|
ВЫБОР ИЛЛЮЗИИ Чернила закончились, и он не сразу заметил, что перо лишь беспомощно скребёт бумагу. Впрочем, не было никакого смысла писать то, что всё равно никто уже не прочтёт. Оставалось одно: смотреть туда, где рассыпчатый песок, снующие чайки, прозрачный воздух, беззаботные взгляды, загорелые тела… Взлохмаченный парень что-то шепчет на ушко юной красотке в едва заметном бикини… Красотка, похоже, полная дура, но это её нисколько не портит. Ей вообще голова ни к чему – с такими-то ногами. Чернокожий разносчик тащит поднос с оплывающим мороженым, отчаявшись продать последние пять порций, прежде чем они превратятся в розоватую размазню. Проблемы… У всех проблемы… Сейчас ни у кого нет никаких проблем. Что случилось? Кто знает… Небеса почернели, а земля покрылась трещинами, из которых, как кровь из ран, выступила лава. Уцелели немногие. Конца Света никто не предсказывал. Ни один лжепророк не удостоился предсмертного мгновения славы. – Опять пялишься! – Яна подкралась незаметно. – Я спалю эту гадость! – Она щёлкнула зажигалкой и едва не донесла дрожащее пламя до уголка фотографии, стоящей на книжной полке, прислонившись к корешкам томов «Философской энциклопедии». Он в последний момент успел перехватить её тощее запястье, покрытое то ли пятнами неровного загара, то ли разводами грязи. – Уйди! – Я и так здесь почти не бываю! – Как ни странно, говорила она почти спокойно, без обычной истерики. – Ты и не замечаешь, когда я здесь. Это, конечно, было беззастенчивым враньём. Не заметить её явлений было невозможно. Каждый раз ему казалось, будто мерзкое щупальце извращённого внешнего мира врывается в его убежище. Может быть, она и приходила только затем, чтобы досадить ему… За каких-то полгода домашняя девочка успела превратиться в матёрую уличную стерву, и лучше было не интересоваться её жизнью среди обуглившихся развалин и отморозков, воюющих за руины супермаркетов и армейские склады. – Убирайся. Яна плюхнулась в кресло, положила на стол сигару, не щадя полировки, рассекла её пополам армейским штык-ножом и сунула в рот один из обрубков. – Если бы не я, ты бы сдох давно. Ты меня за то и ненавидишь, что я продлеваю твои мучения? – Прикурив, она ткнула загорелой жилистой ногой в рюкзак с консервами, который принесла с собой. – Я могу и не приходить. Сам за жратвой попрёшься. Только учти: наша кодла отсюда скоро слиняет. Ни хрена здесь не осталось. Придут другие – не посмотрят, что ты профессор. Прирежут и сожрут. И выкинь, наконец, это дерьмо. – Она ткнула пальцем в сторону снимка. – Мы, хоть и хреново, но живём. Пытаемся жить. А ты всё в прошлое пялишься. Забудь, старикан! – Она швырнула на стол смятую фотографию. – Вот как это сейчас выглядит. Смирись или гроб заказывай. Так и быть – прослежу, чтоб закопали. Хотя зачем! У тебя и тут очень миленький склепик. Она швырнула на стол связку ключей (последнее, что их связывало), поднялась, схватила прислонённую к столешнице автоматическую винтовку и двинулась к выходу, оставляя шлейф сладковатого сигарного дыма и густой запах немытого тела, обильно политого дорогими духами. С грохотом захлопнулась стальная дверь, но он даже не оглянулся. Тот мир, в который она ушла (похоже, навсегда), был ему не нужен и неинтересен… Что ж… Жалеть не о чем. Той Яночки, что была когда-то главным смыслом его спокойной и размеренной жизни, уже давно не стало… Странно, что она временами пыталась заботиться о родителе. А на тот снимок, что она принесла, лучше не смотреть… Он не глядя сложил его пополам и сунул в карман пижамы. С глаз долой. Раздалась телефонная трель, но он даже не пошевелился. На противоположном конце провода мог быть лишь кто-нибудь из старых знакомых или коллег, случайно выживших после катастрофы. О чём говорить? О том, что этому миру не было оставлено ни единого шанса? Телефон упорствовал. Казалось, его вопли не смолкнут никогда. – Доктор Лех?! Александр Лех! Я уже отчаялся вас застать. Нам сказочно повезло, что вы живы! – Голос был бодрым и молодым. Может быть, кто-то из бывших студентов. Сейчас все – бывшие… – Доктор, мы тут собрали небольшую группу интеллигенции, людей, не желающих предаваться отчаянью и стремящихся восстановить… Всё понятно… Одни напоследок отрываются, как могут, другие пытаются тешить себя нелепыми надеждами. Он вырвал телефонный провод из розетки. Для того чтобы смириться с реальностью, необходимо мужество. И сохранить его можно только здесь – в этом бывшем бомбоубежище, которое оборудовал ещё дед, когда все ждали атомной войны. Потом доктор философии Александр Лех устроил себе здесь рабочий кабинет, чтоб не пропадало без пользы тихое, сухое и тёплое помещение. Полная автономия. Полная свобода. Вселенная и Человек равновелики, и та вселенная, что внутри, так же материальна, как и этот умирающий мир. Мало это осознавать… Надо верить. Это не так уж сложно, если верить больше не во что. Ещё один день близится к концу, и можно закрыть глаза. Всё равно память хранит каждую деталь, каждое лицо, каждый изгиб загорающих тел, каждую песчинку. Когда придёт сон, картина оживёт. Разносчик, заглядевшись на красотку, споткнётся о чьи-то ноги, и розовая размазня потечёт с подноса на чей-то не успевший толком загореть живот. Его грузный обладатель лишь досадливо хмыкнет, поднимется и неторопливо побредёт к полосе прибоя – смывать с себя розовые потёки. Всё-таки странный цвет у этого мороженого. Гаденький. Тем комичнее ситуация. Можно даже позволить себе улыбнуться… – Доктор Лех! Какая неожиданность! Как вы здесь? Он обнаружил, что рядом стоит Лола, его аспирантка. Широкополая соломенная шляпа, короткий махровый халатик, очки-хамелеоны и беззаботная улыбка на лице… Он вдруг ощутил, как горячий песок сквозь шлёпанцы прижигает ступни. Всё! Начался бред. Галлюцинация. Может быть, это и есть смерть? Если это так, то лучшего и желать невозможно… – Доктор, что с вами? – Лола шагнула к нему и протянула руку, как будто испугалась, что он сейчас