Об Иване Степановиче Страшнове можно сказать много добрых слов, и даже самые громкие из них не будут преувеличением. А можно сказать просто: Иван Степанович – один из самых уважаемых людей в нашем городе. Тому свидетельство и титул почетного гражданина Димитровграда, который он по праву носит уже много лет, как знак признания и благодарности за честно пройденный ратный и трудовой жизненный путь, за активную общественную работу, которой он целиком отдает себя вот уже много лет. Особенно хлопотной бывает у председателя городского совета ветеранов И.С.Страшнова пора подготовки к Дню Победы, когда он стремится сделать все возможное, чтобы в эти праздничные дни город проявил заботу о каждом бывшем фронтовике и труженике тыла, чтобы нашим вниманием не был обойден ни один из них. И так уже много-много лет. И порой забывается, что и сам Иван Степанович прошел многотрудный боевой путь от огненной Курской дуги до самого Берлина. Нашему корреспонденту удалось разговорить Ивана Степановича, чтобы он поделился с нашими читателями этапами своей боевой биографии
– В армию я был призван весной сорок первого. Служил на Дальнем Востоке – на острове Путятин. Обстановка там была сложная, и военную группировку наших войск держали в полной боевой готовности.
О войне узнал поздно вечером: из-за разницы во времени выступление Молотова слушали часов в девять. А уже утром я со своими друзьями Червоненко и Ховриным пошел в редакцию местной многотиражки с письмом, в котором мы написали, чтобы нас отправили на фронт.
Письмо, видно, помогло, и вскоре меня вызвали в штаб 59-й стрелковой дивизии, где дали направление в полковую школу – учиться на командира артиллерийского орудия.
Со временем воинские соединения с востока постепенно начали перебрасывать на фронт. И в конце 1942 года я, без материальной части, попал под Сталинград, в район Осетровского плацдарма. В ходе боев полковые орудия были разбиты, и меня направили в Коломну получать новые пушки.
– И где вы «обновили» полученные орудия?
– А вот повоевать с новой матчастью мне не пришлось: прямо из Коломны направили меня учиться в Москву, откуда я уже попал в зенитно-артиллерийский полк, расположенный в подмосковном Кунцеве. Охраняли мы небо Москвы от налетов вражеской авиации, а что именно там была дача Сталина, я узнал уже гораздо позже.
Но это все было, как говорится, только присказка. Началась Курская битва, и наш зенитный полк перебросили на станцию Обоянь, где мы, под огнем фашистской авиации и артиллерийским обстрелом, разгружали орудия с платформ и сразу направлялись на боевые позиции. Эту узловую станцию защищала танковая армия Катукова. В первые дни под натиском немцев мы почти ежедневно на километр-два отступали. Особенно трудным был бой под Яковлевкой, где мы прямой наводкой сдерживали танковые атаки немцев. Отбивали и воздушные налеты, в которых одновременно участвовало по 30-40 немецких самолетов: «юнкерсов», «мессершмитов», хейнкелей», «фокке-вульфов».
А наступать наша дивизия начала уже от деревни Борисовки, и сразу мы наткнулись на сильную группировку противника, которая пыталась пробиться из окружения. Там-то мне и пришлось впервые принять участие в рукопашном бою. Сошлись мы на кукурузном поле, стебли – в человеческий рост, дым, гарь – ничего не видно, противник возникает внезапно… В этой схватке мы потеряли немало товарищей, но я даже не был ранен. За участие в Курской битве получил я свою первую награду – медаль «За боевые заслуги».
А потом была битва на Днепре, очень тяжелые бои были в ходе Житомирской операции, принимал участие в освобождении Приднестровья, где получил медаль «За отвагу»…
– Вы к тому времени в каких уже чинах были?
– Всю войну я был командиром орудия в звании старшего сержанта. Предлагали мне несколько раз пойти на учебу в офицерское училище, но я отказывался. В этом звании и войну закончил в Берлине, в районе имперской канцелярии, в Тиргартене, рядом со знаменитым зоологическим садом.
