Едва ли не вся идеологическая политика Иосифа Сталина определялась изменениями его взглядов на роль русской нации в развитии СССР. При этом решающее влияние на грузинского революционера Иосифа Джугашвили оказал человек, которого Сталин, с одной стороны, считал своим Учителем (с большой буквы), а с другой – с политическими взглядами которого по большому счету боролся всю жизнь. Звали этого человека Владимир Ульянов-Ленин.

 

По-настоящему это резкое противоречие между двумя вождями начало складываться сразу же после Октябрьского большевистского переворота 1917 г., апогея достигло в конце 1922 г. в процессе формирования нового государства на пространстве бывшей Российской империи – Советского Союза, а потом то обострялось, то затухало вплоть до самой смерти Сталина.

.

Впервые проявилось это противоречие уже 2 (15) ноября 1917 г., когда Ленин от имени созданного им правительства Российской Республики собственноручно пишет «Декларацию прав народов России», где фактически было объявлено, что в результате Октябрьской революции на территории бывшей Российской империи закончило своё существование старое государство, базировавшееся на воле русского народа, а на его месте «остаются только народы России, терпевшие и терпящие гнет и произвол, к раскрепощению которых должно быть приступлено немедленно, освобождение которых должно быть проведено решительно и бесповоротно».

.

Ленинский документ не оставлял никаких сомнений в том, что отныне с такой категорией, как русская нация, которая, в силу своего объективного положения, ранее объединяла все слои населения российского общества, покончено навсегда, и теперь в стране существует только класс рабочих и крестьян, которому противостоит класс мировой буржуазии. Это эпохальное новшество исторического значения закреплялось в следующих словах: прежняя Россия «отныне должна быть заменена политикой добровольного и честного союза народов России… Только в результате такого союза, – подчеркивалось в этом эпохальном документе, – могут быть спаяны рабочие и крестьяне народов России в одну революционную силу, способную устоять против всяких покушений со стороны империалистско-аннексионистской буржуазии».

.

Во исполнение воли первого и второго съездов Советов «Совет народных комиссаров, – заявлялось в Декларации, – решил положить в основу своей деятельности по вопросу о национальностях России следующие начала:

.

1) Равенство и суверенность народов России.

.

2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельных государств.

.

3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений.

.

4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России» (выделено Лениным).

.

Документ был подписан следующим образом:

.

«Именем Республики Российской

.

Народный комиссар по делам национальностей

.

Иосиф Джугашвили-Сталин.

.

Председатель Совета Народных Комиссаров

.

В. Ульянов (Ленин)».

.

Как следовало из текста этого наспех, что называется, на коленке написанного лично Лениным документа (через неделю после переворота), главная его цель заключалась в том, чтобы воплотить в действительность давнюю мечту Ульянова-Ленина – покончить в России с государствообразующей ролью русской нации, русского народа, с этой, как он считал, «великодержавной швалью».

.

Это сильное эмоционально-раздражительное выражение Ульянов-Ленин позволил себе употреблять   только в конце 1922 года, уже перед смертью, когда у разрушенного болезнью организма уже не осталось более сил для сдерживания эмоций.

.

Но в критических условиях политического переворота Ленин в полной мере отдавал себе отчет в том, что в этот момент он ещё не может сделать это только от своего имени, не может свою неприязнь к русскому народу выразить только от себя лично, и потому при подписании Декларации Ильич «спрятался» за Джугашвили-Сталина, поставив его подпись первой.

.

Позже нарком по национальным делам свою позицию, отраженную в совместном с Лениным тексте Декларации, изменит, и не один раз, но в принципе, Сталин всю свою сознательную жизнь оставался большевиком, то есть верным ленинцем, и к роли русского народа в СССР у него всегда будет сдержанное, а по большей части и негативное отношение: ведь совсем не случайно русские в своей стране до Октября жили не хуже других, а действительно хуже (беднее), по сравнению с другими, стали жить только после Октября.

.

