Жан Миндубаев.

Симбирский дневник.

(Сермяжная повесть)

Часть вторая.

Глава 2.

Бодание с дубами.

1.

Название главы бесстыдно ворую у Александра Солженицына. Речь в его почти одноименном очерке, как известно, идет о противостоянии писателя и власти. Нет, точнее так: власти и русской словесности.

К последней я отношу и журналистику. Разумеется, более-менее честную. Ибо еще со времен Радищева и по сию пору – по словам того же Александра Исаевича – тяготит и сковывает нас та «…жестокая и трусливая потаенность, от которой все беды нашей страны» .И — к великому сожалению- большинство из пишущих этой самой «потаенности» – то бишь неправде – как бы присягнули навеки…

Со страху, конечно. Или из личных выгод (и себя тут не исключаю).

Но все же жило во мне постоянное неприятие всякой несправедливости и подлости, идущей как от людей, так и от власти. И случалось, пробивалась оно на газетные страницы хотя бы тех же «Известий», которым было отдано мной целых шестнадцать лет жизни…

Годы, прожитые мной в Ульяновске, вместили, конечно, многое. Работа в «правительственной газете» гарантировала тогда и проживание в приличной квартире; и персональный служебный автомобиль с водителем; и быструю связь – и еще много чего. Как говорится; «живи да радуйся».

Однако не получалось у меня только воспевать и нахваливать. Всякого рода «недоработки» и «упущения» той эпохи подчас выливались в критические статьи, после публикования которых (бывало!) зарвавшихся советских чиновников и с работы снимали; и из КПСС выгоняли. Тогда пресса еще жила под ленинским лозунгом: «Газета не только коллективный пропагандист и агитатор – но и коллективный «организатор». И потому кое-какие безобразия исправлять через газетное ремесло удавалось.

Припоминается, скажем, такой сюжет. В ульяновском «Автодоре» (организация, строившая дороги) наловчились «поднадувать» свои  затраты на сооружение трасс, приписывать лишние километры – и так далее. То есть занималась очковтирательством. После рассказа об этом в «Известиях» пошло расследование этого дела (на предмет и приписок и достоверности излагаемого корреспондентом). В результате: начальника сняли с работы – а собкор Миндубаев обрел еще одну порцию недоброжелателей…

Однако .вернемся к главной теме: кто и как правил жизнью области  в так называемые «доперестроечные и   перестроечные»  годы, кто в Москве поддерживал  местных «вождей» а выражаясь поскромней ,первых секретарей ОК КПСС   (затем дружно переименовавших себя в губернаторы)…

2.

Тень “серого кардинала”… Начнем  со знаменитой в свое время фамилии. М.А.Суслов.

Этот человек, конечно же не руководил Ульяновской областью…Он-бери выше!!!- определял всю идеологию ВСЕГО СССР!

А поскольку  считался  земляком ульяновских партбоссов- то потому   всячески и непосредственно влиял на местную жизнь.

Кто не знал в те годы это имя? В партийной иерархии этот человек был вторым лицом – после Л. Брежнева. И надо ли говорить, как повезло, как подфартило руководству Ульяновской области – ведь досточтимый Михаил Андреевич был их земляком! Село Шаховское на южной окраине региона – вот где родился и рос будущий руководитель КПСС.

И этот факт оставить без внимания? Не попытаться использовать его для личной карьеры и антуража?

После «Известий» я работал в «Литературной газете».  И  напечатал в  ней однажды крохотную заметку о том, как в приливе сверхбольшого подхалимства лидеры местного ОК КПСС за счет отрывания кусков от местного бюджета отгрохали в селе Шаховском мемориал М. Суслову. Времена уже были “перестроечные” (1989) — но заметка “Музей от друзей” вызвала в обкоме КПСС большое волнение. Отдел пропаганды — а “курировала эту сферу Валентина Баскакова — буквально на уши встал, выискивая “компру” на собкора  уж не «Известий» ( этот номер прошел для ОК КПСС  безрезультатно)  – а -“Литературки”.

