброшена распря из-за почетного гражданина США, сочинения которого, как я подозреваю, президент и не читал. Неужели мало было распри, связанной с перезахоронением Деникина, Каппеля, Ильина, певца фашизма, с сооружением памятника Николаю Второму, с пьяным шабашем на крейсере «Аврора»? И распря будет яростной. И все четыре года ярость будет только нарастать. Неужели президент хочет этого для своего народа в столь трудные, опасные, даже роковые дни, когда требуется единство?»
Песков молчит…
Но хватит о том, что связано с юбилеем Юрии Полякова. Скажем несколько слов о другом Юрии – об известном кинорежиссере Юрии Кара. Как о нем умолчать, если на-днях в присутствии президента он бесстрашно предложил наградить его, как Брежнева, орденом Победа и как Хрущеву, присвоить звание Героя. Почему-то от звания маршала воздержался. Не знаю, был ли у Кара юбилейный вечер, но его большое юбилейное интервью в «Литгазете» я прочитал. Разумеется, там много справедливого, достоверного, интересного, но озадачивают замшелые и давно опровергнутые, высмеянные побрехушки демократов, над которыми юбиляр и не дал себе труда задуматься, а подхватил и понес дальше. Это поразительно, как доверчивы люди – даже весьма образованные, занимающие высокие посты, известные – к таким побрехушкам. Никакого иммунитета!
Читаю «Новомирский дневник» (М.1991) Алексея Кондратовича. Писатель, многолетний заместитель Твардовского в журнале. Вот 12 июня 1967 года он пишет о Солженицыне: «Живет стесненно. Уезжал прошлый раз в Рязань (где тогда жил – В.Б.). «Шесть десятков яиц везу», – сказал мне. «А разве в Рязани нет их?» – «По девяносто копеек нет. Есть по рубль сорок. А на шесть десятков разница уже почти целый проездной билет в Москву…» (с.44). Он скоморошничает, Ваньку валяет, а этот интеллектуал беспрекословно верит! И в голову ему не приходит задуматься, неужели в Рязани яйца в полтора раза дороже или спросить, например, о жене. А она-то, Наталья Решетовская, – кандидат наук, завкафедрой в институте, получала 300 рублей да еще подрабатывала переводами. И если Солженицын действительно экономил на яйцах, то исключительно по причине своего скупердяйства. «Делец!» – сказал о нем Варлам Шаламов. И ведь такое доверие к солженицынской туфте не единственный случай, что дало ему полное право сказать потом о «двенадцати новомирских лбах».
Или вот пишет Кондратович уже в середине 70-х годов в примечании к дневнику: «Мысль, что не боги горшки обжигают и каждая кухарка может управлять государством, укрепилась, а уж после всеобщего огненного пала 37 года когда на черной гари капитаны и лейтенанты становились в течение месяцев командармами (и так всюду!)» (с.75). И ведь это долдонят десятилетиями!
А между тем, о той кухарке, взятой из статьи Ленина «Удержат ли большевики государственную власть», он, Владимир Ильич, писал прямо противоположное: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управлением государством… Но мы требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, вести будничную ежедневную работу управления способны только богатые или из богатых семей взятые чиновники» (т. 34, с.315). Большевики требовали, чтобы «к обучению этому немедленноначали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».
Приведу два далеких друг о примера. Кем был до революции С.М.Буденный? Унтер-офицер, кавалерист. То есть истинно «кухарка» в седле. А после революции создал и возглавил целую армию, одно название которой –Первая конная – бросало в холодный пот царских академических генералов и фирменных интервентов. А кем была Екатерина Фурцева? Обыкновенной ткачихой, то есть тоже типичной «кухаркой» у станка. А поработала, поучилась и стала министром. Кондратович словно и не слыхивал о таких вещах, которым нет числа. Знал ли он хотя бы о том, что маршал Жуков был в молодости скорняком? Да ведь и в далеком прошлом «кухарок» было немало. Кто такой Меньшиков, правая рука царя Петра? Типичная «кухарка».