рухнет. – Вы такой бледный. И что за наряд? Что за наряд? Обычная домашняя пижама, полгода не снимал… – Вам плохо? Плохо? Нет. Плохо было несколько секунд назад – там, в бункере, откуда он не выбирался полгода. – Позвольте, я вас провожу домой. Может быть, пригласить врача? Домой… Врача… Какие странные слова… – Да, пожалуй… – С трудом выдавил он из себя. – Пожалуй, домой… Лола заботливо подхватила его за локоть и помогла сдвинуться с места. Несмотря на жару, его знобило. Разве у мёртвых может быть озноб? Внезапно свет в глазах померк, и он почувствовал, что падает в бездну, и чьи-то горячие руки пытаются его удержать. Бесполезно… Неужели всё? Потянуло гарью и отбросами, стало невыносимо холодно. – Это что за доходяга?! – Голос был молодым и хрипловатым. – Дай-ка я его прирежу. – Отвали, Жбан! Это мой папенька. Выполз-таки из своей берлоги. – Яна почему-то хихикнула. – На кой он тебе сдался?! – Юнец уже вытащил из ножен тесак. – Я сказала, отвали! – Яна передёрнула затвор и направила ствол винтовки на своего приятеля. – Крыша съехала? – Он медленно двинулся в её сторону. – Ничего, сейчас я её тебе на место… Раздался выстрел, и юнец непонимающе уставился на кровавое пятно, растекающееся посредине собственной груди. Яна даже не посмотрела, как он медленно валится навзничь. Она подошла к отцу, лежащему на груде битого кирпича. – Вот так… А мы будем жить. Понял? Будем, никуда не денемся. Кто-то приподнял ему голову, и оказалось, что нет ни руин, ни свежего трупа, уткнувшегося головой в обломок бетонной плиты. Он лежал в собственной спальне. Лола заботливо поправляла подушку и улыбнулась, заметив, что он очнулся. – Врач сказал, что всё будет в порядке. Просто вы переутомились. – Лола продолжала улыбаться. – Только никто не может понять, где вы пропадали и что с вами стряслось. – Папа! Что это? – Яна, прежняя Яна, девочка, умница, красавица, протянула ему фотографию: его дочь в рубахе цвета хаки, завязанной узлом на животе, короткой кожаной юбке, драных колготках и тяжёлых армейских ботинках, держит винтовку наперевес и целится в объектив на фоне обнажённых внутренностей полуразрушенного дома. – Это ничего… – с трудом выговорил он. – Ничего не было. В этом снимке таилась опасность. Его не должно быть здесь, в привычном и спокойном мире, который только что казался таким далёким и желанным. Может быть, и в самом деле, ничего и не было – ни катастрофы, ни смерти? Если есть сомнения, нужно просто сделать выбор… Он медленно и старательно начал рвать снимок на мелкие части.
ШАНС МИЛОСЕРДИЯ
Лист пергамента, обугленный по краям, был покрыт уродливыми серыми разводами. Молько местами можно было разобрать по несколько уцелевших знаков подряд. Ко всему прочему, каждый из иероглифов Древнего Кетта имел несколько значений, и найти нужное можно было, только поняв смысл всей фразы, да и то не всегда. “…потерявшим надежду не придёт спасения. Отчаянье затягивает в пустоту всякого, кто предаётся ему…”. Но то же самое можно было прочесть и по-другому: “…не нашедшим истину суждено погибнуть. Внутренняя пустота порождает отчаянье…”. Для начертания «надежды» и «истины» использовался один и тот же знак, как, впрочем, для «смерти» и «отчаянья». Впрочем, сейчас уже ничто не имело ни значения, ни смысла… Оставалось лишь тихо радоваться только одному: в бесконечном пограничном конфликте между Империей и Федерацией произошло временное затишье. Прилегающие к границе спорные провинции превращены в пропитавшуюся ядом пустыню и перестали интересовать правительства, остатки патриотически настроенного населения и военные кланы. Но Империя может существовать только перед лицом беспощадного врага, а значит, верховное командование скоро найдёт новый повод направить несколько ракет с отравленными наконечниками в сторону непокорного юга. Эта вспышка войны станет последней, последней для всех… И, если не случится чуда, суждено погибнуть даже тем, кто нашёл какую-то истину, не утратил надежды и не предался отчаянью. Флора взяла с обшарпанной тумбочки лупу, чтобы разглядеть группу уцелевших иероглифов в правом верхнем углу, но лампа под жестяным абажуром, висящая на толстом плетёном проводе, вдруг покачнулась от внезапного порыва сквозняка. Дождливая холодная ночь влетела в форточку, сдвинув край тяжёлой чёрной шторы. Флора вскочила с кровати и бросилась затягивать образовавшуюся щель, которая пропускала наружу свет её лампы. Квартал не обесточили только потому, что он подключён к одной подстанции со штабом Девятнадцатого Легиона Противовоздушных Сил, но гражданским лицам было категорически запрещено пользоваться любыми электроприборами от полуночи до следующего полдня. Если наряд Ночного Патруля, случайно оказавшись поблизости, заметит этот проблеск света, то всё может кончиться парой лет принудительных работ на угольных копях. Самое место для бакалавра древней истории, после того как сгорел последний в городе университет… Гражданин, нарушающий режим экономии, должен возместить Империи нанесённый ущерб. Здание университета, пустовавшее последние несколько лет, подожгли, видимо, просто так – чтобы развлечься. В городе давно, со времён победы имперских войск в битве при Ной-Хорсе, не устраивалось фейерверков, вот кто-то и решил насладиться созерцанием пламени, выедающего изнутри древнейшее из уцелевших зданий Вит-Кетта. Пожар никто не тушил, а через пару дней, после того как всё выгорело дотла, на пепелище пришли два престарелых профессора, один бывший студент, инвалид без левой ноги, которого увечье спасло от мобилизации, и она, Флора Осирис – те, кто случайно остался в живых после двенадцати лет войны, и кому некуда было бежать. Этот кусок пергамента лежал посреди вороха дымящегося пепла, в которую превратилась библиотека, и можно было лишь чудом объяснить то, что пламя пощадило ветхий документ эпохи Второго Царства. Флора торопливо захлопнула форточку, поправила штору и вдруг ощутила на своём затылке чей-то пристальный взгляд. – Кто