Ленин, как известно, исходил из того, что русский народ во все века на территории Российской империи занимался только тем, что угнетал все другие народы, и потому при образовании Советского Союза потребовал от ЦК РКП(б), чтобы в новом государственном образовании были заложены гарантии избавления от якобы «векового угнетения» других наций со стороны русских в форме:

.

– во первых, образования внутри СССР государственной организации наций в форме республик. В том числе и Украины, хотя украинцы никогда никакой государственности в истории не имели.

.

– во-вторых, в официально закрепленном в Конституции праве выхода из СССР любой национальной союзной республики.

.

Сталин, как известно, так не считал и предложил совсем другую модель национальных взаимоотношений в создаваемом под неусыпным ленинским контролем СССР: единая и неделимая Россия должна была остаться и дальше в виде РСФСР, а в её состав на положении культурных автономий входят все другие национально организованные образования.

.

Путем колоссальной силы ленинского натиска идея Сталина была не просто отклонена, но разрушена и уничтожена, а Советский Союз был образован таким, каким его навязал Ленин. И это несмотря на то, что даже верные последователи Ленина признавали, что союзные республики в составе СССР конституируются из народов и наций, которые никогда в своей истории своей государственности не имели.

.

В 1920-е годы Сталин был вынужден принять все продиктованные ему Лениным условия в отношении умаления политической роли русского народа в становлении русского национального государства и при этом ещё и талдычить вплоть до 1930 года, что «решительная борьба с пережитками великорусского шовинизма является первоочередной задачей нашей партии», так как «великорусский шовинизм отражает стремление отживающих классов господствовавшей ранее великорусской нации вернуть себе утраченные привилегии» (политический отчет ЦК ВКП(б) съезду партии).

.

В исторической науке главным идеологом в деле материализации ленинской позиции в отношении исторической роли русского народа в эти годы оставался академик М.Н. Покровский, которого благословлял на эту роль сам Ленин. Стоило Покровскому в 1920 году опубликовать книгу «Русская история в самом сжатом очерке», как Ленин тут же её прочитал и 5 декабря 1920 направил академику краткое письмо:

.

«Тов. М. Н. Покровскому.

.

Тов. М. Н.! Очень поздравляю вас с успехом: чрезвычайно понравилась мне Ваша новая книга «Рус[ская] И[стория] в сам[ом] сж[атом] оч[ерке]». Оригинальное строение и изложение. Читается с громадным интересом. Надо будет, по-моему, перевести на евр[опейские] языки…».

.

Сочинения Покровского Сталину, мягко скажем, не импонировали с самого начала, но, зная об активной поддержке основателя послеоктябрьской русской исторической школы со стороны Ленина, он до самой смерти Покровского четко и недвусмысленно поддерживал его позиции, например, позицию историка о том, что в СССР строится не национальное государство, а государство мирового пролетариата. Так, когда немецкий писатель Эмиль Людвиг 13 декабря 1931 года спросил Сталина, допускает ли он параллель между собой и Петром Великим, то генсек не задумываясь пояснил: нет, с Петром он себя не отождествляет, прежде всего потому, что Пётр Великий создавал и укреплял национальное государство помещиков и торговцев, а он, Сталин, ставит себе в задачу «не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит, – интернационального, причем всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса».

.

Не возражал он Покровскому, по крайней мере, публично, и по вопросу исторической роли русского народа.

.

Покровский четко исходил из того, что не нес в себе русский народ никакой объединительной роли по отношению к другим народам, а был, как и указывал Ленин, «русским держимордой», угнетавшей все другие, присоединенные к русскому государству, народы.

.

Так, когда председатель ЦИК Грузинской ССР Филипп Махарадзе (1868–1941), известный по конфликту со Сталиным в 1922 году в вопросе по поводу федеративного устройства СССР, в 1931 году имел неосторожность высказаться о положительном историческом взаимоотношении Грузии и России, это так возбудило Покровского, что он на Всесоюзной конференции историков-марксистов тут же взял слово и произнес: «Великорусский шовинизм есть опасность много большая, чем это могут себе представить некоторые представители нацменьшинств. Ещё раз повторяю, я считаю, что т. Махарадзе относится к нам, русским, слишком снисходительно. В прошлом мы, русские, – а я великоросс самый чистокровный, какой только может быть, – в прошлом мы, русские, величайшие грабители, каких только можно себе представить».