Что же касается лейтенантов, перед войной в мгновение ока становившихся командармами, то ведь за долгие годы спекуляции никто не назвал ни одного имени, ни одного не только лейтенанта, но даже полковника ставшего командармом.
Но что Кондратович! Вот он пишет о самом Твардовском: «А.Т. говорил, что Сталин исправлял сам ленинские рукописи. Знаменитая фраза о нем «Здесь я встретил чудесного грузина» исправлена: было не «чудесного», а «чудного». Если «чу’дного», то какая разница? Ан нет, тут имеется в виду «чудно’го”? Но, во-первых, «знаменитая фраза» из письма Горькому переврана, на самом деле Ленин писал: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для «Просвещения» большую статью» по национальному вопросу. А через несколько дней – Каменеву: «Статья очень хорошая…» Так что, статью написал чудной? И оба верят в эту самодельную чушь! И чудному Ленин писал: «Дорогой друг, пишите почаще…»… «Дорогой друг, ответьте пожалуйста, поскорей…»…«Дорогой друг, отвечайте немедленно, хоть два слова…» И чудной стал при Ленине Генеральным секретарём ЦК партии? И этого чудного Ленин в своем «завещании» назвал одним из выдающихся вождей партии?..
Уверенность, что Сталин переписывал тексты Ленина, превращение «чудесного грузина» в «чудно’го» особенно поразительно в устах человека, писавшего, казалось бы, с предельной искренностью и душевностью:
Мы все, одной причастны славе,
С ним были мыслями в Кремле.
Тут ни прибавить, ни убавить –
Так это было на земле.
А он, оказывается, в это время переписывал в Кремле Ленина под себя…
Очень показательно и это: «А.Т. равнодушно относился к Есенину, но особенно резко – к Маяковскому…
С отвращением говорил о том, что он не помнил своей родины (Грузии), и уже за одно это не может считаться значительным поэтом» (с.41). На можно ведь и так ответить: кто не написал ни единого стихотворения о любви, тот уже за одно это не может считаться значительным поэтом. Но дело ещё и в том, что Маяковский помнил о своей «малой родине». Да ещё как! Писал о ней и в автобиографии «Я сам» и в стихах.
Я знаю –
вздор
и эдем и рай,
но если пели про это,
должно быть, Грузию,
солнечный край,
подразумевали поэты.
Или:
Я дедом –
казак,
другим –
сечевик,
а по рожденью –
грузин..
Наконец,
Я в долгу
перед вами,
багдадские небеса…
По поводу этих последних строк Твардовский говорил Кондратовичу: «Вы думаете, что это о селе Багдади, где он родился? Нет, о другом Багдаде, о знаменитом городе. Это от фильма «Багдадский вор» (там же). Право, лучше бы мне не знать о таких измышлениях… Да, не случайно именно «Новый мир» породил Солженицына, всю жизнь занимавшегося измышлениями…
Но где там наш Юрий Кара? Вот он пишет, например: «На кинофестивале в Токио японцы спросили меня: «Мы не понимаем. Ребята из вашего фильма «Завтра была война» по одноименной повести Бориса Васильева так пострадали от сталинского режима. Как же они потом пошли этот режим защищать?» Я ответил, что эти ребята пошли защищать не режим, а родину».
Во-первых, у нас был не «режим», а Советская власть, не привезенная из-за океана советниками из ЦРУ, а установленная народом в 1917 году и народом защищенная в 1918-1922 годы, она дала ему великие блага и была неотделима, составляла одно целое с родиной. Вот за это прекрасное нерасторжимое единство мы и воевали.
«Борис Васильев прошел всю войну, был ранен, но из его одноклассников, школьников 1924 -1926 годов рождения, которые добровольцами пошли на фронт и первыми бросались под вражеские танки, в живых по статистике осталось всего 3%».
