Ведущий Клуба – жан Миндубаев.
От ведущего.
Стихотворцев – и особенно стихоплетов – на свете тьма-тьмущая. Однажды древенский мужичок, пьяненький в третьей, последней степени, сочинил на моих глазах вот это, адресованное жене:
Ну, а ты, ядрена мать,
Баба нерожавая,
Будешь гнить и пропадать
Словно гайка ржавая…

А баба, имевшая уже троих наследников, в ответ тоже выдала:
Мужики, как ты не цыцкай,
Возеля пивной торчат…
Нету в них силы мужицкой
О-плодо-творть девчат!

Тут можно похохотать. Но плакать хочется, когда большая рать наших стихотворцев, наклепав кое-какие стишата, гуртом прут в разного рода «Союзы писателей» (тем более, что ныне туда принимают за деньги любого желающего), КИЧАТСЯ НЕКИМ УЧАСТИЕМ В БЕСЧИЧЛЕННЫХ КОНКУРСАХ, ВСТРЕЧАХ, ПУБЛИКАЦИЯМИ В МАЛОИЗВЕСТНЫХ ИЗДАНИЯХ – ну, и вообще бьют себя кулаками в грудь и вопят:
– Вот я , тут я, обратите внимание!
Иногда обращают. Мимолетная слава к настырным приходит…
А вот публикуем сегодня пронзительные, истинно-поэтические, настоящие стихи НАСТОЯЩЕГО поэта ..
Думаю, когда-нибудь в нашей области будет учреждена поэтическая премия и его имени. Его творчествотого заслуживает вполне.
Его имя: Леонид Сурков.

ЛЕОНИД СУРКОВ.
Стихи.

ГОЛГОФА
Перед судом предстал я, как свидетель,
По делу драки пьяной у пивной.
«В прощении пороков — добродетель», —
Я иронично думал пред судьей.
Судила женщина в костюме цвета кофе.
В лице — суровость, в голосе — металл.
Я перед ней Иисусом на Голгофе
Меж двух пивных разбойников стоял.
Она сказала вдруг, рукой прекрасной
Коснувшись утомленно головы:
«Ну ладно… С этими двумя всё ясно…
Но вы-то?.. Как сюда попали вы?..»
И в памяти проснулись робко звуки
Далёких встреч… скамейка у реки…
И больно в душу мне, как гвозди в руки,
Сирень вдруг уронила лепестки.
Я вспомнил все: девчонку в белом платье,
Старинный дом над Волгой… май… любовь…
Да я на приговор любой согласен,
На той скамье лишь посидеть бы вновь.
А суд идёт… Нелёгкие минуты.
Её слова, как молодость во сне…
Разбойникам пивным — по десять суток
И вечный крест бессонниц, болей – мне.

***
Когда, светясь всё той же верой,
В наш тихий дом вошла ты вновь,
Всей прошлой жизни горькой мерой
Мне стала вдруг твоя любовь.
Не упрекнув, не льстя лукаво,
Просила ты, чтоб всё простил.
Но я давно утратил право
Сказать, что ждал тебя, любил,
Что сам невольно был когда-то
Перед тобою виноват…
Зачем тебе мои закаты,
Моих печалей листопад?
Теперь, когда вот сердцем зыбким
Уже не нам судить, терять, —
Не больно даже все ошибки
И все обиды вспоминать.
Не больно знать, что из далека
Нам не вернуть уже теперь
Ни наших встреч, ни слов высоких,
Ни расставаний, ни потерь.
И ты с меня за то не спросишь,
Как я смешно в своей судьбе
Задумал миру вызов бросить,
А отомстил одной тебе.
Но верю я одной примете,
Когда давно всё решено, —
Что вместе быть нам суждено
Пусть даже не на этом свете.