вы? – буднично спросила она, мельком глянув на вошедшего, успев заметить, что человек был в сером мокром плаще, а верхнюю часть лица скрывает тень от широкополой шляпы. Она никого не ждала ни сегодня, ни завтра, никогда… Любой случайный гость, прежде чем войти, хотя бы постучался. Даже Ночной Патруль обычно стучится, прежде чем выбить дверь. Значит, это убийца или, в лучшем случае, грабитель. Первое вероятнее, поскольку времена пошли такие, что для убийства не ищут повода, а грабить в этом городе уже нечего. В любом случае, ничего хорошего ждать от этого странного ночного вторжения не приходилось. Оставалось только надеяться, что человек ошибся дверью – не ту взломал, и сейчас же извинится и уйдёт. Может быть, он просто хочет переждать непогоду или скрывается от Ночного Патруля? Но в доме больше половины квартир пустует, двери открыты нараспашку, и кое-где остались обломки мебели, которые можно пустить на дрова. Впрочем, треска вскрываемой двери тоже не было, более того – даже не было слышно, как в замке поворачивается ключ или отмычка. Нет, нельзя увлекаться чтением настолько, что перестаёшь слышать посторонние звуки, даже те, от которых может исходить угроза… – Я тот, кого ты звала, – последовал запоздалый ответ. Голос у пришельца оказался неожиданно тихим, и в его словах промелькнула едва заметная нотка удивления. – Договор остаётся в силе, и мы намерены выполнить все наши обязательства. – Плащ и шляпу оставьте в прихожей, – не меняя тона, предложила Флора. – Если хотите согреться – возле камина есть немного дров. Если это злоумышленник, от неожиданного предложения он может и растеряться, а если заблудившийся прохожий, то предложение согреться звучит вполне естественно. Главное – усыпить его бдительность, а потом суметь затеряться в лабиринтах этого дома. Когда-то здесь было элитное строение для толстосумов, и даже в одной этой квартире есть множество нежилых комнат, кладовок, подсобных помещений. Если повезёт, можно даже выскользнуть наружу и добежать до ближайшей Комендатуры… – Марны не мёрзнут, – бесстрастно сообщил гость, но теперь его голос раздался из прихожей, и было непонятно, когда он успел туда переместиться. – Будь я котхом или верлисанцем, – не отказался бы. На нашем участке их почти нет, и если ты, владычица, предпочитаешь иметь дело с ними, тебе придётся подождать. Какой договор? Какие верлисанцы? Кто владычица? Что за бред? Ночной гость уже сидел в шатком кресле, на котором сохранились лоскуты бархатной обивки, и Флора вновь не смогла проследить, как он переместился сюда из прихожей, где оставил шляпу и плащ. Теперь на нём была обтягивающая серебристая одежда – что-то вроде тренировочного костюма, а отблеск лампы падал на гладкий череп, разделённый пополам глубокой бороздой, поднимающейся от переносицы. Ясно: мутант, из тех, что иногда забредают сюда с юга. Ночной Патруль, военнослужащие и всякий гражданин имеют право и обязаны уничтожать мутантов в целях сохранения здоровья нации… – Какой договор? Какие верлисанцы? Что за бред? – Надо было что-то говорить, но ничто иное на ум не шло. – Договор? – с нескрываемым удивлением переспросил урод, почесав непомерно длинным указательным пальцем почти отсутствующий подбородок. – Договор, подписанный твоим уважаемым передком, Владыкой Кетта Кросом 14-м Осирисом, и Службой Глобальной Стабильности. Правда, за две с половиной тысячи лет ни сам уважаемый Крос Осирис, ни его потомки ни разу не обращались за помощью к нам, но это не значит, что мы забыли о существовании договора. Он у тебя в руках, и твои права на преемственность подтверждены генетическим анализом. – Я не знаю… – Она почти не слушала мутанта, прикидывая кратчайший путь к стоящему в углу, возле шкафа, заряженному карабину. – Я не знаю, что вам сказать… Я тоже ни к кому не обращалась. Собственно, я – Флора… И мой отец был водителем такси. Она торопливо затолкала лист пергамента за пазуху и метнулась к карабину, в два прыжка достигла цели и направила оружие в сторону незваного гостя. – Эй! Говорите быстро, кто вы, а то убью. – В подобных случаях Военно-Гражданский Кодекс и здравый смысл требовали стрелять сразу, не задавая никаких вопросов, но что-то мешало ей нажать на курок – может быть, то, что ей ещё ни разу не приходилось никого лишать жизни. – Таксистом? – как ни в чём не бывало, переспросил мутант. – Тогда всё сложнее. Необходимо судебное разбирательство. Если ты и твои предки не были владыками Кетта, твои права следует либо подтвердить, либо отвергнуть. Я лично не могу принять решения. Тебе придётся проследовать за мной. – Я выстрелю! – пообещала Флора, не будучи, впрочем, уверена, что сможет выполнить свою угрозу. – Попробуй. Только это ничего не изменит. Марна нельзя убить этим оружием. Она, зажмурившись, нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и по серебристой груди ночного гостя пробежали круги, как от камня, брошенного в воду, а пуля ударила в противоположную стену, обвалив кусок штукатурки. Знакомая комната исчезла, а окружающее пространство заполнилось бледным голубоватым сиянием. Остался только марн, продолжающий сидеть в кресле, и она сама с дымящимся карабином в руках. Патрон был последним: гражданским лицам не полагалось иметь оружия, заряженного более чем одним патроном. Сияние погасло, и Флора обнаружила, что стоит на коленях посреди просторного зала, а ровный серебристый свет исходит от стен и высокого куполообразного потолка. – Да, твои предки могли и не передать тебе по наследству ни договора, ни какой-либо информации о нём, – заявил марн, не меняя позы. Кресло по-прежнему было при нём, и оно казалось здесь, в этом пустом зале, чем-то чужим и совершенно нелепым. – Но он у тебя, и поэтому твои права могут быть подтверждены. В любом случае, прежде чем произойдёт разбирательство, я должен ввести тебя в курс дела. – Какого дела? – Флора попыталась подняться, опираясь на приклад. – Я простой бакалавр древней истории, и я никому не