Тут много вопросов к юбиляру. Во-первых, по какой статистике? Где он её видели? Нигде. Такой статистики не существует. Страшную цифру 3% пустил гулять по свету один писатель-фронтовик 1924 года рождения. Я у него допытывался: «Откуда ты это вял?» – «Я спрашивал генералов». Выдумка. Какие генералы в каких сражениях могли и стали бы считать потери по возрастам! Потом эту цифру подхватили Григорий Бакланов, Юлия Друнина, и она замелькала в прессе. Эффектно быть представителями погибшего поколения. Но такого поколения не было и не могло быть, ибо люди этих годов рождения, как и всех других, жили ведь не в одной же деревне, где действительно можно истребить всех жителей, как это было в Хатыни и множестве других селений. Они родились и жили по всей огромной стране, их в течение всего 1942 года призывали в разные рода войск, направляли на разные фронты и судьбы у них были разные. Кроме того, известно, что раненых всегда бывает раза в три больше, чем убитых. А здесь в сущности раненых вообще нет – одни убитые. Но если все же допустить, что 3% это раненые, то выходит, что убитых в 32 раза больше, чем раненых. Полная чушь!
Когда сразу после войны летом 1946 года я поступил в Литературный институт, то большинство моих однокурсников, а курс, всего человек 25, были как раз фронтовики этих годов рождения – Ю.Бондарев, те же Г.Бакланов и Ю.Друнина, Э.Асадов, Е.Винокуров, М.Коршунов, В.Тендряков, С.Сорин, Ю.Разумовский, Г.Поженян, Н.Войткевич, В.Солоухин… И это в очень небольшом, как ныне говорят, элитном институте. А зиму 45-46 годов я был студентом Энергетического института им.Молотова. Институт большой. И там моих ровесников, вернувшихся с фронта, было неизмеримо больше.
Да, призывать нас начали только с января 1942-го, война шла уже полгода, а ведь нас не сразу бросали в бой, а ещё и обучали. Так что первыми были не мы, а те, кто уже служил в армии, именно они приняли грудью первый удар врага.
А вот ещё неожиданные довод. 20 ноября прошлого года в «Советской России» были помещены портреты 19 Героев Советского Союза, и четверо из них – рождения 1923-1924 годов. И все они вернулись с войны. Это почти 20%. А редакция наверняка же брала имена без выбора по возрасту, а просто Героев.
Да, давненько я не встречал в печати эти 3%, но вот – Борис Васильев поведал Юрию Кара, а он, не задумываясь, – читателям «Литгазеты». Но даже в юбилейные дни не следует торопиться, полезно прикинуть в уме: так ли это?
Тем более, что военная биография Бориса Васильева довольно загадочна. Иногда о нем пишут, что он родился в семье офицера да ещё и дворянина, а Великую Отечественную войну, по словам и Ю.Кары, он прошел всю от начала до конца. Но когда отмечалось его 85-летие, писатель дал интервью американской газете The New Times и наговорил там для человека с такой биографией много весьма странного. Так, на полководцев Гражданской и Великой Отечественной он прямо-таки топал ногами перед иностранцем: «Шаркуны, а не вояки!.. Тупицы!.. Дураки!..» Можно подумать, что это не Фрунзе и Буденный разбили Колчака и Врангеля, не Жуков и Рокоссовский отстояли Москву, не Жуков и Конев взяли Берлин, а он, Борис Львович, что и дает ему моральное право так голосить и топать на бездарных вояк. Дворянское ли это дело? Интересно, с каким чувством слушал и созерцал это американец. Не было ли ему стыдно за собеседника?
«В первый же день войны, – продолжал Васильев просвещать иностранца,- Сталин назначил командующими фронтами: Южным – Буденного, Центральным – Тимошенко, Северным – Ворошилова». Вот, мол, этих самых шаркунов. Но такой человек и писатель, писавший о войне, должен бы знать, что, во-первых, тогда были не фронты, а стратегические направления; во-вторых, Сталин не мог назначать командующих, т.к. тогда ещё не был ни председателем Ставки, ни Верховным Главнокомандующим, ни наркомом обороны.
