В августе 2011 года вышла из печати книга Геннадия Демочкина «Право переписки», двадцатая из его «Антологии жизни».
Сразу оговорюсь, что я не принадлежу к числу поклонников публицистически”документального жанра. Тем неожиданнее были для меня самой тот живой интерес, тот эмоциональный взрыв гражданских чувств и мыслей, которые вызвала во мне эта книга.

Мне кажется, что никто из читателей не отнесется к ней равнодушно.

В «Праве переписки» переплетаются воедино три линии: судьба семьи узника ГУЛАГа и невинно репрессированного ветврача Александра Кузьмича Щербинина (письма из лагеря и воспоминания дочери Нины Александровны); размышления о почти вековой истории нашей страны авторитетных и глубоко мыслящих совестливых людей; жизнь и рассуждения самого автора, который корректно называет себя составителем.

В качестве составителя Геннадий Демочкин проделал огромную работу, не просто изучив обширный исторический материал, но и органически сжившись с ним и выдав квинтэссенцию авторской мысли. При этом отдельные фрагменты логично и последовательно сливаются в единое русло, и река жизненной правды разбивает плотину инерции, неведения, равнодушия.

Историческая линия книги производит наиболее сильное впечатление. Есть в ней и новые, недавно рассекреченные материалы, но и знакомые факты, в их сгущенной концентрации, поданные под авторским углом зрения, звучат свежо и остро. Из, казалось бы, калейдоскопа отдельных высказываний выстраивается стройная линия трагической судьбы советской России под игом деспотизма и беззакония. Резко и выпукло выглядит в книге образ Сталина. Это не только не знающий жалости жестокий деспот, но и хитроумный дипломат, и сильный, властный кормчий, твердой рукой ведущий страну к намеченной им цели (мировое господство), не считаясь с человеческими жертвами.

Есть в нем и своеобразная магия силы, которой трудно противостоять и от которой трудно избавиться.

В русло общего исторического течения жизни вливается типичная судьба рядового советского интеллигента, терпеливо и стойко переносящего все невзгоды и сохраняющего при этом человеческое достоинство. В его судьбе нет особо страшных, душераздирающих моментов, да и жизнь его на фоне того, что мы знаем теперь о ГУЛАГе, выглядит едва ли ни «благополучней».

Но эта обыденность, усредненность говорят о страшной, вбитой с младых ногтей привычке к страданиям, к покорности. «О, как мы привыкли шагать от несчастья к несчастью!» Как мало нам надо было, и как недоступно нам и это малое. Вот и Щербинин мечтает как о высшем благе о возможности соединиться с семьей, вести скромную и трудную, но согретую общей любовью жизнь. И как удивительно, что, несмотря ни на что, человек способен сохранять в душе любовь, веру и надежду.

Письма из ГУЛАГа связывают воедино личное и историческое и бросают отблеск документальной подлинности на все содержание книги. Пишет их не герой-борец, а рядовая жертва сталинского режима. Он вызывает не только сочувствие, но и восхищение. У него хватило стойкости не подписать клевету на себя, а в лагере не сломаться, продолжать читать, заботиться о самообразовании, о воспитании и образовании детей. В письмах просит жену прислать книги по специальности, подыскать книги о воспитании детей, подбирать книги для чтения дочери; как ребенок, радуется ее рисункам. Почти в каждом письме он заклинает жену беречь себя и детей, не присылать ему продуктовых посылок, продавать его вещи, чтобы прокормить семью. И во всех письмах – любовь, нежность, вера и верность.

Взаимная любовь Александра Щербинина и его жены Клавы освещает особо пронзительным светом и письма Щербинина, и воспоминания его дочери. Они поженились, когда Клаве было всего 17 лет, и воистину были вместе и в горе, и в радости, пока смерть не разлучила их. Как ни тяжела была жизнь в заключении, Александр Кузьмич знал, что его помнят и ждут, и в этой вере находил опору. Все силы и помыслы его молодой красавицы-жены были направлены лишь на то, чтобы поддержать мужа и детей. По ночам дома она печатала на машинке, разбивая в кровь пальцы ради дополнительного заработка. Отправляя посылки мужу, сама она опухала от голода. К пятидесяти годам Клавдия стала совсем седой, а после смерти мужа ходила с опущенными глазами, разучившись улыбаться. «Они были как два голубка», – вспоминает их дочь.

Автор-составитель не просто публикует любовно хранившиеся многие десятилетия письма, а словно сам переживает открывшуюся ему жизнь, переходя мыслью от судьбы своего героя к судьбам страны и народа в целом и к собственной судьбе. Он борется с унынием, с сомнениями в правильности выбора пути, на котором заботе о материальных благах предпочитает служение долгу, как он его понимает. «Уничтожить или раздавить самых умных и совестливых – чтоб никто не вякал, чтобы можно было делать все, что заблагорассудится… Сперва своими руками миллионы людей угробили, потом другие миллионы под немецкий топор пустили», – с гневом и болью пишет он в своем блокноте, а затем строго спрашивает себя: «…а что ты сделал, что делаешь и что еще собираешься успеть, прежде чем биологический ресурс твоей оболочки окончательно иссякнет?».

Этот вопрос обращен и ко всем нам.

Книгу «Право переписки» обрамляют авторское обращение «К читателю» и заключительный фрагмент «Из блокнота составителя». В обращении, написанном в лаконичном и публицистически-страстном журналистском стиле, речь идет о трагических для России итогах ХХ века и невнятном начале XXI. «Как сохранить страну? Как сделать ее народ счастливее? Как избежать в дальнейшем исторических встрясок и ухабов?» – задается автор вопросами, на которые не дает и не может дать универсального ответа.

Русская литература издавна была литературой вопросов, заставляла читателей думать над ними самим.

Заключительный аккорд окружен неожиданной лирической аурой. Уличная картинка: под легким летним дождем красивое и одухотворенное лицо беременной женщины в небесно голубом плаще. Кажется, что она с улыбкой говорит ребенку о своей любви и о том, что на свете много любопытного и в общем-то интересно жить. Прощальный лирический аккорд овеян светлой грустью и робкой надеждой на ненапрасность жизни и ее конечную правоту.

Элеонора ДЕНИСОВА