нужна… – Я уже знаю о тебе достаточно. А теперь ты выслушай меня и постарайся не перебивать. – Он уселся поудобнее, щёлкнул пальцами, и ворсистый пол рядом с Флорой вздыбился, образуя мягкую банкетку. – Присядь. Разговор у нас будет недолгий, но тебе лучше выслушать меня сидя. – Кто вы? – повторила она свой вопрос, продолжая держаться за бесполезный карабин – с ним она чувствовала себя несколько спокойнее. Теперь это было не столько оружие, сколько привычная вещь, единственная реальность, которую можно было принимать всерьёз, кроме, разумеется, развалюхи-кресла. – Моё имя – Олао из клана Саасиилаано, но это не должно иметь для тебя никакого значения. Я – Полномочный Хранитель, иерарх третьей ступени Службы Глобальной Стабильности, и данный сектор галактики – зона моей личной ответственности. – Я слушаю вас, Олао. – Она как-то внезапно смирилась с тем, что всё вокруг так стремительно изменилось. Всё равно, ничего страшнее того, что она переживала каждый день в родном Вит-Кетте, едва ли можно было вообразить. Пусть даже это сон или бред – всё равно… – Так-то лучше… – Кончики тонких губ марна слегка опустились вниз, и это можно было толковать как сдержанную улыбку. – И всё-таки постарайся не перебивать меня – так мы только потеряем время. – Он уставился в потолок и теперь говорил, не глядя на Флору: – Примерно двадцать пять ваших веков назад на территории царства Кетт потерпел крушение патрульный корабль Службы. На борту находился иерарх седьмой ступени Иголо из клана Таасиикаасо, такой же марн, как и я, только значительно выше по статусу. Экипаж, состоявший из андроидов, погиб, и только сам иерарх, находившийся в спасательной капсуле, которая не разрушилась при падении, остался в живых. Когда он выбрался из-под обломков, место катастрофы уже окружила армия Кроса 14-го Осириса, тогдашнего владыки Кетта. Возможно, воины приняли иерарха за некое божество, свалившееся с неба, и пали перед ним на колени. Сам владыка выразил готовность исполнить любую волю Небесного Гостя, если это будет в его силах. Два года Иголо был гостем твоего прямого предка, и за это время он не знал ни в чём отказа. В честь его воздвигли храм и доставляли ему всё, что он просил. Марны – благодарная раса. Иголо удалось собрать из обломков корабля и даров владыки Кетта передатчик, способный отправить сигнал сквозь изгибы пространства. Через два дня за ним прилетели, но перед тем как покинуть эту планету, он заключил договор с владыкой Кетта – тот самый, который ты сейчас прячешь на груди. Марн расправил ладонь, и над ней возник сгусток тёплого свечения, который превратился в лист пергамента, почти такой же, что Флора нашла на пепелище, только письмена на нём сохранились полностью, и выглядел он совершенно новым, как будто только что вышел из-под пера неведомого писца. – Я могу знать, в чём суть договора? – спросила она, пытаясь сдержать просыпающуюся где-то возле сердца безумную надежду. – Разве ты не прочла его? – Я прочла лишь то, что смогла. – Она извлекла из-за пазухи свой экземпляр и, развернув его, показала собеседнику – так, чтобы тот смог увидеть, насколько сохранился текст. – Ты не знаешь, в чём суть договора, но хочешь, чтобы мы исполнили свои обязательства? – Олао был явно несколько озадачен. – Почему? – Я знаю одно… Я знаю, что не хочу, чтобы всё оставалось, как есть… – Флора старательно выговаривала каждое слово, пытаясь скрыть волнение, но пальцы, сжимавшие договор, предательски дрожали. – Хорошо, – после паузы сказал марн. – Хорошо… Жди здесь. Через несколько минут начнётся разбирательство, а пока ты сможешь ознакомиться с текстом договора. Вот. – Он протянул ей неизвестно откуда взявшийся обыкновенный бумажный лист. – Здесь всё изложено в переводе на официальный язык Империи. Флора взяла бумагу, и в тот же миг оказалось, что она осталась одна в просторном зале без окон и дверей. Даже кресло, в котором только что сидел марн, куда-то исчезло. “Смертный владыка славного Кетта, Крос 14-й Осирис, принимает благодарность Небесного Гостя, который, хоть и отрицает, что он бог, но наделён силой и благостью, сравнимой с силой и благостью богов. В благословенное царствие владыки Кроса 14-го Осириса славный Кетт не терпит бедствий, невзгод или нужды в чём-либо, люди Кетта живут в достатке, а враги не смеют покуситься на границы царства, и посему ни владыке, ни народу Кетта не нужно иных благ, кроме тех, что они имеют. Смертный владыка славного Кетта, Крос 14-й Осирис, признаёт, что никакое благоденствие не может длиться вечно, что смертны не только владыки, но и царства, на смену векам процветания приходят времена бед и лишений. Небесный Гость признаёт, что владыка Крос 14-й Осирис мудр и справедлив. Небесный Гость обещает своё покровительство царственному дому Осирисов, если владыки Кетта или их потомки захотят когда-нибудь принять помощь Небесного Гостя или его сотрудников. Договор действителен до тех пор, пока потомки Кроса Осириса не утратят надежд на лучшее и не предадутся отчаянью, поскольку потерявший надежду не сможет принять спасения. Отчаянье есть пустота, из которой нет возврата”. Всё… Непонятно только, в чём будет заключаться покровительство Небесного Гостя и при чём здесь она, Флора Осирис, усталая женщина, не годная ни для военной службы, ни для мирного труда (хотя какой труд сейчас можно назвать мирным?), потерявшая друзей, не замечаемая немногочисленными оставшимися соседями, живущая лишь на скудный паёк, который выдают раз в день по карточке гражданина-иждивенца, пока стоит из-за отсутствия сырья фабрика по пошиву жёлтых маскировочных халатов для солдат, воюющих в пустыне… Если и вправду среди её далёких предков затесались бывшие владыки Кетта – что с того… Мало ли в чьих жилах текут остатки царственной крови. Империя присоединила к себе Кетт за триста лет до её рождения, но и к тому времени в царстве сменилось несколько династий. Но, что бы там ни было, не стоит ни в чём разубеждать этих странных