«Три маршала – рубаки времен Гражданской войны»,- презрительно пишет офицер и сын офицера. А что тут такого? Жуков и Рокоссовский, например, были именно кавалеристами-рубаками времен Гражданской войны, что не помешало им стать самыми выдающимися полководцами Великой Отечественной. А он тут же с ухмылкой: «А почему мы меняли командующих фронтами в начале войны?» Какая, мол, тут кроется позорная тайна? Никакой тайны. Просто когда война началась, Буденному было уже почти шестьдесят, Ворошилову ещё больше,- возраст не самый подходящий для любой войны, особенно – той. А события развивались драматически, мы терпели жестокие неудачи. Ставка, естественно, среди других решений искала и кадровые. И вскоре на высокие командные должности вместо этих маршалов были выдвинуты более молодые талантливые военачальники. Обычное разумное дело.
Меняли командующих не только в начале, но и в самом конце. Так, в ноябре 1944 года Рокоссовского на посту командующего 1-м Белорусским фронтом заменил Жуков. Даже 25 апреля 1945 года за две недели до конца войны на моем 3-м Белорусском фронте маршала Василевского сменил генерал армии Баграмян. Почему? Ну, это уж Ставке и Верховному главнокомандующему видней было. И Гитлер всю войну, начиная с разгрома под Москвой, менял своих командующих, но это не помогло. А нам помогало. Человек, прошедший «всю войну» должен бы понимать это.
Злоба против советских полководцев так и клокотала в душе Васильева. Вот он внушает американцу: «Больше всего людей погибло у Жукова, который твердил: «Бабы новых нарожают. Вперед!» Это кому же он твердил? И, конечно, никаких данных, никаких цифр. А ведь они есть. Но можно обойтись и без них: Жуков всегда командовал самыми важными и многочисленными фронтами, поэтому потерь могло быть и больше, чем на других фронтах. Вот конкретный пример. В контрнаступлении под Москвой Жуков командовал центральным Западным фронтом – 700 тысяч воинов, а Конев – фланговым Калининским фронтом, это 190 тысяч. И тем не менее, относительные потери у первого – 13,5% личного состава, а у второго – 14,2%.
А что касается «бабы нарожают», то это грязная выдумка Эдуарда Володарского на страницам «МК» в беседе с Дейчем. При этом он сослался на воспоминания генерала Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу». Я предложил ему заехать ко мне и найти что-нибудь подобное этим словам среди 525 страниц книги. Не явился, ибо лжецы и клеветники чаще всего и трусы. А у Эйзенхауэра в этой книге немало самых уважительных и даже восторженных высказываний о Жукове. А Володарский вскоре умер, а Дейч вскоре утонул в Таиланде. Что его туда занесло?
Странные вещи рассказывал Васильев американцу и о себе лично: «Я попал в окружение под Смоленском, когда нас везла на Западный фронт, но эшелон разбомбили. Мы долго выходили, голодали. Но сумели пройти в город Слоним. Эти места я знал, там жил у деда. Я у него вырос». Американец едва ли знал, что такое город Слоним. А этот город до сентября 1939 года был польским. Что ж, Васильев вырос в Польше? Странно… Но главное вот что. Все, кто попадал в окружение, пробивались на восток, чтобы опять оказаться в Красной Армии, а, может, и в своей части. А Васильев, возглавив, по его совам, человек десять, пробирался на запад, ибо Слоним именно к западу от Смоленска. «Мы сумели пройти в Слоним» – значит, это было спасение? Можно подумать, что там находился штаб Западного фронта. И вот Васильев вывел небольшой отряд из окружении! А на самом деле немцы захватили Слоним ещё 26 июня. Совершенно непонятно, как в захваченном врагом городе можно было спастись Васильеву и его товарищам. А 26 июля немцы захватили Смоленск, фронт отошел ещё дальше на восток от Слонима уже верст на 600-700. Как Васильев и его друзья одолели это расстояние по занятой врагом территории – об этом ни слова.
И вот представьте. Человек «прошел всю войну», вывел из окружения отряд, был ранен – и при всем этом у него не было ни одной боевой награды (Отчизны верные сыны. Писатели России – участники Великой Отечественной войны. М.2000. С.58). Диво дивное… Он имел орден Отечественной войны 2-й степени. Но в данном случае это не боевой орден, а памятный, юбилейный: в 1965 году в честь двадцатилетия победы его получили все фронтовики. Первую степень получили те, кто имел ранения или другие боевые награды. А если Васильев получил 2-й степени, то, с одной стороны, это подтверждает, что других наград у него не было, а с другой,- так был ли он ранен?