.

Более того, Покровский в основание созданной им схемы исторической науки послеоктябрьского периода заложил тезис о том, что вся русская дореволюционная историческая наука, базирующаяся на трудах Б. Чичерина, С. Соловьева или В. Ключевского, которые отстаивали решающую роль русского народа в становлении и развитии русского национального государства – это наука помещичье-буржуазная, а значит – контрреволюционная.

.

Прежде всего, утверждал Покровский, она таковой является потому, что в свою основу кладет историю русской нации и русского национального государства. До конца своих дней Покровский боролся за то, чтобы прежнюю историю России заменить на новую – историю народов СССР. Характерный в этом плане пример: в августе 1928 года, когда Покровский задумывал созвать Всесоюзную конференцию историков-марксистов, то включил в структуру конференции секцию «История России». Но через три месяца спохватился и переназвал секцию – «История народов СССР», объяснив это в следующих словах: «От одной из устаревших рубрик нас избавил коммунистический стыд. Мы поняли – чуть-чуть поздно – что термин «русская история» есть контрреволюционный термин, одного издания с трехцветным флагом и «единой неделимой»».

.

Профессор РГГУ Андрей Львович Юрганов справедливо замечает на этот счет: Покровский табуировал целую область знания об этапах развития русской нации.

.

А вот Сталина в этом плане мучил не «коммунистический стыд», а нечто иное: его всё больше беспокоило, что строительство Советского Союза, основанное на ленинском принципе размывания государствообразующей роли русского народа, сопровождала оголтелая политическая кампания в прессе союзных республик с призывами покончить с великорусским великодержавным шовинизмом и требования каленым железом выжечь колонизаторское наследие русского царизма, всё ещё живуче присутствующее в поведении русских коммунистов.

.

Но к началу 1930-х гг. Генеральный секретарь ЦК РКП (б) стал ощущать, что вся политическая организация советского общества стала расползаться по национальным швам.

.

Жестко контролируемый из Москвы коммунистический партийный аппарат своей политической и идеологической деятельностью, конечно, жестко скреплял советский политический организм по всей стране, но достаточной социальной прочности он всё же не обеспечивал.

.

То тут, то там постоянно возникали очаги политического недовольства политикой партии. Генсека это сильно беспокоило. Под вопрос вставало существование самого ленинского творения – Советского Союза.

.

Следует учесть и то, что Сталин в эти годы жил под гнетом полной уверенности, что империалистический Запад вынашивает мысль о скором нападении на «первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян». Дать отпор такому нападению можно было только при условии сохранения крепкого социального единства советского общества. А какая сила могла такое единство обеспечить? Только русский национальный элемент, доля которого в общем составе населения СССР составляла около 70%. Но для того, чтобы русские такую роль на себя приняли осознанно, им нужно было сообщить, что именно они-то и являются ведущей социальной силой советского общества.

.

И генсек принялся разворачивать идеологическую лодку.

.

Внешне этот поворот вначале выглядел довольно безобидно. 27 декабря 1929 г. Сталин выступает на конференции аграрников-марксистов и ставит вопрос о «разрыве между практическими успехами и развитием теоретической мысли». Этот упрёк в адрес исторической школы Покровского, заключающийся в том, что предлагаемая им теория перестает отвечать нуждам практического строительства социалистического государства, никто не заметил, включая и самого Покровского. В октябре 1931 г. Сталин пишет письмо «О некоторых вопросах истории большевизма», которое публикуют все московские партийные идеологические журналы («Большевик», «Пролетарская революция», «Коммунистическое просвещение», «Борьба классов»).

.