Но до Берлина еще дойти надо было, а после Приднестровской операции мне довелось повоевать, под Каменец-Подольском, Ивано-Франковском, участвовать в боях на Сандомирском плацдарме, в Висло-Одерской операции. Несколько дней наш полк прикрывал части танковой армии Богданова в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии…
– Получается, что все эти годы ваш полк постоянно был на направлении главных ударов Советской армии…
– Выходит, что так. Обычно зенитчики прикрывали различные важные объекты, а наш полк постоянно направлялся на помощь наступающим войскам. И перед началом штурма Берлина мы еще успели в составе 2-го Белорусского фронта поучаствовать в ликвидации Померанской группировки, которая нависала над нашими войсками с севера, для чего нам пришлось сделать 150-километровый марш-бросок. Двигались так стремительно, что один раз даже попали под бомбежку своей авиации – и такое случалось на войне. Бомбили, правда, недолго, разглядели, что бьют по своим, «извинились», покачав крыльями, и полетели на немецкие позиции.
– Сколько раз вы были ранены?
– Дважды. В первый раз это случилось под Познанью. Наше орудие оказалось отрезанным от полка – в машину угодил снаряд. И целые сутки нам пришлось отбиваться от прорывающихся отрядов фашистов. Еще успевали давить огневые точки противника на окраине города. Почти весь наш расчет был выведен из строя, а сам я был ранен в правую ногу. Потом за нами прислали машину, и мы поехали в Познань, которая была уже взята. Только въехали в город – налетели самолеты противника, и у меня за пятый номер – заряжающим – встал сам командир батареи. Только не долго он мне помогал – срезало его пулеметной очередью…
Когда отбились, подходит ко мне капитан Бойцов, он у нас замполитом был, и говорит: «Страшнов, а мы тебя уже и похоронили, даже похоронку домой отослали…» Где эта похоронка, я и до сих пор не знаю. До родных она, к счастью, так и не дошла.
Тяжелую контузию получил я на реке Сан, это тоже в Польше. При форсировании реки мы прикрывали переправу, на которую регулярно, каждые полчаса, налетала вражеская авиация. Перепахали бомбами они нашу позицию изрядно, но переправу мы сохранили. В этом бою мы на свой счет записали еще два сбитых вражеских самолета.
– А сколько всего вы за войну сбили самолетов, уничтожили немецких танков?
– Точно ответить не могу – огонь-то всегда вели всей батареей, а то и полком. Но за два десятка самолетов, как нынче принято говорить, отвечаю. А танки мы и не считали, как и живую силу противника. В бою не до того было.
А второе ранение я получил, когда мы по завершении операции в Померании вернулись на Одер, буквально в первые дни начала Берлинской операции. Даже число помню – 16 июля. Ранение было легким, и медсестра, мы ее Узбечкой звали, сама извлекла осколок. Родом-то она была из Ленинграда, но успела пожить в эвакуации в Средней Азии. Пока она со мной возилась, ее саму тяжело ранили, и я ее понес в медсанбат. Так у меня на руках она и скончалась.
Комполка, майор Филенко приказал мне отправляться в госпиталь, но я отказался. Так на одной ноге и прыгал. Тяжело, конечно, пришлось, больно, особенно поначалу. А долечился я уже после войны в санчасти своего полка.
– Иван Степанович, мне приходилось слышать от ветеранов, что военные годы, как это ни парадоксально, были самыми счастливыми в их жизни. А что вы скажете по этому поводу?
– Мне понятны эти чувства. По-моему, у Толстого есть высказывание, что счастлив тот человек, который ощущает собственную необходимость, значимость. Вот в годы войны мы были самыми необходимыми, самыми важными людьми – от рядового до генерала, потому что именно в руках солдат находилась судьба Родины, судьба народа. Очень высокий духовный настрой был. Мы это постоянно ощущали в те далекие годы и этим гордимся всю свою жизнь
– Вот уже много лет вы ведете активную общественную работу, направленную на воспитание патриотизма у молодого поколения, сохранение памяти о погибших воинах, заботитесь о ветеранах войны и труда. Никакой материальной выгоды от этого не имеете и даже не всегда встречаете понимание и поддержку своим многочисленным инициативам. Что вас заставляет тратить на это все свое время, силы и нервы?
– Говорить на эту тему можно долго, но я отвечу коротко: такими уж нас воспитали. Слишком многое за два последних десятилетия делалось в стране не так, как надо. Особенно в сохранении и поддержании патриотических традиций, сохранении памяти о великом ратном подвиге нашего народа. В неоплатном долгу мы все и перед фронтовиками, пережившими войну. Вот в меру своих сил я и стараюсь внести свой посильный вклад в благородное дело.
– Вы счастливый человек?
– Не знаю…
Анатолий ЕФРЕМОВ