Нельзя молча пройти мимо и таких слов юбиляра: «Как мне говорил Борис Васильев, девочке предложили предать своего отца, стать Павликом Морозовым, но она предпочла смерть предательству». Что за девочка? Кто ей предложил? По какому поводу? Когда и где это было? Кто её отец? И знает ли Кара, что за отец был у Павлика Морозова? Так вот, учтите , сударь, это был взяточник, пьяница и бабник. Он бил жену и двоих малых сыновей, выгонял их из дома, а кончилось тем, что бросил семью и ушел к другой женщине в этой же деревне. Вы понимаете, что это такое в старой русской деревне? И хотите, чтобы мальчишка был почтителен к такому мерзавцу? А как вы представляете себе его предательство – написал донос на Лубянку? В глухой уральской деревне он мог только пожаловаться на отца милиционеру. Но он не сделал и этого. Отца судили за махинации с незаконными справками, которые он, будучи секретарём сельсовета, давал за мзду тем, кто в ней нуждался. И Павлик на суде лишь подтвердил то, что говорила его мать. Вот за защиту матери его и убили. Вам хоть известно, что его и восьмилетнего брата Федю убили? Даже если поверить вам и Васильеву, что мальчишка «предал отца» – и что? Тому дали пять лет. А детей, только вступивших в жизнь, родной дед и дядька зарезали в лесу, т.е за «предательство» взыскали цену, выше которой нет. Вам это-то понятно? И не интересует вас, люди это или звери, что пошли на двойное убийство детей? Вот подлинное-то предательство своей ближайшей и беспомощной родни. Подумайте об этом, юбиляр. Может, к семидесятилетию поймете.
И последнее: «За каждый фильм я расплачиваюсь собственным сердцем, своей кровью, нервами, здоровьем…» Так что, вам за это орден Победы или звание Героя дать должны? Ну, не принято у русских говорить о себе так велеречиво, не принято так на публике. И не надо брать пример с тех, кто изображает себя рабом на галерах, не надо. Трудно представить подлинного русского художника с такими словами на устах.
Представьте себе, в эти дни отмечался юбилей еще одного Юрия, уже третьего. Тут уместно вспомнить слова Маркса: невежество это демоническая сила… Особенно, когда оно соседствует с суперпатриотизмом.
Как вы думаете, читатель, кто во время войны был для Гитлера самым опасным, самым ненавистным, самым проклинаемым человеком? Вы, конечно, пожмете плечами: что за вопрос! Разумеется, Сталин – вождь Советского Союза и Верховный Главнокомандующий Красной Армии, которая остановила немцев, а потом и погнала их до самого Берлина, что вынудило Гитлера, очень боявшегося щекотки, покончить жизнь самоубийством. Жертва культа личности…
Я тоже всегда думал, что Сталин был для Гитлера, так сказать, врагом №1, если бы ему взбрело на ум нумеровать их. Даже читал где-то, что он однажды заявил: надо русский народ разгромить так, чтобы в нем никогда не могли народиться личности, подобные Сталину. И не только для Гитлера, конечно. Альберт Шпеер в своих знаменитых воспоминаниях писал, что Риббентроп мечтал о международной конференции с участием Сталина, на которой он, Риббентроп, застрелил бы его, для чего ему в ведомстве Гиммлера была изготовлена хитроумная стреляющая ручка.
Но вот представьте, есть люди, которые много лет твердят, как ныне «Российская газета»: «Гитлер считал одним из главных врагов рейха Юрия Левитана», что «врагом №1» был для него вовсе не Сталин и Красная Армия, а этот диктор советского радио, Сталин же «числился в списке Гитлера под номером 2». Судя по всему, маршал Жуков значился врагом №3, Василевский – №4, Рокоссовский – врагом №5 и т.д.