Избрав адресатом своих критических замечаний совершенно третьестепенную фигуру – историка А.Г. Слуцкого (1894–1979, с 1937 по 1957 г. – узник ГУЛАГа), о котором до этого никто даже и слыхом не слыхивал в исторической среде, Сталин на самом-то деле ударил по историкам школы Покровского (а других официальных историков в то время в СССР не было), упрекая их в том, что они свои труды строят на «бумажных документах», а не на реальных делах и практике большевизма. Статья заканчивалась куда как ясным выводом в этом отношении: «…Даже некоторые наши историки, – я говорю об историках без кавычек, о большевистских историках нашей партии, – не свободны от ошибок, льющих воду на мельницу Слуцких и Волосевичей [автор “Курса истории ВКП(б)]. Исключения не составляет здесь, к сожалению, и т. Ярославский, книжки которого по истории ВКП(б), несмотря на их достоинства, содержат ряд ошибок принципиального и исторического характера».

.

Примечательно, что акцент в этих выступления генсек сделал на тезисе о том, что именно русский народ во всей истории Руси-России всегда выступал в качестве объединяющей силы в формировании российского (русского) государства.

.

Поэтому не в Емельяна Ярославского (Моисея Губельмана) целил генсек в своих статьях, а в ленинского любимца – М.Н. Покровского. Последний, однако, не понял этого (или не захотел понять). Вплоть до своей смерти (1932 г.) он продолжал доказывать, что верно следовал указаниям Ленина в развитии советской исторической науки. А основной его тезис касался утверждения о том, что в истории России с древнейших времен русский народ никакой объединительной миссии по отношению к другим национальностям (народам) никогда не нёс.

.

В последнем за 1930 г. номере журнала «Историк-марксист» Покровский в статье «Возникновение Московского государства и «великорусская народность» отрицал даже само существование «великоруссов»: «А кто такие эти «великорусы», – писал он, – …никаких великорусов не было вообще – на этой территории проживали финские племена, автохтоны, которые … финизировали своих поработителей». «Уже Московское великое княжество, не только Московское царство, было «тюрьмою народов». Великороссия построена на костях «инородцев», и едва ли последние много утешены тем, что в жилах великорусов течет 80% их крови. Только окончательное свержение великорусского гнета той силой, которая боролась и борется со всем и всяческим угнетением, могло послужить некоторой расплатой за все страдания, которые причинил им этот гнет».

.

Сталина просто коробила вся эта инспирированная Лениным русофобская вакханалия.

.

Ведь он ещё в 1913 году в работе «Марксизм и национальный вопрос» черным по белому написал: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе сложившуюся сильную организованную дворянскую бюрократию».

.

Однако в начале 1930-х впрямую бороться с исторической школой Покровского генсек ещё не мог. И не только потому, что Покровский и его многочисленные ученики опирались на прямую поддержку Ленина и держали в своих руках всю историческую науку вплоть до смерти Покровского. А ещё и потому, что Сталин в эти годы был вынужден бороться сразу на нескольких фронтах:

.

– обеспечить личное политическое выживание в схватке с людьми из бывшего ближайшего окружения Ленина. А это были не только Троцкий, Зиновьев, Каменев, но и такие, как лично знавший Ленина И.Н. Смирнов (»победитель Колчака», арестован в 1933 г., расстрелян в августе 1936 г., через несколько месяцев были арестованы и расстреляны его жена и дочь, хотя именно под гарантии следствия, что им будет сохранена жизнь, он подписал «признание» в контрреволюционной деятельности), бросивший в 1932 году в узком кругу единомышленников фразу «Сталин думает, что на него не найдется пули»;

.

– укреплять социальную основу политической системы СССР и проводить индустриализацию, готовя Советский Союз к неизбежной войне с Европой и Японией;

.

– обосновывать концепцию возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране в условиях враждебного империалистического окружения и ещё много чего, о чём в Октябре 1917-го никто даже никакого понятия не имел.

.

Но, тем не менее, как заметил в 1990-е годы в одной из своих работ известный литературовед и великолепный публицист Вадим Кожинов (1930–2001), «в стране уже начался коренной поворот» в области идеологии.