ВСТРЕЧА
Бывают дни,
Когда на жизнь
Вдруг глянешь пристальней
И строже,
От суеты всех дел сбежишь.
От самого себя,
Коль сможешь.
Осветит душу хрупкий свет
Понятий новых, дум, рассветов, —
И в сердце трудном
Больше нет
Вопросов жадных без ответов.
И так ненужно в этот час
Услышать из далекой дали:
«Вы лучше,
Чем в последний раз
Мы с вами,
Помните ль,
Встречались?»
И взглядом долгим и тугим
Уставясь,
Лгу без всякой цели:
«Я стал теперь совсем другим,
Таким,
Как вы того хотели».
«Да, годы!
Помните тот бал?
Последний в школе?
Вальс прощальный…
Немного взгляд ваш мягче стал
И голос тише и печальней.
Ведь вы меня любили?!
Да?!
Но как-то странно очень…
Нервно!..»
«Вы правы.
Дуракам всегда
Любви нужней тоска да ревность».
«Простите…
Муж мой не хотел…
Сказал о вас…
Я так не рада…»
«Всего бы я достичь сумел,
Не знаю только, что мне надо.
Какой-то в памяти провал…
Все не могу понять
В чем счастье…
Ребенком как-то я упал,
С того, наверное,
Напасти».
«Но жизнь — борьба.
Любой из нас
В ней воин яростный
Без блажи…»
«Смешно решил я один раз, —
В борьбе,
Как в жизни, —
Доля кражи».
«Мне жаль…
Прощайте».
Взмах руки.
«И я желаю вам удачи…»
И выступают желваки,
Всю боль на скулах обозначив.
И хочется,
Рванувшись вслед,
Забыв про суд людской
И гордость,
Орать на весь оглохший свет,
Как разум был
Безверьем сожран,
Как мутных дум
Круговорот
В такие глуби душу правит,
Где самоотрицанья лед
Горячка чувства не расплавит,
Где истин всех разлад,
Как бич,
Над головой свистит,
Змеится,
За то,
Что гений сам постичь
Им сотворенное боится.
Потом,
Опомнясь,
Рассказать,
Пугая странною улыбкой,
Как сердце хочет удержать
Все то,
Что жизнь зовёт ошибкой…
Смешны стихи,
Сомненья,
Честь
В наш век железный,
Многотонный,
Но это лучшее,
Что есть
В душе,
Навеки оскорбленной.
Ты,
Время яростных ракет,
Лиц искаженных,
Диких взглядов…
Друг,
Не зови меня: поэт,
Так горько это всё,
Не надо.

***
Она едва ль была красивой.
Но я любил в ней дорожить
Её уменьем быть счастливой,
Желаньем мигом одним жить.
И, словно дважды два — четыре,
Я сразу понял, что она
Была не самой лучшей в мире,
Но, чтоб прощать меня, — одна.
Я не в неё тогда влюблялся,
А в то, что сам в себе забыл,
И в чувствах к ней лишь возвращался
Туда, где прежде счастлив был.
Так оба мы смешно, несмело
Играли в странную игру.
Любовь свечой погасшей тлела,
Роняя искры на ветру.
Ах, лето, лето! В том июле
Мы что-то вспомнить не смогли.
Потом печаль дождей стряхнули
На осень нашу журавли.

ВОРОБЕЙ
Мальчишки воробья на улице убили.
Не по нужде совсем, не за вину.
Так жалко что-то стало не по силе,
Что сердцем даже больно шевельнуть.
Что их судить! Нет в жизни виноватых,
Коль всем нам срок раскаяться придёт.
И всё ж ещё одной улыбкою крылатой
Душа с земли на ветку не вспорхнёт.
Не прозвенит весёлым, птичьим криком.
Ах, ты родной мой, глупый воробей!
Я в жизни, как и ты, смешно чирикал
Среди обид глухих, котов, людей.
Я птичьи крохи маленького счастья
От друга куцего не складывал в суму,
Жалел не так по нынешним понятьям
И убивался зря не по тому.
И мне от клюва до хвоста несладко,
Что так же, как в тебя, из-за столба
В меня еще и ныне из рогатки,
Прищурив око, целится судьба…
Мальчишки воробья на улице убили.
Не по нужде совсем, не за вину.
Так жалко что-то стало не по силе,
Что сам себе никак не объясню.

К. Е. П.
Случайность встречи… Взгляд во взгляд,
Что так неизъяснимо странен.
Два карих выстрела гремят,
И я огнём их в сердце ранен.
Но я еще живу, дышу
И не умом, а болью мыслю,
Что я опять попасть хочу
Под этих глаз летящих выстрел.
Целуй меня, любить спеши…
В час нашей жизни предзакатный
Средь чёрной засухи души
Дождём пролейся благодатным.
Или добить меня приди, —
На что теперь я в жизни годен?
С такими ранами в груди
К врачам, любимая, не ходят.

***
Не меня ты любовью дарила.
Но не голос ли твой меня звал,
Когда ты свой платок уронила
И тебе я его поднимал.
Я привык свою тихую осень
Без мечты, без надежды нести.
Так зачем, улыбаясь, ты просишь
Нить в иголку твою провести.
Чем ты завтра печаль мою тронешь?
Ты скажи мне, скажи, — почему
Не платок, — так цветок ты уронишь,
И опять я его подниму.