Думаю, покоманде  из ОК секретарь павловского РК КПСС  некто  Зинина “тиснула”  в Москву опровержение о адрес главного редактора. И опять  пошло, и завертелось: Миндубаев клевещет, народ возмущен, деньги не из бюджета, их чуть ли не по копейке собирало население — и прочая чушь…

Но так ли уж наврал я что не стерпела партийная душа, которая  “всегда стремилась к правде”? И что на самом деле происходило в селе Шаховском и возле него?

…Солнечный летний день 1975 года. В Ульяновском речном порту — вся руководящая элита области: секретари обкома, областные и городские власти, военные. Суетливое ожидание, смешанное с горделивостью: к нам едет не кто-нибудь, а сам Михаил Андреевич Суслов!!!

Главный идеолог страны только что побывал в Тольятти. В городе, нашпигованном множеством экологических, продовольственных и прочих проблем, он заявил: “Перед нами открываются новые светлые горизонты, нас ждут новые замечательные победы…”

Еще все впереди. Еще даже трудно представить, что придет в страну новое время, когда можно будет говорить правду — именно правду, а не ту ерунду, которой столь долго морочили нам голову. А пока первый секретарь ульяновского обкома А. Скочилов, полновластный и непререкаемый диктатор территории, из-под ладошки напряженно вглядывается в ослепительную волжскую гладь — оттуда должна показаться “Ракета”, на коей прибывает высокопоставленный земляк…

И вот изящное судно, в салоне которого всего четыре человека, приваливается к причалу. Сухонький старик с цепким взглядом поднимается по трапу мимо вытянувшихся по стойке “смирно” местных лидеров, которых кто-то представляет по всей форме: фамилия, имя, отчество, должность. И тут подбегает мальчуган с цветами. В приступе стариковской сентиментальности Суслов гладит ребенка по плечику и справляется шутливо:

  • А это кто такой?

Стоящий рядом функционер привычно чеканит за ребенка:

  • Пионер пятого класса ульяновской средней школы номер такой-то!

Снисходительная усмешка трогает тонкие губы Суслова: «Вечно переусердствуют, не способны даже принять заданный членом Политбюро шутливый тон..».

Вскоре машины вырываются за городскую околицу — дорога лежит в самый дальний угол области — в затерянное среди  холмов село Шаховское. Именно здесь, как гласит Большая Советская Энциклопедия 8(21) ноября 1902 года родился Михаил Андреевич Суслов, “деятель Коммунистической партии и Сов. гос-ва, дважды герой Социалистического Труда (1962, 1972)…” А проще: “главный идеолог” партии, ее “второй человек”. Или — “серый кардинал”…

Думается, жители Шаховского всегда “имели ввиду”, что у них в столице существует именитый земляк, помнили о нем. Во всяком случае, еще в 1949 году, когда в Шаховском случился пожар, именно в Москву к М. А. Суслову обратились они за помощью. Тотчас же в село прибыли посланцы Михаила Андреевича и немедленно оказали щедрую и разнообразную помощь погорельцам. Шаховчане уже в те давние годы прекрасно понимали, какие возможности заложены в том факте, что один из видных партийных функционеров — уроженец их села… Позднее еще не раз это обстоятельство обернется для них самым благоприятным образом.

Началась орденосная эпоха. В 1966 году на ульяновцев обрушился “град наград” — орденами были “отмечены” немало граждан, местный автозавод, средняя школа N 1 (бывшая гимназия, где учился Владимир Ульянов); да и вообще вся область: “За достигнутые успехи в развитии народного хозяйства…”.

В мае для вручения ордена Ленина в Ульяновск прибыл член Политбюро, секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов. “Мероприятие” с соответствующим ажиотажем состоялось. А затем высокий гость захотел заглянуть в родное село…

Говорят, поездка в родные пенаты весьма огорчила М. А. Суслова. Оказалось, за время долгого отсутствия Михаила Андреевича его родной дом пришел в ветхость — и был снесен. Местные власти решили как-то утешить своего земляка: было объявлено, что сусловская изба сломана, якобы, для того, чтобы возвести на ее месте детскую библиотеку… Мысль пришлась московскому гостю по душе —  в ней содержалось нечто возвышенно-благородное…

Сначала возникла всего лишь скромная библиотека для сельских ребятишек. На том вроде бы сперва и успокоились. Но в 1972 году Михаилу Андреевичу было во второй раз присвоено звание Героя Социалистического Труда. А это значит — следует имя увековечить: установить бронзовый бюст М. А. Суслова на родине, что-то назвать его именем — ну, и так далее… Шутка ли: село, давшее Отчизне дважды Героя! Да еще какого! Короче: селу нужен некий мемориал в честь земляка — и вообще “облагораживание”.