.

5 марта 1934 г. появилось решение Политбюро по этому вопросу, 20 марта заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП (б) А.И. Стецкий и А.С. Бубнов получили задание подготовить предложение о составе авторов учебников. 29 марта постановлением Политбюро авторские коллективы были утверждены. В тот же день Политбюро приняло постановление о введении исторических факультетов в составе университетов. Для выработки итогового документа Бубнову было поручено вызвать из ссылки Е.В. Тарле. Два постановления Политбюро от 29 марта были объединены и составили основу постановления Политбюро (и СНК СССР) от 15 мая «О преподавании гражданской истории в школах СССР», текст которого был отредактирован самим Сталиным.

.

Свидетельство о заседании Политбюро ЦК 29 марта сохранил для истории приглашенный на это действо историк С.А. Пионтковский. Практически на заседании говорил только генсек, пишет он в своем дневнике, так как остальные просто не были готовы к такому идеологическому развороту. «История, – говорил генсек, – должна быть историей. Нужны учебники древнего мира, средних веков, нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал, может быть, не СССР, а история народов России? Сталин говорит – нет, история СССР, русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал, что схема Покровского не марксистская схема, и вся беда пошла от времен влияния Покровского». Как пишет публикатор архивных документов того периода М.В. Зеленов, Сталин готовился к войне и понимал, что необходимо готовить к ней и массовое историческое сознание, для чего необходимо было формировать новую историческую идеологию, охватывающую население страны призыв­ного возраста, т.е. студентов и старших школьников. Удобнее это было сделать через школьные учебники и истфаки университетов. Фигура Покровского не была заменена ка­ким-либо иным авторитетным историком, она была заменена фигурой Сталина. Результат проведенной реформы был оправдан в годы войны: власть смогла сформировать такую идеологию, такое понимание патриотизма, которые объединяли воедино все народы, национальности в борьбе против фашизма. При изменении массового исторического созна­ния через кинематограф и литературу предпринятые меры дали желаемый эффект.

.

Как всегда, проведение реформ сопровождалось сменой носителей старых идей на носителей новых идей. Если в 1929–1930 гг. репрессировалась старая профессура, то в 1934–1936 гг. были репрессированы представители «школы Покровского». Смена курса в 1938–1939 гг. также привела к новым репрессиям, поскольку Сталин мыслил персоналистично: новую идеологию должны проводить новые люди.

.

Следует при этом сделать одно замечание: позицию Сталина идеализировать в этом плане не стоит. Было бы неверным считать Сталина русофилом или русофобом. Он был тем, кем он сам себя долго называл – нацменом.

.

При этом следует учитывать, что выраженную Сталиным при образовании СССР концепцию автономизации (единая и неделимая в политическом отношении Россия) менее всего следует толковать как русоцентризм, и уж тем более как русофильство.

.

Нет, конечно, русофилом Сталин никогда не был (хотя и русофобом – тоже). Генсек в своем поведении всегда руководствовался политической целесообразностью. Он всегда был, и при этом и ощущал себя представителем малого народа, присоединившимся (присоединенным) к великому народу и к великой стране.

.

То есть Иосиф Джугашвили с молоком матери воспринимал как данное свыше, что Россия – это великая, мирового значения держава, а русский народ – это государствообразующая этническая субстанция, которая на протяжении многих веков сумела организовать на огромной географической территории земного шара государство с культурой (духовной, материальной, интеллектуальной, бытовой) мирового значения, и на основе этой культуры этот народ (русский) объединил вокруг себя десятки других народов и их культур, не уничтожая и не разрушая эти последние, а, по мере возможности, сохраняя их.

.

Как нацмен Иосиф Джугашвили остро ощущал свою грузинскую сущность, любил свой народ, что нашло проявление в его юношеских стихах, но при этом не отторгал ни русский народ, ни русскую культуру. Более того, уже в революционной среде отличаясь от своего близкого окружения глубоким умом и ясным сознанием, он понимал, что единственным (и главным) фактором, обеспечивающим существование этого громадного образования – Российской империи – был всегда русский народ, играющий государствообразующую роль. В отличие от Ленина он хорошо это понимал и потому и выступал за сохранение самого этого народа и формы его естественного существования – Российского государства в его единстве и неделимости.

