***
Судьба даёт родителей и предков,
тем самым предопределяя путь;
как разные плоды на разных ветках –
вот так и мы кустимся как-нибудь.
Тот – персик, тот – кизил, а эта – груша;
а вот и волчья ягода – держись!
Порядок задан, и его нарушить,
боюсь, что не получится ни в жисть.
Сие несправедливостью чревато,
и вот она колотится в виски:
ну чем полынь степная виновата,
что не даны ей розы лепестки?
Принцессу ту никто не пнёт ногами –
восторженно задержится любой.
По полынку ж – тупыми сапогами,
колёсами… И порознь, и гурьбой…
За что? – За то! Умнее нет ответа.
Судьба. Необсуждаемый закон.
И снова ты как в комнате без света,
к тому же, без дверей и без окон.
2000.

Женский пол
Когда я был беспечно весел,
богами юности храним,
рок на меня ярмо навесил
ужасной робости пред ним.
Будь у меня хотя б сестрёнка,
у ней – подружки… Всё не так:
я молча изнывал в сторонке,
не приближаясь ни на шаг.
И словно грохали орудья
и разверзались облака,
когда меня в трамвае грудью
касалась женщина слегка.
И рассыпался я в осколки,
и возносился к небесам…
О, сколько вытерпел я, сколько,
пока не тронул это сам!
Но были щедрыми богини
с улыбкой милосердных глаз,
и счастью видеть их нагими
я был сподоблен. И не раз.
Тогда ослаб проклятый тормоз,
дарила радости любовь,
но каждый раз святая робость
меня охватывала вновь.
2007.

***
Будь хоть тысячу раз воспет
у каминов и камельков –
вечно трогателен букет
из ромашек и васильков.
Не сравнятся – какой вопрос! –
сколько б по миру ни искал –
ни богатство пурпурных роз,
ни надменность холодных калл.
Те похожи на важных свах
(в них доверия не ищи).
Их вручают на торжествах,
эти ж запросто… от души.
И сколь ни было в мире пар,
звал их вечером на лужок
не трезвон золотых литавр,
а пастуший простой рожок.
2010.

***
Средь красочного импортного хлама,
что завалил Россию до бровей,
пожалуй, всех нахальнее реклама
безбашенной настырностью своей.

Над головой, на стенах, под ногами,
с экранов иль горящие в ночи –
повсюду эти вопли: «Только с нами!»,
«Не прозевай!», «Доверься!», «Подключи!».
Ах, если бы вошло у нас в привычку
перемежать весь этот наглый лай
хоть изредка смиренною табличкой:
«Не укради», «Не лги», «Не возжелай…».
2011.

***
Чёрный шмель с золотым ободком,
что ты делаешь на тротуаре,
привалившись нелепо, бочком,
точно бомжик в похмельном угаре?
Что тебя вообще занесло
в наше каменно-душное гетто?
Как ты бросил своё ремесло
пастуха мимолётного лета?
Отчего ты недвижен, царёк
иван-чая и чертополоха?
Не с того ль тебе гибельно плохо,
что от них ты сегодня далёк?
Видно, холод чужбины сковал
певчих крыльев прозрачные дуги.
…Так, наверно, Шамиль тосковал
в заметённой снегами Калуге.

***
Сколько глупых, нелепых страниц,
что не выправишь, не перепишешь,
стайкой странных уродливых птиц
унеслись за неведомой пищей.
Унеслись, а никак не забыть,
не забыть, не вернуть, не исправить.
улетели они теребить,
теребить и клевать мою память.
2011

СНЕЖНЫЙ ДЕНЬ
Редко где таится тень
пятнышком несмелым.
С неба густо пятый день
сыплет белым-белым!
Под ногами белый пух
без конца и края.
Пробудился русский дух,
кровушкой играя.
И под восемьдесят лет,
старший в околотке,
снег сгребая, сивый дед
подмигнул молодке.
А она, сдержав шажок,
улыбнулась мило
и рассыпчатый снежок
в деда запустила.
Дед шапчонку набекрень –
был и я, мол, ухаръ!
И дела его весь день
шли в отличном духе.

ЗАРИСОВКА

Бодрит ноябрь Бореем моложавым.
Не скоро небо станет голубей.
Как гармонично сизое на ржавом:
поверх газона – стайка голубей.
Пёс пробежал – и сизое сгустилось,
подвинулось, и странен лишь один
календарю не сдавшийся на милость
весьма неугомонный господин.
Уж так-то он ретиво нарезает
вокруг голубки узкие круги,
урчит, воркует, перья распускает
(в преддверии морозов – и пурги!).
Она на всё на это ноль вниманья –
на пыл его, на перьев дутый шёлк…
Да вроде вот и он пришёл в сознанье –
и в сторону подальше отошёл.
2010.

***
Давным-давно, во время оно –
до Маркса, до Наполеона –
вставал мой предок средь оравы
спокойно дремлющих детей.
Он знал леса, деревья, травы
и все извивы их затей.
Ему часами было солнце,
а до и после – петухи,
И зеленело за оконцем,
и ворковало со стрехи.
Смотрел он важно и сурово –
всему хозяин и отец.
Мычала грузная корова
и блеял табунок овец.
Он обходил свои владенья –
убогий замок избяной –
предвосхищая нападенья
мороза лютого – зимой,
а летом зāсухи иль града –
(но там бессилен человек).
Он делал всё, что было надо –
из года в год, из века в век.
И в свой черёд рождались дети,
росли, женились, он старел –
и ни к чему на белом свете
мужик претензий не имел.
2012.

***
Бытие ненадёжно людское:
гоношимся, треща, гомоня…
А живём на скорлупке, под коей
безрассудное море огня.
Что нам до очевидного факта,
что под нами клокочет в веках
колоссальный атóмный реактор
с пультом вовсе не в наших руках!
И стрекочем, подобно сорокам,
раздуваем гордыню и спесь…
Сколько дадено мирного сроку
было мамонтам? Где они днесь?
Но ни землетрясенья, ни ливни
не меняют наш шумный бедлам;
и немой укоризною бивни
возлежат по музейным столам.
2010.

Нецветаев Лев Николаевич известный ульяновский архитектор, художник, поэт. Почётный архитектор России, Лауреат золотой пушкинской медали творческих союзов России.