По следам статьи о беженке из Узбекистана

Статья «И не Родина, и не мать?» вызвала бурную реакцию у наших читателей. Люди сочувствовали, возмущались, предлагали помощь… А в результате организовали экспедицию к месту действия. Но власть и органы, от которых зависит судьба нашей героини, публикацию полностью проигнорировали.

Предыстория

Статья вышла 17 ноября. В ней мы рассказали о судьбе молодой русской женщины Лены Шориной и ее семье, которая два года назад бежала из Узбекистана, чтобы поселиться в нашей области, в селе Сосновка Майнского района. Лена и ее муж не смогли сразу получить разрешение на временное проживание в России, поскольку приехали на историческую родину полными банкротами, а по российскому закону должны были доказать свою состоятельность, положив на счет в банке по 35 тысяч рублей на каждого из четырех членов семьи.

Первую зиму в Сосновке Шорины выжили благодаря помощи сельчан, съели сотню голубей со школьного чердака. К весне семья едва не оказалась на улице. Помог случай: сосновская дачница Клавдия Дмитриевна Щапина отдала им в счет будущей оплаты пустующий домик своего умершего родственника. Глава семьи, разочаровавшись в новой жизни, осенью 2006 года уехал обратно в Узбекистан, оставив беременную жену с двумя сыновьями на руках. Попытки Лены найти поддержку у президента, местной власти в получении права открыто жить в России привели к тому, что ее едва не депортировали в Узбекистан без права возвращаться в страну в течение пяти лет. Рождение младшего сына Максима, борьба за выживание без гроша за душой, отчаяние от угроз штрафа и изгнания… Из всего этого были сотканы два года жизни в России, которую Лена по-прежнему считает своей родиной. Теперь ее надежда – это пенсионерка Щапина, которая взялась добиться признания прав Лены Шориной и ее детей на жизнь в России. Дело идет туго, опекунша Лены почти за девять месяцев хождения по инстанциям «наработала» огромную кипу документов, прошла через суд.. Пока добилась устройства старшего сына Лены в интернат для слабовидящих детей (у Ильи плохое зрение) и отсрочки депортации до 5 января следующего года. Ценой невероятных усилий Клавдия Дмитриевна пробивает стену, в которой, казалось бы, сам президент проделал дверь, официально на весь мир заявив, что Россия ждет своих соотечественников из зарубежья домой… Ждет с распростертыми объятиями.

Спонсоры

Звонков после статьи было очень много. Мы не просили о помощи нашей героине, но люди ее предлагали. Честно говоря, иных мы даже отговаривали: было очевидно, что сами-то спонсоры еле концы с концами сводят. Тем, кто был настроен решительно, давали телефон Клавдии Дмитриевны Щапиной. Она призналась, что была даже в растерянности, когда молодая женщина, представившись Татьяной, передала ей пакеты вещей для Лены и… три тысячи рублей. Большая проблема была с транспортировкой «гуманитарного груза» в Сосновку: зима плюс сто километров пути в один конец. И тут очень выручили супруги Скляровы – Наталья Ивановна и Анатолий Андреевич. Наталья Ивановна позвонила в «СК» в числе первых, сказала, что судьба Лены ее тронула, а ситуация возмутила, что к Новому году или Рождеству они с мужем обязательно поедут в Сосновку на своей машине. Но все случилось раньше – в нынешнюю среду. У супругов Скляровых -двое детей, пять внуков. Наталья Ивановна мобилизовала всю большую семью для подготовки этого визита. Машину сумками и пакетами загрузили под завязку: одежда, продукты, бытовая химия – все, что не вырастишь на огороде, Лене крайне необходимо, живет-то она без копейки. Багаж из Ульяновска занял почти всю комнату в небольшом соснов-ском домике. Вещи не разбирали, только ползунки и кофточки, привезенные для маленького Максима, женщины решили рассмотреть сразу… Скляровы, люди занятые, собирались заехать минут на сорок, но за разговорами задержались часа на два.

Лена

Когда Лена предпринимала попытки узаконить свое пребывание в России, ей не раз приходилось слышать от чиновников: «О чем вы думали? Куда ехали?».

«Ехала домой», – отвечала она. Когда в первый, самый трудный, год жизни в Сосновке ее муж терял терпение от навалившихся бед – живем, дескать, подаяниями людей, спим на чужих постелях, Лена ему говорила почти то же: «Зато просыпаемся дома».

Она родилась в Узбекистане, но всегда чувствовала свои российские корни (мама Лены родом из Ульяновской области).

– Мне часто говорят, что, наверное, я пожалела о том, что приехала. Никогда ни разу не жалела, – рассказывает Лена гостям. – Мне все здесь нравится, я хочу жить только здесь, в Сосновке, в этом доме…

Лену не пугают русские холода. Зимой после бани она выводит своих мальчишек на морозный воздух, растирает им щеки колючим снегом. У пятилетнего Владика при этом захватывает дух от восторга.

– За два года, прожитых здесь, он ни разу не болел, – говорит Лена.

В Алмалыке она жила в обычной квартире, была администратором в ресторане, никогда не работала на земле, понятия не имела, как это – кормить себя с огорода.

