Старший брат Ивана Александровича Гончарова Николай (1808-1873), чей портрет скоро займет почетное место в создающейся экспозиции Историко-мемориального центра-музея писателя, несомненно, был личностью незаурядной.
28 лет своей жизни он отдал педагогическому служению в Симбирске. Преподавал русский и церковнославянский языки, словесность и французский язык в Симбирской классической мужской гимназии, русскую грамматику в Елизаветинском и в Мариинском женских училищах.
Николай Александрович был активным общественником. Редактировал неофициальный отдел «Симбирских губернских ведомостей», входил в комитет Карам-зинской библиотеки, участвовал в восстановлении ее после пожара и в проведении 100-летнего юбилея Николая Карамзина в 1866 году.
Свое образование старший брат романиста начинал в Симбирской мужской гимназии. После смерти отца был определен в Московское императорское коммерческое училище. Но предпринимательской жилки предков-купцов у него, как и у младшего Ивана, не оказалось. Николай Гончаров закончил Московский университет, что дало ему обширные познания в языках и литературе. Несомненно, он был талантливым филологом. Кроме русского и церковнославянского, в совершенстве знал немецкий, французский, английский. Сын Николая Александровича Александр вспоминал: «Чтобы познакомить меня с Шекспиром, когда мне было лет семнадцать, он брал подлинник и переводил прямо a livre ouvert на французский язык, и все шло без сучка и задоринки. Впоследствии он писал мне немецкие письма, которые были превосходны и безукоризненны в стилистическом отношении. Он часто бывалу А.М. Языкова, человека высокообразованного, и находил большое удовольствие беседовать с ним… о Боссюэте, Корнеле или Расине. Из русских писателей он часто на память цитировал Жуковского, Пушкина, Батюшкова и даже Державина; он превосходно читал басни Крылова и знал их все наизусть».
По воспоминаниям, Николай Гончаров был человеком мягким, добродушным и рассеянным из-за постоянной погруженности в свои размышления. Этим порой пользовались его ученики, на уроках возникали проблемы с дисциплиной, за что Николай Александрович не раз получал замечания от начальства. Один из учеников Гончарова, Модест Богданов, вспоминал: «Мы любили часы уроков грамматики также и потому, что чувствовали себя как-то вольнее, свободнее, чем у других учителей . Можно было сидеть, как и где хочешь, можно было спорить и даже шалить; только иной раз грозно раздается голос Николая Александровича: «Тише, барышни, тише!» Величал он нас барышнями потому, что давал уроки в женском Елизаветинском училище и, по рассеянности, ему казалось, что он там, а не в гимназии».
Многие выпускники гимназии, такие, как тот же Модест Богданов, ставший известным зоологом, путешественником, детским писателем, профессором, как тайный советник Л. Лебедев, актер Н. Богдановский, писатель Г. Потанин, называли Николая Гончарова одним из любимых учителей.
Писатель Гончаров считал, что брату была по плечу профессорская кафедра, но он навсегда остался провинциальным учителем.
Считается, что Николай стал прототипом учителя латинского и греческого языков гимназии Леонтия Козлова в гончаровском романе «Обрыв». Его сын Александр вспоминал: «Мать рассказывала мне, что, прочитав «Обрыв», она узнала в учителе Козлове своего мужа – сходство несомненное».
В романе Иван Александрович создает образ провинциального города на Волге, за которым легко угадывается Симбирск, и упоминает гимназию, расположенную «на горе», безусловно, имея в виду мужскую классическую гимназию, которая находилась и по сей день находится на Венце, самом высоком месте симбирской горы.
Образ Леонтия Козлова Гончаров рисует с большой теплотой и симпатией. Кроме задумчивости и рассеянности этого своего героя, романист отмечает его «теплое сердце, кротость, добродушие», простоту и цельность характера, чистого и высокого. Леонтий «знал древние и новые языки… знал все литературы, был страстный библиофил». Он принадлежал «к породе тех погруженных в книги и ничего, кроме них, не ведающих ученых, живущих прошлою или идеальною жизнью… и не замечающих настоящей, кругом текущей жизни».
«Выводится и, кажется, вывелась теперь эта любопытная порода людей на белом свете, – пишет Гончаров. – Редко где встретишь теперь небритых, нечесаных ученых, с неподвижным и вечно задумчивым взглядом, с одною, вертящеюся около науки речью, с односторонним, ушедшим в науку умом… глубокомысленных, с забавною рассеянностью и с умилительной простотой, – этих мучеников, рыцарей и жертв науки».
На портрете кисти неизвестного художника первой половины XIX века Николай Александрович таким и запечатлен. Есть некая значительная возвышенность в его крупной фигуре. Он углублен в себя, излучает спокойствие и добродушие и, нет сомнений, если нужно будет, очнется и непременно придет на помощь нуждающемуся в ней…
Материал в рамках проекта, совместного с газетой «Ульяновск сегодня», к 200-летию со дня рождения И.А. Гончарова, подготовлен при содействии сотрудников Историко-ме-мориального центра-музея Гончарова