существ, – хуже всё равно уже не будет. Только б знать, в чём, всё-таки, будет состоять это покровительство? – Флора Осирис, ты готова? – Марн внезапно возник посреди зала, только кресла, её законного имущества, при нём уже не было. – Да, – ответила она, даже не пытаясь понять, что значит быть готовой. К чему? Если нужно суметь принять любые перемены, то – да, конечно, да… Всё пространство под куполом заполнилось звуками, похожими на птичий гвалт, и в него вторгся доносящийся сверху спокойный и уверенный голос: – Поскольку субъект договора не владеет языком марнов, а также прочими языками, имеющими общегалактический статус, Утверждение требует ведения процесса на родном языке Флоры Осирис, претендующей на титул владычицы Кетта. “Птичий гвалт” вновь раздался под куполом, превратился в перекличку свистов и хрипов, как будто кто-то включил обратную перемотку магнитной ленты, а потом раздался бесстрастный механический голос: – Отрицание полагает, что Флора Осирис не может быть субъектом данного договора, поскольку не является владычицей Кетта. – Утверждение обращает внимание на строку договора гласящую, что “Небесный Гость обещает своё покровительство царственному дому Осирисов, если владыки Кетта или их потомки захотят когда-нибудь принять помощь…”, – раздался немедленный ответ. – В данном случае, в упоминании о потомках владыки Кетта не содержится непременного требования, чтобы указанные потомки сохранили свой статус. – В таком случае, обязательства, которые принял на себя Иголо из клана Таасиикаасо, касаются лишь отдельно взятой личности, но не царства Кетт, которое более не существует как суверенное государство, – отозвалось Отрицание. – Утверждение настаивает на личном праве Флоры Осирис принять покровительство Службы Глобальной Стабильности, гарантированное Иголо из клана Таасиикаасо. Поддержка её права на восстановление царства Кетт в границах времён Кроса Осириса, по нашему мнению, также входит в обязательства, взятые на себя Службой в лице иерарха седьмой ступени. Любое требование иерарха седьмой, высшей, ступени обязательно к исполнению. Казалось, эта дискуссия двух невидимок продлится бесконечно, и Флора, уже в который раз, решила, что всё это лишь сон. Да, сейчас она спит на своей шаткой кровати, и на полу лежит выпавший из её руки обгоревший лист пергамента, из которого она сумела понять, что “…потерявший надежду не сможет принять спасения, и отчаянье есть пустота, из которой нет возврата…”. В самом деле, как можно за одно мгновение перенестись из холодной комнаты в полуразрушенном доме неизвестно куда, неизвестно для чего, неизвестно по чьей воле… Да и зачем ей, спрашивается, нужно несуществующее царство, уцелевшие жители которого уже давно забыли, что такое мир и покой… Главное – не проспать того момента, когда из динамика, стоящего на тумбочке, донесётся привычное “Храни Империю, могучий бог войны…”. Отсутствие радиоточки в жилище гражданина Империи карается годовым поражение в правах, а это означает, что если убьют или ограбят, никто не будет искать убийцу или грабителя. Не быть гражданином – всё равно, что быть мутантом… – Разбирательство закончено, – сообщил Олао, склонившись над её ухом, и до Флоры дошло, что металлические голоса молчат уже не меньше минуты. – И что теперь? – спросила она, стараясь не смотреть в его сторону. – Теперь мы намерены выполнить взятые на себя обязательства. – А если я не захочу? – Во-первых, едва ли ты не захочешь, а во-вторых, уже поздно. – Казалось, Олао сказал это с немалым удовольствием. – Ты согласилась на процесс, ты выиграла его, и теперь мы обязаны сделать всё возможное, чтобы вернуть тебе царство. – А если я не хочу? – Ей вдруг стало страшно, что теперь не кто-то, а она сама может стать причиной новых бед. – Я не хочу царства, я хочу тепла и покоя. Или умереть… – Нам осталось лишь найти оптимальный путь к достижению наших общих целей. – Олао смотрел куда-то сквозь неё и, скорее всего, даже не слушал того, что она сказала. – И пока мы не придём к верному решению, тебе лучше отдохнуть. Казалось, вся усталость, накопившаяся за последние годы, навалилась на неё, и всё тело обволокла мягкая пелена забытья. – Столь благоприятной ситуации, чтобы исправить положение, нам, возможно, больше не представится. – Темнокожий верлисанец обвёл собравшихся тяжёлым взглядом. – Не пройдёт двух лет, и будет поздно пытаться что-либо предпринять. – Я понимаю твоё беспокойство, Ассари, но ты и сам знаешь, что Закон запрещает нам вмешательство в дела населённых планет, если оно не обусловлено соответствующим договором, – отозвался престарелый марн со звездой иерарха пятой ступени на груди. – Да, этот шарик сулит нам в будущем большие проблемы, – он ткнул пальцем в планету, проплывавшую над прозрачным потолком, – Но не лучше ли будет решать их после того, как они возникнут? – С точки зрения Закона то, что мы намерены предпринять, – безупречно, – доложил Олао. – А с точки зрения здравого смысла – тем более. Мы лишь выполняем взятые на себя обязательства, и наше прямое вмешательство будет сведено к минимуму. Два марна, котх и верлисанец, расположившиеся на скамьях амфитеатра, посмотрели в его сторону. – А был ли на самом деле договор? – поинтересовался котх с непроизносимым именем, выбивая нервную дробь длинными ногтями зеленоватой чешуйчатой трёхпалой кисти. – Или это выдумка, имеющая цель ввести в заблуждение Закон? Давайте хоть сейчас обойдёмся без недомолвок. – Я понимаю, где я нахожусь, – заявил Олао, не глядя на котха. – И я не собираюсь ничего скрывать. Да, договор был, и это говорит о том, что славный Иголо из клана Таасиикаасо отличался необычайной прозорливостью – он уже тогда предвидел, что возникнут те проблемы, с которыми мы столкнулись сейчас. – И всё-таки, я не могу толком понять, чего мы хотим добиться, – заявил всё тот же котх. – Я не могу способствовать реализации какого-либо решения, если не уверен в его безупречности. – Мы все ценим