***

Желтеют в окнах липы….
Желтеют в окнах липы, вязы.
И вот уж много дней подряд
По гулкой крыше долговязо
Дожди прямые семенят.
Над серой Волгой птицы кружат.
Сентябрь, макая тополя,
Как кисть, в палитру ближней лужи,
Свои рисует вензеля.
С утра роман читаю старый,
Под вечер время тороплю,
Чтобы услышать в пять ударов
Условный стук в окно: л-ю-б-л-ю.
Вчера лишь, выйдя в ночь сырую,
Она сказала зло: «Не жди».
А вот сейчас я вновь целую
Её лицо, её дожди.
Целую всплески глаз и руки,
Потоп волос и плащ её,
И сердца в пять ударов стуки, —
Всё счастье мокрое моё.

***
Когда растратил столько лет
Пусть даже в выигранном споре, —
В пришедшей радости побед
Вдруг ощутишь на сердце горечь.
Поймешь, что как бы далеки
Былые ни были утраты,
Но все же прошлого плевки
В рукав забытия не спрячешь.
И станет прежняя весна,
Что оживляла душу, строки,
Теперь, — как женщина одна,
С которой нас свели пороки.
И даже юности края
Сквозь мишуру воспоминаний
Обезобразит колея
Надежд несбывшихся, мечтаний.
Давно ли вместе с ними я,
Не городской, не деревенский,
Отсюда бурей бытия
Снесен был в омут дел вселенских.
Той бурей столько близких душ
И столько горьких судеб смыло.
Так почему же эту глушь
Отринуть сердцу не по силам?
Зачем любить мне сад и лес,
Ночами думая о коих,
Дворовым псом на каждый срез,
Как по покойнику, завою?
Зачем мне помнить бедный дом,
В окошке низком куст сирени…
Но, видно, сердце кулаком,
Как в грудь ни грохай, не заменишь.

***
Твоих снегов хотел забыть я имя,
Твоих метелей белые огни,
И наших встреч холодных глухозимье,
И наших расставаний странных дни.
Я думал, что весной опять растают,
Войдут все боли, мысли, в берега,
Но вновь в моих надежд напрасном мае
Кружат снега твои, твои снега.
И мне ли верить в лета неизбежность,
В траву лугов, в июльский теплый дождь,
Когда в душе ты Королевой Снежной,
Окружена метелями, живёшь.
Ты средь зимы моей, как сон прекрасный,
Как сказка о нездешних берегах…
И все ж костры мои горят, не гаснут
В твоих снегах глухих, твоих снегах.

***
Отошло моё лето, остыло,
Отзвенев родниковою скрипкой,
Потому что давно разлюбила
Меня женщина с тихой улыбкой.
Разлюбила без слез, оправданий
Лишь за то, что в нездешние дали
Журавли наших воспоминаний,
Друг от друга таясь, улетали.
И пришла неизбежная осень
С одинокой скамейкой в аллее.
На себя я надеяться бросил,
А на Господа, грешник, не смею.
Что теперь в своей жизни-погони
Мне искать за чужими полями?
Много ль значит синица в ладони,
Коль душа унеслась с журавлями.

ГОРОД
Угрюмо-фиолетов горизонт.
Осенний ветер, набежав оттуда,
Раскинул сумерек вечерних зонт
Над города разноэтажной грудой.
С лиловых туч струит последний свет
Сирень закатную на сутолоку зданий…
Я в проходном дворе прожитых лет
Стою на сквозняке воспоминаний.
Что вспоминать! Удач я не ловил,
С капризным счастьем сроду не был близок.
Всю жизнь я неудачников любил,
И это звание берег в себе, как вызов.
Любил над Волгой разговоры гроз,
Избу, где на пороге дремлет кошка,
Где ночью золотые мухи звёзд
Влетают в отворенное окошко.
Любил жасмина тонкое вино,
Что ветер в комнату струил из сада…
Все это очень, может быть, смешно
По нынешним понятиям и взглядам.
Но, улыбаясь над самим собой,
Скажу я тем, кто в жизни знал удачу,
Что, кажется, не только надо мной
Хохочут петухи, а, может, плачут…
Роняет свет печальная звезда
Из тёмной полыньи вечерней сини…
Русь горькая! Еврейство да Орда…
Россия невозвратная, Россия.
Ты, может быть, всего лишь дальний свет,
Не свет звезды, — а только расстояний…
Я в проходном дворе прожитых лет
Стою на сквозняке воспоминаний.