.

В новейшей российской историографии есть любители утверждать, что ленинский русофобский взгляд на историческую роль русского народа является вовсе не ленинским, а это, дескать, Троцкий его попутал и даже именно Троцкий-то якобы и подтасовал последние надиктованные вождем статьи с резкими обвинениями в адрес «русских держиморд».

.

Но дело, конечно, не в спекулятивных попытках во что бы то ни стало «реабилитировать» «вождя мирового пролетариата» в его русофобских позициях. Анализировать нужно факты и только факты. А эти последние показывают, что сталинская концепция «автономизации» была Лениным опрокинута с вполне определенным намерением, и Советский Союз был сознательно создан с колоссальной силы миной, заложенной в его организационно-политическое основание, миной, которая рано или поздно должна была рвануть, и Россию как единое цельное государство русской нации уничтожить. Эта мина и рванула через 67 лет после смерти Ульянова-Ленина.

.

А Сталин в политике всегда оставался холодным прагматиком. Когда для достижения одной политической цели, которую он сам же для себя и формулировал, было необходимо увеличивать роль русского народа – он это делал. Когда же ему казалось, что пришло время делать обратное – он это и делал.

.

Так, в мае 1944 года Сталин неожиданно для всех собирает в Кремле ведущих ученых-историков, ставит перед ними задачу разработки нового учебника истории СССР и держит всю эту братию в Москве до сентября. Казалось бы, с чего это вдруг? Идет война, страна задыхается в тисках голода и перенапряжения от необходимости наращивать все виды вооружений, идут тяжелейшие переговоры с англо-американскими союзниками об открытии второго фронта в Европе, а вождя вдруг заинтересовали проблемы преподавания истории. Это закрытое (а правильнее было бы сказать – секретное) многомесячное совещание историков в Кремле, в котором приняли участие все главные идеологи ВКП(б), до сих пор овеяно ореолом загадочности и тайны.

.

Для непосредственного руководства этим секретным совещанием Сталин в ночь на 12 июля 1944 года внезапно вызвал из Ленинграда А. Жданова. Если судить по открытым ныне архивным документам, не только Жданов, но и никто из штатных идеологов ЦК, что руководили этим совещанием, не могли взять в толк, чего добивается от них вождь. Сам же Сталин так и не раскрыл своих карт. По-видимому, не хотел сказать в открытую, что надо просто поменять акценты в освещении советской истории и поставить во главу угла в развитии и укреплении Советского Союза, собирательную и объединительную роль не русского, как это было в официальной идеологии с 1934 года, а советского народа. Впрямую вождь скажет об этом позже, уже после войны. А особенно активно начнет внедрять этот тезис после 1948 года, когда вовсю начнет разворачиваться «Ленинградское дело».

.

Ему это нужно будет для того, чтобы внедрить в умы граждан СССР другой свой тезис: в 1941–1945 годах солдаты Красной армии защищали не «матушку Россию», как он в 1942 году сказал У. Черчиллю, а советский строй, то есть созданный им, Сталиным, политический режим.

.

Жданов же в 1944 году если и понял что-то, то все же, судя по его поведению, не смог переломить себя и прямо написать в проекте резолюции совещания, что все заслуги в развитии СССР принадлежат не русскому, а советскому человеку…

.

Как видно, не случайно один из сталинских наркомов Вячеслав Молотов уже глубоко постфактум, в 1980 году, вынужден был признать: «Коммунистическая партия так и не смогла решить русский вопрос, то есть, каким должен быть статус РСФСР и русской нации в СССР».

 

Кузнечевский Владимир Дмитриевич, шеф-редактор периодического издания Совета Министров Союзного государства Беларуси и России газеты “СОЮЗ. Беларусь-Россия”.