свойственную котхам внимательность и высокое чувство ответственности, – дипломатично вмешался в дискуссию верлисанец. – Но я полагаю, следует предоставить уважаемому Олао возможность полностью изложить суть вопроса и дать соответствующий прогноз вероятного развития событий. – Благодарю тебя, благородный Ассари. – Олао кивнул версалианцу. – Суть дела состоит в том, что нам необходимо использовать все возможности, данные нам Законом и обстоятельствами, чтобы не допустить победы Империи в этой войне. Имперцы, по нашим прогнозам, через два, самое большее, три года создадут атомное оружие, а это значит, что Федерация будет вскоре разгромлена. – Какое нам дело до этой Федерации, – не сдержался котх, и кончики его ушей встали торчком, что являлось симптомом крайнего недовольства. – Я не понимаю, почему какая-то Федерация должна нам быть дороже какой-то Империи. – Всё дело в том, – не меняя тона, продолжил Олао, – что Империя, даже став единственным на планете государством, не сможет изжить своей агрессивной сущности – слишком сильно влияние военных кланов, которые никогда не поступятся своими традициями, ритуалами, понятиями о чести и представлениями о смысле существования. Через полторы, максимум через две сотни лет они выйдут в Большой Космос, и неизбежно начнут военную экспансию за пределы своей системы. Чтобы противостоять им, Союз Миров вынужден будет отказаться от Закона и вновь, как в Тёмные Века, обратиться к Силе. Война, которая идёт сейчас на этой планете, неизбежно повторится, но уже в масштабах Галактики. То, что он посмел произнести вслух, было страшной крамолой. Даже мысль о том, что Закон может уступить место Силе, считалась нелепой, кощунственной, и недостойной гражданина Союза Миров… – Вот ты и договорился… – почти злорадно прошептал котх. – За подобные утверждения следует гнать из Службы и ссылать куда подальше. – Я полагаю, уважаемый Олао лишь хотел предложить нам меры, которые позволили бы избежать подобного развития событий, – поспешно вмешался верлисанец. – Если предложенный им план впишется в рамки Закона, то у нас не должно быть причин противиться его реализации. – Флора Осирис действительно является прямым потомком Кроса Осириса. Впрочем, в жилах более половины ныне живущих коренных жителей Кетта течёт доля крови славного владыки Кроса… Но то, что договор попал именно к ней, – великая удача, которая открывает нам возможность разрешить проблему законным путём. Посмотрите. – Олао щёлкнул пальцами, и в центре зала возникло голографическое изображениё молодой женщины, одетой в серый брючный костюм. – Так выглядела Флора пятнадцать лет назад. А это, – он указал на изображение, и костюм сменился на длинное пурпурное платье, волосы заплелись в сотни мелких косичек, и на голову легла изящная диадема с большим изумрудом, – реконструкция портрета легендарной Флоры Далл-Осирис, матери владыки Кроса, которая умерла через месяц после его рождения… – Нет, я не понимаю, зачем мы это выслушиваем! – взмутился котх. – Сначала он позволяет себе оскорбления в адрес Союза, а потом травит бредовые байки о мёртвой царевне! – Именно об этом я и хотел сказать, – продолжил Олао, благодарно кивнув котху. – Легенда о том, что владычица Флора заключена в алмазный склеп и проснётся в тот день, когда царству Кетт суждено восстать из праха, никогда не забывалась, а в последние годы стала особенно популярна среди изгоев, солдат, остатков интеллигенции и фермеров южного Кетта. Если легенда получит фактическое подтверждение, и обнаружится гробница, из которой восстанет ожившая владычица, сопротивление получит свой символ, своё знамя и возможность отвлечь на себя главные силы Империи. Федерация, несомненно, этим воспользуется, и по нашим расчётам, через полгода Империя будет разгромлена. – А где гарантия, что из Федерации не вырастет космический агрессор? – Котх задал вопрос, который давно вертелся у него на языке. – Гарантии нет, – ответил Олао, – но в этом случае вероятность наихудшего исхода снижается в девяносто три раза. Скорее всего, после разгрома Империи, Федерация распадётся как минимум на семьдесят два государства, на территории Империи образуется ещё около тридцати, и дальнейшее развитие общества пойдёт путём, обычным для гуманоидных цивилизаций. – Но мы, согласно Закону, не можем вторгаться в естественный ход истории, – заявил престарелый марн, который был здесь старшим по статусу. – А мы и не будем этого делать, – спокойно и уверенно сказал Олао. – Мы лишь выполним условия договора, игнорировать который Закон также запрещает. – Значит, вы должны будете стереть этой бедняге память?! – немедленно возмутился котх. – И это вы называете покровительством! – В этом нет необходимости. – Олао был готов к такому вопросу. – Обстоятельства будут настолько сильны, что она не сможет противиться им. Для операции почти всё готово – осталось только произвести частичное обновление внутренних органов и кожного покрова Флоры Осирис, но, я думаю, она с радостью примет эти изменения. Сон отступал медленно, и с ним почему-то не хотелось расставаться. Только что она, словно наяву, поднималась по ступеням Святилища Первых с факелом в руке, чтобы возжечь священный огонь на вершине пирамиды. Внизу бурлило людское море, но до тех высот, к которым она вознеслась, уже не доносился радостный гомон толпы и возгласы, славящие владычицу. Она поднялась на высоту, не достижимую для рёва толпы. Кетт велик, мощь его несокрушима, граждане – полны отваги и преданности, философы и стратеги – мудрости и прозорливости, казна – серебряных и платиновых слитков, изумрудов и сапфиров… Великий Кетт той самой эпохи, изучению которой она посвятила полжизни, возродился в этом сне, который, казалось, не кончится никогда. Но широкая площадь, окружённая строениями дворцового комплекса, начала таять и терять чёткость очертаний, а толпу, бурлящую внизу, у подножья святилища, накрыло рыхлым туманом. Значит, приближается тот миг, когда придётся вернуться в безрадостную действительность, проснуться в своей холодной комнате, выслушать рвущееся из динамика “Храни Империю, могучий бог войны! Меч воина стоит на страже мира!”