Конечно, никто не рискнул пойти на откровенное, неприкрытое создание Сусловского музея в его родном селе. Думаю, совсем не потому, что удерживала скромность. Тут, скорее, мешал страх: а вдруг до самого Леонида Ильича дойдет слух об увековечивании еще живого и здравствующего “соратника”? (А ведь обязательно дошел бы!) И что тогда? Чем обернется это и для самого М. А. Суслова, и для его старательных “земляков” областного ранга? Как же быть?

Известно: кто ищет — тот всегда найдет. Нашли выход и тут. Скромную детскую библиотеку, построенную на месте бывшего сусловского дома, решили “реконструировать” — а точнее, выстроить заново. Но на этот раз — с достойным размахом.

И начался в Шаховском строительный бум. Бывалый коммунальщик Александр Слесарев, работавший в шестидесятых—семидесятых годах главным инженером областного управления коммунального хозяйства рассказывал об этом так:

-…Шаховское начали штурмом благоустраивать, строить новые здания и сооружать: библиотеку, гостиницу, дом культуры, школу, котельную… В институте “Ульяновскгражданпроект” открыли зеленую улицу для проектирования объектов села… Для строительства были мобилизованы, по личному указанию Скочилова, строители из Ульяновска и Димитровграда, а также коммунальщики областного центра. Село Шаховское стало в области объектом N 1″.

Добавлю, что районная служба быта срочно оборудовала в селе свой приемный пункт, второй этаж которого представлял собой небольшую уютную гостиницу с финской мебелью, кухней и прочими удобствами — а вдруг Михаил Андреевич захочет переночевать в родном селе? Много хлопот досталось и работникам областного Краеведческого музея, которых обязали создать в селе мемориал в честь М. А. Суслова. Впрочем, официальное название его было иным, он именовался “Музеем истории села Шаховское”. Но разве истинная летопись старинного села, его люди, беды и радости, выпавшие на их долю, интересовали его создателей?

В моих архивах хранится магнитофонная запись рассказа научных сотрудников Ульяновского областного Краеведческого музея, которые в свое время выполняли ответственное поручение областного начальства. Приведу кусочек, из которого совершенно ясно, что и с какой целью создавалось в Шаховском.

“…Конечно, мемориал решили создать для увековечения памяти М. А. Суслова; начали мы эту работу в 1973 году. Все делалось только нашими силами. Никто из местных жителей даже не проявлял интереса к тому, чем мы занимались. А уж помочь чем-то — и не смей думать… Удивительно равнодушными были шаховчане к этому “мероприятию”…

С возрастом ностальгия по местам детства все чаще и чаще звала Михаила Андреевича в Поволжье. Поводы для того находились: то надо вручить области орден, то отдыхал неподалеку в санатории «Волжский утес», то встречался по-соседству с избирателями.

\      Тяга к родным местам — явление нормальное на склоне лет. Местные власти быстро смекнули, что влечение Михаила Андреевича к родным пенатам отнюдь не повредит их служебной карьере. Коль вздыхает Михаил Андреевич по иссыхающей и грязноватой ныне речке своего детства, то надо, конечно, позаботиться о приятных эмоциях. Нет, отнюдь не очистить и оживить саму речку. Был найден путь попроще. В село Шаховское срочно командировали двух известных ульяновских художников. Им было велено изобразить и село, и окрестности Шаховского, и речку Избалык — в том самом месте, где удачливо рыбачил давным-давно  мальчик Мишка Суслов….