Трудно поверить, что эта молодая городская женщина на снимках в алмалыкском фотоальбоме теперь одна, с грудным ребенком на руках, возделывает большой огород. К нынешней зиме Лена подготовилась основательно: в погребе есть и картошка, и морковь, и капуста, в банках – заготовки… Летом с Максом, висящим на груди в специальном рюкзачке, и Владиком она поднималась на гору, в лес. Там собирали грибы, ягоды, шишки, листочки земляники и душистые травы для чая.

Крохотный домик Шориных невероятно уютный. Хотя в нем самая простая мебель, посуда. Полы в комнатах устланы ковриками, на окнах красивые занавески, на креслах и диване накидки и декоративные подушки, сшитые руками хозяйки, на кухне кругом салфетки и прихватки авторской работы. Лена говорит, что очень любит рукодельничать, особенно долгими зимними вечерами…

В избе жарко натоплено, о своем житье-бытье в Сосновке Лена рассказывает с улыбкой, как-то особенно вкусно. Она оставляет за канвой рассказа, что живет совсем без денег, что, будучи негражданкой этой страны, не может получать пособие на своих малолетних сыновей, что зимой с деньгами совсем худо, потому что нет возможности подработать «в людях», что на этой земле официально она считается чужой, что над ней по-прежнему висит угроза депортации и штрафов за незаконное проживание в России, что получение разрешения на ее временное проживание в стране движется очень трудно…

Впадин

Пятилетний Владик вошел в дом как-то основательно, ничуть не смутился, когда увидел столько незнакомых людей, вежливо поздоровался. Владику было три года, когда его родители бежали из Узбекистана. Он был заласканным, избалованным вниманием малышом. Спустя два года – он настоящий хозяин в доме, мужчина… Однажды сам взял топор и начал рубить маленькие чурбачки, а потом сообщил матери, что нарубил дров. Лена сначала ахнула, а потом затопила этими щепочками голландку и поблагодарила сына. Теперь у Владика есть свой набор маленьких инструментов: топорик, молоток, пила, своя рулетка. По осени этот пятилетний мальчуган разгрузил с матерью за двести рублей две машины дров соседям. Несмотря на то, что дорога была каждая копейка этого заработка, часть денег Лена потратила на лакомства для сына.

Летом ей предложили отправить Владика в лагерь, но она отказалась: «Как же я без него?». Владик сидит с братом, пока мать работает на огороде, пытается мыть посуду, стирать, носит из колонки воду в бидоне, выполняет бесконечные мелкие поручения. Уважая в сыне старшего мужчину в доме, Лена устроила ему отдельную комнатку за занавеской. Владику нравится это жилище, но он мечтает, чтобы его комнату отделяла настоящая стена с дверью.

Среди гостей, приехавших из Ульяновска, Владик сразу выделил Анатолия Андреевича.

– Сыновья любят мужчин, им не хватает мужского общества, – улыбается Лена»

Владик сначала позволил «деду» усадить себя на колени, но сидел в некотором напряжении, а потом расслабился и доверчиво прижался щекой к мужчине. За время, которое гости провели в доме Шориных, Владик почти не покидал своего места. Отойдет от Анатолия Андреевича на несколько минут, но потом обязательно вернется и устроится рядышком.

Земляки

В доме, где теперь живет Лена, когда-то жили ее земляки. Видимо, российская жизнь им пришлась не по душе, не такой встречи они ждали на исторической родине. Пожили и уехали обратно в Узбекистан, потом снова бежали, искали пристанища в Казахстане. Там все сложилось еще хуже. Теперь вернулись в Россию. Живут в нашей Майне.

Много беженцев из Узбекистана в самой Сосновке. Глядя в окно на сельские переулочки, Лена вспоминает имена людей из Ферганы, Ташкента, которые теперь стали местными, сосновскими. Большинство из них живет по советским паспортам. Живут, по сути, вне закона, со всеми вытекающими последствиями. Получить гражданство для них практически нереально. На это нужны деньги, время и еще много чего. Для взгляда постороннего схема препятствий кажется идиотской до предела, но ее не минуешь, потому что она под крышей Закона. Чтобы получить российский паспорт, по закону, нужно иметь прописку. Чтобы прописаться, нужно официально оформить документы на дом, а до тех пор этого дома будто не существует (такую «мину» под сельчан подложило новое жилищное законодательство). Чтобы оформить дом в собственность, нужно заплатить в рублях тысяч двадцать, то есть втрое больше, чем стоит любая сосновская хибара. А заплатить нечем: в селе нет работы, на стороне работы не дадут, потому что нет гражданства… По этому замкнутому кругу люди обреченно ходят годами.

Более пятнадцати лет живет в Сосновке родная сестра Лены – Галина. Тоже до сих пор негражданка. Ей было проще, она приехала в Россию с советским паспортом и, как многие здесь, до сих пор живет с «красной книжицей». Когда-то Галя не придавала этому значения – лишь бы жить. Теперь все изменилось: дочь закончила школу и у нее нет паспорта. Это обстоятельство перекрыло девушке все пути: она не может ни учиться дальше, ни работать. Сейчас сидит дома, помогает матери по хозяйству. Но это уже другая история.