. С утра надо бежать в Квартальную Комендатуру, чтобы занять очередь на продление Иждивенческого Полиса, без которого не получишь даже дневного пайка. Впрочем, грех жаловаться на жизнь… Как только боевые действия вступили в стадию временного затишья, вместо двух галет в день начали выдавать три, мешочек с крупой можно получить один раз не в пять, а в три дня, а в прошлом месяце ей даже досталась маленькая пачка чая… Перед глазами стояла темнота. Флора опустила веки, надеясь, что наваждение сгинет, и распахнула их снова. Перед глазами, вместо потолка, с которого привычно свисали обрывки обоев, по-прежнему стояла темнота. Сразу вспомнились подробности вчерашнего вечера, которые сознание поторопилось слить воедино с недавним сном. Того, кто называл себя марном, рядом не было… Рядом не было ничего и никого. Была только темнота, и негромкое беспокойство, которое растекалось из центра грудной клетки, постепенно заполняя всё тело. Может быть, это и есть смерть? Она попробовала пошевелиться, но тёмное пространство воспротивилось этому. Что-то невидимое плотно облегало её тело и препятствовало движениям. Может быть, это продолжение сна? Было тепло, и не было обычного, ставшего привычным чувства голода. Может быть, исчез окружающий мир, а она осталась? – Нашёл! – донёсся извне чей-то радостный вопль. – Где? – Сюда! Послышался топот сапог, и пятна света пробежали по каменному своду пещеры, изъеденному глубокими трещинами. – Вот те раз! Пошли, называется, прогуляться… – Нет, ты глянь! Яркий свет ударил в глаза, и ей пришлось зажмуриться. – Смотри – моргает… – Да ну, глючит тебя. – Нет, правда… – Давайте вытащим. – А пролезет? – Да я за такое дело камни грызть буду. Вытащим. Флора ощутила, что её неподвижное тело плывёт куда-то по невидимым волнам. – Эй, может, не стоит её ногами вперёд-то… Живая, вроде. – А? Верно. Давайте-ка развернём. В темноте мелькнуло освещённое фонарём небритое худощавое лицо. – Взяли! Какие-то люди, бранясь и споря, несли её по каменному лабиринту. Это тоже могло быть сном. А могло и не быть… Серое просторное небо открылось перед ней внезапно, а потом его загородило несколько лиц, то ли испуганных, то ли взволнованных, то ли просто удивлённых… – Нет, ну не может быть такого… – Как же не может, если – вот. – А ну, расступись! Алазар идёт. Мешанина лиц мгновенно исчезла, теперь над ней склонился седобородый старик, и по его морщинистым щекам текли слёзы. – Вот и дождались… Погоди, милая. Сейчас. – Чувствовалось, что старик волнуется, как будто случилось нечто такое, чего он ждал всю жизнь и на что уже перестал надеяться. – Эй, зубило сюда несите, что ли! Появились два парня в рабочих комбинезонах и с ящиком инструментов. – Алазар, вы того… Подвиньтесь, – сказал один из них, а другой извлёк из ящика зубило и тяжёлый молоток. Старик поднялся с колен. Сразу же послышались удары, и то, что держало её тело в плену неподвижности, начало сотрясаться. Перед глазами возникла и начала густеть паутина мелких трещин. – Поаккуратней вы, дуболомы! – прикрикнул на них тот, кого называли Алазаром, и в тот же миг растрескавшаяся прозрачная крышка саркофага сдвинулась набок. Парни поспешно подхватили её и оттащили в сторону. – Вставай, владычица. Без тебя многие беды творятся. Вставай, драгоценная ты наша. – Старик, казалось, обращался вовсе не к ней, он просто шептал эти слова, как молитву, как заклинание. Флора почувствовала, что свободна. Она подняла руку и с удивлением обнаружила на запястье платиновый браслет с крупным изумрудом на каждом звене, украшение времён Второго Царства, настоящее сокровище. И кожа была не землистого цвета, а светилась тёплым ровным загаром, как после курорта, после давней поездки к Южному океану, которая случилась ещё до войны, пятнадцать лет назад, в прошлой жизни, о которой следовало забыть. – Вставай, владычица. Твой народ ждёт тебя, чтобы с тобою восстать во славе. – Речь могла бы показаться торжественной, если бы Алазар не всхлипывал после каждого слова. Она поднялась, почувствовав, что тело ей послушно, и нет привычной ломоты в пояснице. И ещё оказалось, что на ней прекрасное пурпурное платье, а на высокой груди лежит жемчужное ожерелье. – Зеркало принесите! – скомандовал старик, заметив, что она пытается рассмотреть себя. Видимо, Алазар был здесь очень авторитетным человеком, и все его приказания выполнялись незамедлительно. Несколько человек бросилось к повозке, крытой брезентовым тентом, и Флора успела окинуть взглядом окружающий пейзаж. Древняя пирамида Святилища Первых возвышалась над небольшой долиной, окружённой с трёх сторон горными хребтами – почти так же, как три тысячелетия назад, только на восточной стороне зияла огромная уродливая выбоина, видимо, от прямого попадания ракеты южан. У её подножья теснилось несколько десятков каменных хибар, сложенных, видимо, из обломков древних строений, и оттуда небольшими группами шли люди – несколько сотен, может быть – тысяча… Прошло меньше минуты, и большое, в полный рост, зеркало было принесено. Из глубин отражения на неё смотрела Флора, легендарная владычица Кетта, облачённая в пурпурное платье, с царственной диадемой, венчающей замысловатую причёску, полная сил, воплощение неотразимой красоты и недосягаемого величия. Вот значат как… Марны, верлисанцы, иерархи какой-то там ступени… Покровительство… Договор… Они обрядили её в древний наряд, вернули ей молодость и подбросили тем немногочисленным психам, которые до сих пор грезят прошлым величием Кетта – как только их до сих пор не перебили… Но теперь бессмысленно пытаться убедить хоть кого-то здесь, что она – Флора, да не та. Никто не поверит, а могут и счесть, что они чем-то обидели воскресшую владычицу, тысячелетия дожидавшуюся своего часа, начать совершать ритуальные самоубийства