Загрустил ли высокий гость на пороге школы, в которой некогда учился; вздохнул ли, потрепав по щеке мальчишку в пионерском галстуке — на все был соответствующий “реагаж”. В старой школе тотчас восстанавливался сусловский класс-музей; новой школе присваивалось имя Михаила Андреевича; высокопоставленного “дедушку” принимали в почетные пионеры местной школьной дружины. Даже в лесу была отыскана некая “Сусловская поляна”… Вручались гостю картины с трогательными пейзажами, появлялись в местных газетах умилительные отчеты: “В селе Шаховском открыта новая средняя школа… Ленту у входа разрезал М.А. Суслов. Секретарь Ульяновского обкома КПСС подарил картину… “В родных местах”, на которой изображен М. А. Суслов на речке Избалык…” Ну, и само собой, на местном телевидении был создан фильм о пребывании М. А. Суслова в родных местах…

В те годы я по долгу службы не раз присутствовал при встречах М. А. Суслова с земляками. Местные руководители, как говорится, из кожи лезли. “Гибкость позвоночников” была очевидной. Пышные встречи в Шаховском, застолья в Ульяновске, торжественный антураж.

Я не раз задавался вопросом: почему все это не раздражает скромного в быту и привычках М. А. Суслова? Ведь он мог бы остановить нескрываемую угодливость одним словом — как это сделал, скажем, даже склонный к размашистости Л. Брежнев, приезжавший в Ульяновск на открытие Ленинского мемориала. Тогда местные руководители намеревались дать в его честь банкет. Но при посещении Дома-музея В. И. Ленина, осматривая столовую, генсек обронил реплику: “Тут обедали, конечно, за свой счет?” И предполагаемый банкет был тотчас отменен….

А тут — аскет, диабетик, в потертом на локтях костюме  сидит терпеливо за столом, чокается с хозяевами рюмкой с чаем — сам Михаил Андреевич “не потреблял”… Но когда мне рассказали, как нравится М. А. Суслову то, что в день его рождения едут в Москву земляки с поздравлениями, что он одаривает их конфетами, золотыми часами и прочим — я понял, что во взаимоотношениях “главного идеолога” страны со своими земляками наличествует нечто из отношений доброго, снисходительного барина со “своими мужиками”… Стараются, привечают — так ведь и должно быть: господин и его “вотчина”…

Из Москвы приходили посылки. Постепенно собрались фотолетопись пребывания М. А. Суслова в родных краях, труды “главного идеолога”, его жизнеописание. И никого не смущало то обстоятельство, что львиная доля экспозиционной площади и больше половины экспонатов “Музея истории села” было отдано увековечиванию лишь одного человека из почти трехсотлетней биографии Шаховского. Одна жизнь описана в деталях, в подробностях, остальное — пунктиром… Из жизни, страданий, радостей тысяч шаховчан сохранились “знаменательные даты” —создание колхоза, борьба с кулачеством, радиофикация, введение механической дойки, открытие школы… А погибшие на фронтах Великой Отечественной? А павшие от страшного поволжского голода, от сталинских репрессий? А выжившие, несмотря ни на что, крестьянские корни, их новые побеги? Кто они, как живут, чем дышат? “Музей истории села Шаховское” молчал об этом… Но зато повсюду — лицо Главного жителя села. Его судьба…

И рядом с мемориалом, на гранитном постаменте — бронзовый бюст дважды Героя  социалистического труда  многозначительно и строго взирающего на своих односельчан…

После смерти М. А. Суслова экспозиция, посвященная “главному идеологу”, пополнилась. Из Москвы прислали личные вещи Михаила Андреевича — плащ, шляпу, письменный прибор, ботинки, галстуки, и даже — таблетки от диабета… Все это было с большим почтением размещено в музее…

Как-то бывший секретарь Ульяновского обкома В. Сверкалов, немало потрудившийся над увековечением памяти своего земляка, заявил:

  • Ближайшим соратником Л. И. Брежнева был М. А. Суслов. В центре села возвышается его бюст… напоминающий нам, что он всегда с нами… Память о нем будет вечно жить в наших сердцах…

Насчет  вечности- тут вряд ли получится… Но похоже, кое-кто и нынче готов не только присоединиться к этому суждению, но и начать в общественном сознании реанимацию псевдо-правды. Реанимацию духовного и физического насилия, реанимацию худших проявлений большевизма.

Не мелькает ли среди прочих теней и тень “серого кардинала”?

3.

Веселый секретарь.