Позвольте, могут сказать, но Левитан не сказал ни единого своего слова о Гитлере и о его рейхе, он всего лишь читал тексты, – не свои, как могли читать Константин Симонов, допустим, стихотворение «Убей его!» и Илья Эренбург свои пламенные статьи, а официальные тексты, которые ему давали по службе. Читал замечательно, прекрасно, талантливо. Но ведь в этом не было ничего героического, это не связано было ни с какой опасностью, кроме той, которой во время войны подвергались многие граждане страны не только на фронте, но и в тылу, как, допустим, все москвичи во время налетов немецкой авиации. Тогда погибло около двух тысяч.
За время с первого налёта 22 июля по 15 августа 41 года было 17 налётов на Москву, я их помню. Но как раз в августе Юрий Левитан и Ольга Высоцкая, тоже замечательная диктор, были отправлены в Свердловск, потом в Куйбышев, и уже оттуда вещали: «Говорит Москва!..». Это было разумно, целесообразно и уменьшало опасность для жизни ценных дикторов.
И вещали они, понятное дело, на русском языке, и кроме разведывательных и пропагандистских спецслужб, никакие немцы их не слушали, и потому если советских людей голос Левитана радовал или огорчал, тревожил, то на немцев он не мог оказать никакого влияния, они его не знали. И Гитлер, по горло занятый куда более важными проблемами войны, наверняка и не знал о Левитане, и не составлял он никакой дурацкий номерной список врагов,- больше ему делать было нечего! Это несуразная выдумка наших суперпатриотов.
Нет! Ничего подобного!- читаем мы. «Один маршал сказал, что Левитан для фронта был равен дивизии, которая пришла на помощь в самый решающий момент боя». Во-первых, кто этот маршал? Молчание. До сих пор военная тайна. Во-вторых, как видно, автор думает, что в окопах и землянках всюду висели громкоговорители или мы таскали с собой транзисторные приемники и все слушали радио Москвы. Увы… На самом деле в массе своей у солдат не было возможности слушать радио. В-третьих, ведь Левитан не только радовал сообщениями о наших успехах, но и огорчал новостями о наших неудачах – какая же тут непременная «дивизия, пришедшая на помощь»?
Нет! – опять слышим мы. «За голову Левитана Гитлер назначил награду в 200 тысяч рейхсмарок. Но «главный голос страны оберегали на государственном уровне, о его внешности запускалась дезинформация, и никто не знал, как выглядит человек, который вгоняет в ступор фашистского фюрера». Что значит «в ступор» – Гитлер соображать переставал или в обморок падал? Да ведь он не знал же русский язык и не слушал передачи «Говорит Москва!» Если уж его кто и «вгонял в ступор», но это Красная Армия и её полководцы.
Оказывается, в жизни Левитана большую роль сыграл Сталин. «Культура» пишет: «Левитан значился главным диктором страны. Таково было решение главного человека страны». Сталин иногда и звонил Левитану, и делал ему подарки, например, как-то подарил коробку цветных карандашей. Прекрасно. Только у нас не было звание «главный диктор», а если было бы, то присвоением его занимался бы не Сталин. С другой стороны, а зачем диктору цветные карандаши?
Однажды осенью 1942 года, читаем дальше, Юрия Левитана срочно и «несколько(!) неожиданно» вызвали из Свердловска в Москву для встречи со Сталиным. «-Вот вы какой, товарищ Левитан,- пишет автор так, словно и сам участвовал в этой встрече,- А я вас представлял по-другому… великаном. Вы обладаете мощной силой воздействия на людей»… И дальше целая речь в таком духе. В конце Сталин спросил, не нужна ли какая помощь или охрана. И Левитан будто бы ответил, что помощи никакой не надо. «А чтобы голос не садился, ношу теплые валенки». Да какие же валенки, если дело происходит осенью? И какой – осенью 42 года, в пору самых страшных решающих сражений Сталинградской битвы! И вот даже в такие дни Верховный Главнокомандующий счёл нужным и нашел время вызвать диктора из Куйбышева и побеседовать с ним. Но мало того! «На следующий день утром в квартиру Левитана позвонили, и в дверях появился военный, который протянул хозяину вещмешок. В нем оказались две пары добротных армейских валенок, подшитых кожей». Замечательно! Только как человек, носивший на фронте зимой валенки, я должен заметить, что самые добротные валенки не подшивались кожей, которая на морозе превратила бы их в салазки, и невозможно было бы сделать ни шага.