или, в лучшем случае, посыпать свои головы пеплом. Но быть владычицей этой горстки отщепенцев всё-таки лучше, чем мёрзнуть в своей комнате, выстаивать очереди в Квартальную Комендатуру и постоянно ждать смерти, после которой санитары бросят безымянное тело в ближайшую выгребную яму… – Владычица… Век тебе верны будем. Уважь. – Алазар протянул ей горящий факел, а значит, предстояло сбыться недавнему сну. Сбежавшиеся с разных сторон люди расступились перед ней, освобождая проход туда, где начиналась лестница, ведущая к вершине полуразрушенной пирамиды, где надлежало зажечь священный огонь в память о Первых. Правда, историческая наука так и не выяснила суть древнего культа Первых. Кто они? Боги? Прародители человеческого рода? Духи стихий? Но сейчас это не важно… Главное – сделать всё, как надо. Главное – не обмануть ожиданий этих людей, которые и впрямь, похоже, безмерно счастливы видеть свою воскресшую владычицу… – Та звал меня, Яо? – Олао уже стоял посреди просторных апартаментов иерарха седьмой ступени, и вопрос был задан лишь затем, чтобы обратить на себя внимание. – Подойди ко мне. – Яо был слишком стар, чтобы передвигаться самостоятельно, его тело полулежало в мягком кресле, заключённом в прозрачную сферу. – Как там дела? – Он, неотрывно смотрел на планету, медленно проплывающую за длинным, во всю стену, окном. Единственный материк, занимающий большую часть полушария, был разделён надвое широкой жёлто-серой полосой, пустыней, сотворённой войной, которая ещё не закончилась. – Пока всё идет по плану, – доложил Олао, став рядом со сферой так, чтобы не попасть в поле зрения высшего иерарха. – К восставшим присоединились ещё четыре легиона, в шести провинциях – антиимперские мятежи, Федерация на востоке перешла в наступление. – Успеют? – Должны… – Я слышу в твоём голосе тень сомнения, – заметил Яо, с трудом поворачивая голову в сторону собеседника. – Это не тень… Это сомнения, – отозвался Олао, глядя туда, где война продолжала набирать обороты, делаясь с каждым днём всё ожесточённее и кровопролитнее. – Да, мы сделали всё в соответствии с Законом. Но зачем? Закон мог позволить нам и не делать этого… – Но Империя… – Да, Империя, выиграв эту войну, рано или поздно попыталась бы реализовать себя как космический агрессор. Но мы-то прекрасно знаем: потеряв несколько кораблей и не добившись никаких успехов, Империя отступила бы. И после этого начал бы постепенно падать авторитет военных, и всё равно, в конечном итоге, эта цивилизация пришла бы в норму. То, что мы сейчас делаем, бессмысленно и жестоко, поскольку ведёт к несравненно большим жертвам, чем могло быть. – Олао высказал всё это на одном дыхании, опасаясь того, что высокий иерарх может прервать его в любой момент. Но Яо молчал, продолжая смотреть на планету. – Ты приказал мне провести эту операция, и я выполнил приказ. Теперь я хочу знать, зачем я это сделал. – Да, теперь ты можешь узнать. – Яо даже нашёл в себе силы, для того чтобы кивнуть. – Тебе, конечно, известен Закон о Всходах… – Разумеется, да. Но причём здесь это? Закон о Всходах запрещает колонизацию планет, на которых есть жизнь, способная породить разум. Поскольку любая жизнь способна породить разум, запрещена колонизация всех планет, на которых есть жи… – Олао замолчал на полуслове, поражённый внезапной догадкой. – Да… – Яо вздохнул и сочувственно посмотрел на своего молодого собеседника. – Около пяти тысяч лет назад земляне вышли в Большой Космос. Они ухитрились сделать это раньше, чем их цивилизация попала в поле зрения Союза Миров… Они успели отправить несколько сот кораблей с добровольцами, которым надлежало найти себе новый дом. Некоторые из них погибли, другие были перехвачены Службой и отправлены назад, кто-то, возможно, и сейчас продолжает лететь к неведомой цели – Космос велик… Но несколько кораблей достигли этой планеты. – И что это меняет? – поинтересовался Олао. – Да, их пребывание здесь незаконно, но сейчас уже поздно что-либо исправить. К тому же, они нарушили Закон, не зная о его существовании… – Успокойся – ты не на процессе. А теперь представь себе, что было бы, если б цивилизация, само существование которой противоречит Закону, попробовала бы стать агрессором! – Яо даже слегка повысил голос. – Закон суров и непреклонен. Их просто уничтожат. Всех. Одним ударом. Под высоким сводом повисло молчание. Планета уже легла на подоконник и вот-вот должна была скрыться из виду. Прозрачная сфера с иерархом на борту приподнялась над полом и начала медленно подплывать к Олао. – А теперь скажи, как ты после всего этого понимаешь главную задачу Службы? – Яо говорил тихо, как будто опасался, что рядом могут оказаться лишние уши. – Поддержание стабильности миропорядка, смягчение конфликтов и противоречий… – начал отвечать Олао, цитируя соответствующие пункты Устава. – Я сказал – после всего, что случилось, – прервал его Яо, и на его лбу выступили синие пятна – признак волнения. – Мне очень важно, чтобы ты дал правильный ответ. Я скоро уйду, и для меня очень важно, чтобы мой возможный преемник это понимал так же, как и я, так же, как и мой предшественник, славный Иголо… Здесь было, над чем задуматься. Олао вдруг почувствовал, что, если ответ и созреет, он едва ли сможет сразу же высказать его. Слишком ответственно… Слишком важно… Значит, надо говорить, не думая. Язык сам скажет ту правду, которую разум не успел сформулировать. – Мы даём Закону последний шанс не быть беспощадным.
Юрьев Сергей Станиславович родился 6 октября 1959 года в г. Уржум Кировской области. Материалы комментируем в нашем телеграм-канале
 
|
|
Цитирование информационных материалов, размещенных в ИА "Улпресса" без получения предварительного разрешения допустимо при условии обязательного указания на источник цитирования: приведение ссылки — в печатных материалах, гиперссылки на cайт ulpressa.ru — в сети Интернет. Ссылка на источник или гиперссылка должны располагаться в начале текстового материала.