Иван Максимович Кузнецов прибыл на ульяновскую землю опять-таки (надо полагать) по причине ее скудного плодородия: ну, никак не являла она региональных лидеров, достойных доверия ЦК КПСС и его Политбюро! Вот и прислали из Москвы бывшего инструктора ЦК   в Ульяновск, под начало “крепкого” А. Скочилова – вторым секретарем обкома КПСС. Чтоб, так сказать, поднатаскался на региональном уровне; поучился как надо руководить областью…

Тайны кремлевские мало кому ведомы. – По мне версия о том, что  Кузнецова прислали в Ульяновск “поучиться” у А. Скочилова представляется неубедительной. Скорее всего, цековские кадровики, наслышанные о чудачествах А.А. Скочилова, подослали “своего” человека на замену ему. Это соображение подтверждается косвенно еще и тем, что Анатолий Андрианович явно без симпатий относился к своему “второму” – и при любом удобном случае прилюдно шугал и шпынял.

Но вот то, чему было суждено сбыться, свершилось – Анатолий Скочилов, искупавшись “сгоряча” в речке Терешке во время одного из своих вояжей “в глубинку”, сильно простудился. Воспаление легких трансформировалось в еще более тяжкое заболевание – и все… Умер Анатолий Андрианович в “кремлевке”; хоронить его привезли в Ульяновск.

Обком КПСС – а значит, и всю Ульяновскую область, возглавил Иван Максимович Кузнецов.

Отвлекусь. В годы правления КПСС в разных местах и на разных “уровнях” в ходу было выражение: “наш человек”. Такая формула означала: данный товарищ – даже вне зависимости от его личных и профессиональных качеств – именно тот человек, на которого можно положиться всех случаях партийной или иной общественно-политической жизни. То есть: свято чтит партийную дисциплину и иерархию; ведет себя в различных ситуациях согласно неписанному номенклатурному этикету; готов всегда исполнить любое вышестоящее партийное решение. Короче: свой в доску парень. Таких берегли, на таких опирались, таких выдвигали.

Иван Максимович Кузнецов был как раз “тот”. Принципом “партийного братства” он руководствовался всегда. За годы его “правления”, насколько мне помнится, не было в области ни одного “партразноса”; ни одного громкого “дела”. Кузнецов был в меру либерален; в меру честолюбив. То есть: почти идеально вписывался в “позднюю эпоху Л.И. Брежнева”, когда большинство дел в стране вершилось как бы по инерции…

Вот и Иван Максимович: сильно делами себя не утруждал, многое препоручая своим подчиненным. Те, конечно, рады были такому “доверию” шефа – что, думаю, не мешало им при случае на И. Кузнецова “накапать” в московских инстанциях…

“Неравнодушие к рюмке” – так можно выразится – было у товарища Первого вполне очевидным. С утра до обеда еще можно было видеть Кузнецова в рабочем кабинете. Но потом… то убыл “на сев”; то “на уборку”; то “знакомится с летним содержанием скота”. Или просто: “в районе”. А это означало: исчез, как вьетнамский партизан в джунглях…

Известно: любой на Руси и сам выпить любит; и к выпивохам благоволит. Особенно к таким, которые, “приняв на грудь” не звереют – а как бы мягчают душой (вот как  сам я, скажем).. Областной лидер Кузнецов был из последних. Что и сыграло с ним, в конце концов, злую шутку. Ибо – подавая и услуживая, обкомовская челядь не упускала случая на фоне пьющего и мягковатого начальника себя утвердить, свою значимость возвысить…

Особенно выделялся один из секретарей –  он очень был близок к Скочилову и, конечно же, рассчитывал после его кончины занять кресло ПЕРВОГО…

А тут Кузнецова подсунули! Был повод подсиживать и подгадить, был!

Тут надо отметить, что вся страна в то время жила как-то беспечно. Генсек Л. Брежнев дряхлел; власть утекала в руки тоже немолодого окружения.