Но особенно увлеченно автор пишет о том, как было объявлено о войне и о роли Левитана в её победном окончании. Вы только послушайте: «Первым(!) о начале Великой Отечественной 22 июня объявил по радио Молотов». Первым… Первым, но… как бы это сказать?.. неэффективным, что ли, ибо «миллионы советских людей по-настоящему осознали происшедшее только услышав Левитана». То ли не поверили наркому иностранных дел, то ли он недостаточно выразительно говорил. А вот Левитан!.. Он будто бы понимал «скольким людям его слова перевернут жизнь». Да не его это слова, а Молотова и Сталина, написавших то трагическое обращение к народу. Автор этого не соображает и прёт дальше: только «эта уверенная речь Левитана помогли миллионам людей собраться в суровый час, поверить в надежду». Для таких людей приходится повторять: не его это речь, его тут был только голос чтеца.
А о конце войны деется такая байка: «Весной 1945 года Верховного все чаще стали спрашивать: «Товарищ Сталин, когда же будет(!) победа?», на что он отвечал: «Когда Левитан объявит, тогда и будет». Вот до чего дошло: наша победа была в руках диктора радио.
Вы хотите знать, кто автор комической блажи, которую я цитировал? Но тут я должен вернуться почти на тридцать лет назад – в 1985 год. Тогда подобные публикации о Ю.Левитане появлялись, например, в «Комсомольской правда», главным редактором которой был Г.Н.Селезнев. Я ему однажды отправил такое письмо, которое потом вошло в мою книгу:
«Уважаемый тов. Селезнев,
в связи с сорокалетием Победы в нашей прессе наряду с серьёзными, дельными публикациями напечатано немало малограмотного вздора, легкомысленной чепухи, оскорбительной для великой даты. В этом неблаговидном деле ваша газета, пожалуй, превзошла все остальные.
Чего стоит хотя бы одна статейка «Победно звучал его голос», посвященная Юрию Левитану. Он был замечательным, прекрасным диктором, но всего лишь человеком, который оглашал официальные тексты, которые получал. И голос его звучал, разумеется, не только победно, но и драматически, скорбно, порой страшно – такова была война.
Да, к его голосу в годы войны все привыкли, он был одной из «примет», «деталей» тех лет… Но есть люди, которые, сея смуту в умах, пытаются из достойного, талантливого труженика эфира сделать необыкновенного героя войны. Левитан был награждён высокими орденами, ему присвоили звание Народного артиста СССР, после смерти назвали его именем морское судно, повесили мемориальную доску на доме, где он жил (а также на зданиях в Свердловске и Куйбышеве, где он работал – 2015),- казалось бы, не мало. Но вот некто Ю.Белкин подсовывает вам комически нелепое сочинение о Левитане, и вы печатаете его с двумя фотографиями».
Дальше я кратко пересказывал статью Белкина, из которой следовало, что о нападении Германии объявил вовсе не Молотов, а Левитан, что «немецкая разведка в бессильной злобе разработала план уничтожения или похищения Левитана», что Гитлер «предлагал своим подручным сто тысяч за то, чтобы вывести Левитана в Берлин, но наши чекисты сорвали планы фашистской разведки». Хоть фильм ставь «Подвиг диктора» или «Охота на Левитана».
В конце я писал: «Не ставьте же ни газету, ни себя, а главное – покойного Юрия Борисовича в смешное и глупое положение» (Колокола громкого боя. М.1994. С. 163- 164).
И вот минуло тридцать лет. И всё то же, только 100 тысяч выросли уже до 200 да придуман список личных врагов Гитлера. Кто это сделал? Журналист Турецкий. А появилось это турецкое сочинение в одной патриотической газете, которую возглавляет уже лет сорок кавалер ордена «Партийная доблесть», хотя доблесть, как известно, беспартийна. Ну, думаю, этого для характеристики газеты достаточно.
Вот какие разные могут быть юбилеи, сколь непохожим содержанием можно их наполнить. Помните об этом все, кому грозят скорые юбилеи.
Сайт Росписатель.ру
