Слова, эти, прозвучавшие в Симбирске 190 лет тому назад, 10 сентября 1817 года, разнеслись на всю Россию.

Так «приветил» новый губернатор, 39-летний действительный статский советник Михаил Леонтьевич Магницкий чиновников, явившихся к нему для представления.

«Я приехал в Симбирск поздно ночью. Лишь только рассвело, в приемной зале моей стали собираться чиновники. Я не замедлил к ним выйти и увидел такую коллекцию, какой с роду не видывал: точно четвероногие встали на задние лапы и надели шитые ошейники. Физиономии были различны. Одни были круглы, как полная луна. Другие худы, длиннолицы, словно повешенные собаки. На всех лицах были видны пошлость и страх», – поминал бывший начальник обстоятельства и аудиторию.

Он умел говорить красиво. Более того, умел красиво писать. Сентиментальные вирши юного Магницкого отметил и ценил сам великий Карамзин. На склоне лет, Михаил Леонтьевич больше «грешил» в жанре доноса. Самое имя его сделалось нарицательным для обозначения мракобеса и реакционера, с лёгкостью готового втоптать в любые помои недавнего благодетеля и друга.

Да ещё как! Чтобы сковырнуть своего многолетнего покровителя, министра просвещения князя Голицина, Михаил Леонтьевич состряпал «телегу», где в цветах живописал «противоестественные отношения Голицина и чиновника Бантыша-Каменского»!.. Ославленному князю осталось только проситься на покой.

Справедливости ради, не только стишками и доносами перебивался Михаил Леонтьевич. В юности, кажется, судьба сулила ему самую блестящую будущность и блистательную карьеру. В двадцать лет он стал секретарём у великого полководца Александра Васильевича Суворова, через четыре года «зажигает» на дипломатической службе в Париже. Сам Наполеон, восхищение и ужас просвещенного мира, непритворно заинтересован умом и талантами «этого русского».

Вернувшись в Россию, Михаил Леонтьевич становится правой рукой прославленного реформатора Михаила Сперанского. В 32 года он штатский генерал. В 1811 году Магницкому поручены «все военные дела, в высшем их отношении», составление уставов и положений для войск, инструкций для командующих армиями. И это буквально в канун грандиозной войны 1812 года!..

Но тут-то, и икнулось Михаилу Леонтьевичу прошлое внимание Наполеона. Государь Александр I вдруг стал с ним неласков и, в компании с благодетелем-Сперанским, отправил Магницкого в ссылку.

Спустя четыре года император едва не публично покаялся, что погорячился, удалив Магницкого в ссылку, и дал ему «способ усердною службою очистить себя в полной мере», назначив вице-губернатором в город Воронеж, а потом и губернатором в Симбирск. Законодатель сделался администратором. Автор либеральных прожектов получил возможность приложиться к серой практике и суровой российской действительности.

В Симбирске, по мнению современников, произошло окончательное преображение бывшего либерала в будущего обскуранта.

Провинциальные чиновники и помещики не очень-то глянулись франтоватому Михаилу Леонтьевичу. А на тех, кто не нравится, легче тренироваться в разных «буках». Симбирские дворяне, по духу эпохи, усердно увлекались масонством. Поклонники мистицизма решили даже устроить свою собственную ложу, «Ключ к добродетели», о чём поставили в известность губернского начальника. Начальник мигом накатал о вреде от масонов в Симбирске министру полиции.

Масоны, таки, добились разрешения и назначили торжество устройства ложи на 12 декабря 1817 года, день рождения Александра I. В пику им, Магницкий устроил в тот же день «широкое празднование», с пушечною пальбою, обедом для знатных и угощением для народа, со спектаклем и маскарадом.

Дворяне любили, как выражались, «по-отечески» наказывать своих крестьян. Частенько, в ход шли кнуты, палки, сажания на цепь и прочие вызывающие оторопь «изобретения». Михаил Леонтьевич взялся, весьма выборочно, искоренять подобные «жестокие и бесчеловечные поступки». Каждый конкретный случай сопровождался кучей велеречивых рапортов все возможным министрам и генерал-прокурорам.

«Желание выслужиться, превышающее желание добра», – замечательно охарактеризовал суть действий губернатора декабрист-симбирянин Николай Тургенев. Всего-то на восемь месяцев хватило Михаила Леонтьевича, и в мае 1818 года он укатил в столицу, искать увольнения от «нестерпимого звания губернатора», а точнее, что новых милостей и более «хлебных» мест.

Очутившись в Петербурге, Михаил Леонтьевич стал членом-учредителем Попе¬чительного о тюрьмах общества. На симбирском «материале», он составил прекрасноречивую «Записку об оковах и кандалах»: «Колоды, кандалы, стулья с цепями и рогатки во всех градских и земских полициях, в каждом волостном и сельском правлении находятся. В них нет никакой соразмерности; я сам видел в Симбирской губернии колоды из цельного дерева в аршин длиною надетыми на ноги несчастных, и запретил их формальным образом».

«Записка» достучалась до сердец важных сановников, высшего света и внесла «неоспоримую заслугу в дело улучшения участи заключенных в России». Так вот оно случается.

Ловкий доносчик, в 1826 году сам сделался жертвой доноса. Присланная в Казанский учебный округ, попечителем которого служил Михаил Леонтьевич, ревизия обнаружила растраты, приписки и недостачи. Магницкого с треском отставили, на имение его наложили арест.

Не рой другому яму, сам в неё и дрыгнешься!..