Всеохватной и вездесущей была сладость безумного бытия и руководством к действию звучала гитарная струна: “Давайте жить во всем друг другу потакая…” Хмельной и беспечной была великая страна… И люди, ее населяющие, еще не ведали истинной цены творимого, ибо плата шла за счет общей казны, казавшейся неоскудевемой. Уже тогда незыблемым был порядок, при котором закон  шайки возвели в принцип  существования. Все  «тащили» – один больше, другие – меньше, икаждый опасался лишь одного – не отстать! Гремела медь оркестров, сверкало золото орденов, ломились столы от еды и питья – и никто не брал в голову: откуда все? Все как бы уверовали в то, что социалистический способ хозяйствования уже тем сверхэффективен, что является именно социалистическим. И не господь Бог даровал благодать в виде метровых черноземов, густых лесов, неисчислимых рек, нефтяных морей и океанов, запрятанных в глуби земли, а именно они, люди, осененные неким политическим всемогуществом, сотворили благополучие, которому не будет конца! И уносила всех в вихре эта позолоченная карусель с прогнивающими под ней опорами… И редко кто задумывался – куда несемся? Куда?

Пили под одеялом, любили в лопухах, и тащили – с баз, из магазинов через задние двери, из колхозов и совхозов – все, что могли: исландские дубленки, югославские унитазы, польские презервативы, французские духи, астраханскую икру и туркменский каракуль. Торопились обеспечить себя и потомков – словно предчувствовали грядущую разруху…

…Директор совхоза, Н.В. о визите нового секретаря рассказывал так: – “Позвонил завотделом, свой парень: “Шеф отправился в ваши края, к тебе может заглянуть. Держи ухо востро”. Ну, думаю, пропал. Смотрю – катит. Встретил у машины, стараюсь дышать в сторону…

Поездили по полям, дело к вечеру. А я своего завхоза уже загодя к озеру отослал – уху сварганить. Подкатываюсь: как, мол,  насчет чайку? “Ну, чашечку разве?”

На бережке, на приволье, расположились. Ну, как на сухую ужин начинать? Я на помощника пялюсь, он мне подморгнул… Ставят коньячок, разливают. Поднимет рюмку или нет? Поднял… Слава богу! А я в конторе специально для гостей трех девиц на должностях держу…

Частенько потом к нам «первый» заглядывал…

Да – честно говоря – я и сам хорошо знал повадочки “первого”. Вдруг  глухой ночью звонил телефон и всей области известный голос спрашивал совершенно трезво:

– Не спишь? Доносы на меня строчишь? Спускайся, сейчас тебя брать будем…

Возле черной “Волги”, слегка покачиваясь, высилось монументальное тело партбосса…

Ехали на пустую обкомовскую дачу, где пряталась вся охрана, пили водку тонкими стаканами… У меня после двух приемов все плыло перед глазами – а шеф лишь краснел и приказывал:

– Этого до квартиры довести. Он еще донос не дописал…       Какие доносы! И так все про все знали- да и сами в этом участвовали..

Какие грешки могли, скажем, числиться за невинным и почитаемым со времен Надежды Константиновны и Владимира Ильича обществом “Знание”, несущим народу свет науки? Разве одно только сострадание могли вызвать его благородные и бескорыстные рыцари, лектора- энтузиасты, в осеннюю хмарь и зимние морозы доставляющие образованность в волчьи и медвежьи углы, в какую-нибудь деревню Пролей-каша, знаменитую лишь тем, что именно отсюда, в разгар революции, прислал клятву верности Ильичу четырнадцатилетний секретарь «комбеда» Тихон Курков. И получил благословление вождя, и был послан  учиться  на «рабфак» – а потом руководил  издательством  во Владивостоке…

Но и благородные физиономии «научных рыцарей» бывали  при близком  в густом пуху – ибо за бутылку коньяка, а то и за иную, более никчемную мзду ставили им в местных сельсоветах на путевках бесчисленное множество печатей и штампов. А каждый штампик – это командировочные, суточные и плюс пятнадцать “рэ” за шибко научную лекцию, о происхождении, скажем, земли, частной собственности и государства от обезьяны…

Вот за такие штучки и был снят с работы и исключен из славных рядов КПСС начальник  ульяновского отделения общества “Знание”, заслуженный деятель науки, почитаемый всей областью, один из основателей и руководителей прогремевшего по стране “Университета юных ленинцев..

И такое бывало…

“Всему на свете есть конец – тоске, любви, страданиям” – поется в одной песенке. Не за горами был и конец карьеры Ивана Максимовича Кузнецова на посту первого секретаря Ульяновского обкома КПСС…