Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.
От ведущего.
Нет, что ни говорите- но мистика в мире существует. Это как бы подтверждают детали завершения (выражусь так) юбилейных «Дней Карамзина».
Много чего говорилось по этому поводу в нашем благословенном граде- но жизнь преподнесла в последние часы некое недоразумение в виде выяснения места рождения великого человека. « Симбирск или Оренбург?» – вот чем озаботились в первую голову наши и не наши «карамзиноведы»,как-то автоматически смикшировав, отодвинув на задний план самое главное. Пошли (как это водится у нас) некие «коллективно-хоровые» протесты и опровержения, были мобилизованы всевозможные силы «краеведов» Главным мотивом возмущенных возгласов был такой: «Это почему оренбуржцы памятник историку воздвигли в честь юбилея, коли он уже в Ульяновске стоит?»
И так далее.
Ну, бог с ним, с местечковым тщеславием. Карамзин все же появился на свет, , вошел в нашу жизнь – и это главное.
А наличие мистики подтверждает и тот как бы микроскопический факт, что баннер, посвященный Карамзину, буквально на следующий день после юбилея вдруг как-то жалобно сник, оборвался и повис печально … Так и висит по сей день возле областной библиотеки…
Ну, ничего… К следующему юбилею вспомнят, обновят, отчитаются…
Но сегодня речь не о том. Речь о роли словесности в жизни народа, государства, общества.
Понятно, что ныне смотрят многие на словотворчество как на личную забаву некоторых чудаков. «Ну, скрипят перьями-пусть себе тешатся…» – вот та роль, которую отводят литературе и литераторам многие чиновники, коммерсанты, ларечники, изобретатели и поощрители «креативов»… И особо стараются на сем поприще «незаменимые клерк», мнящие себя «умом, честью и совестью нации».
Но вот что говорят по поводу истинной роли словесности в жизни народов и государств мировые авторитеты – и (подчеркну) отнюдь не профессиональные литераторы.
Позволю себе эти слова напомнить (авось,кто–нибудь устыдится).

Академик Дмитрий Лихачев:
«Литература внезапно поднялась как огромный защитный купол над всей Русской землей, охватила ее всю — от моря и до моря, от Балтийского до Черного, и от Карпат до Волги.
Ни в одной стране мира с самого начала ее возникновения литература не играла такой огромной государственной и общественной роли, как у восточных славян».
«Мы ничего не должны растерять из нашего великого наследия.
„Книжное чтение“ и „почитание книжное“ должны сохранить для нас и для будущих поколений свое высокое назначение, свое высокое место в нашей жизни, в формировании наших жизненных позиций, в выборе этических и эстетических ценностей, в том, чтобы не дать замусорить наше сознание различного рода „чтивом“ и бессодержательной, чисто развлекательной безвкусицей».

Михаил Ковальчук, президент НИЦ «Курчатовский институт:
« Двадцать первый век – это информационная эпоха, век современных технологий, тяжелое время для классических форм литературы… Электронные носители отодвигают на второй план своих бумажных предков, растет количество авторов.
Только литература и искусство могут сохранить идентичность нации. Что точнее может охарактеризовать нацию, чем иее искусство и литература,разве только отношение нации к этому.»
А после этих замечательных и справедливых суждений позвольте познакомить вас с произведениями одного из самых тонких лирических поэтов Симбирска-Ульяновска ..
======================================

Леонид Сурков.
(Стихотворения разных лет.)
ГЕРАНИ
Мороз январский. Студено.
Угрюмый день поземкой тянет.
В избе нетопленой окно
Навзрыд обрызгали герани.

Киот старинный. Лавка. Стол.
В трубе какой-то голос слышно.
Так много лет скоблёный пол,
Что все сучки наружу вышли.

Над Волгой стынут облака.
С забитого ветрами клёна,
Считая пса за дурака,
Беззлобно каркает ворона.

На фронте где-то мой отец,
В отлучке мать… Я с образами
Один в избе, — худой малец
С тревожно-ждущими глазами…

Всё это — память о войне,
О годах страшных ожиданий,
Что так тревожат душу мне
Далёким запахом гераней.

Лишь веки трудные сомкну, —
В глазах тех дней тоска и холод.
Булавкой месяца к окну
Сутулый зимний вид приколот.

И сквозь него извечный путь
Тех, кто ушел и ныне сущих.
Судьба ли нам когда-нибудь
Увидеть снова нас зовущих…

С ошибками мать пишет мне,
Что пес издох, сгорела баня…
Ах, вот и у меня в окне
Навзрыд посыпались герани.

***
Предзорье. Покой. Благодать.
Чуть светит костёр вдалеке.
Луны золотая печать
Хранит тишину на реке.

Над тёмной водою листва
Шепнёт что-то сладко во сне,
И звёзд голубая плотва
Качнётся в речной глубине.

Вздохнёт, растревожит сирень
Души позабытую нить.
В такую вот ночь даже пень
Захочет кого-то любить.

Ах, сердце! Люби, вспоминай,
Но в том, что теперь позади,
Моё утешенье — мой край,
Что там ни зови, ни буди.

Люблю его ночи и рань,
Восходы и сумерек грусть…
Да сгинуть мне в Тмутаракань,
Я их не забуду, вернусь.
**
Ночами майскими живыми
Средь половодья тишины
В огнях далёких твоё имя
Читал я в сумраке весны.

Невдалеке за пашней зыбкой,
За дымкой сосен и берёз,
Взлетев смычком тугим над скрипкой,
Пел над речным разливом мост.

И вместе с той лесной семьёю
В неоглянувшейся судьбе
Я зеленел любви листвою,
Что шепчет только о тебе…

Когда ж в лесу скупыми днями
Сгорел, искрясь, костёр осин,
Провёл черту свою меж нами
Прощанья журавлиный клин.

Ненастным вторником к другому
Ушла ты, кинув тихо: «Нет…»
Лишь ветер плащ твой светлый тронул,
Как взмах крыла за стаей вслед.

И знать кому об этом надо,
Как ты была ни явь, ни сон,
Как стала жизнь всего лишь взглядом,
Что вечно в небо обращён.

И каждый день, и каждый вечер
Одной ли памятью, Бог весть,
В моих прощаниях и встречах
Ты рядом, дальняя, ты здесь.

**
Растаял день в осенней мгле.
И вечер пьёт из луж дорожных
Заката свет на той земле,
Что в душу смотрит так тревожно.

Бог дал мне родиной здесь звать
Леса, луга, небес истому,
Всё то, что никому другому
Так близко к сердцу не прижать.

И никому так не любить
Над Волгой эти вот картины,
Где в сентябре грозят рябины
Стихами душу мне спалить…

Как время, катится река
И вдаль уносит судьбы, годы.
Забытым пугалом тоска
Глядит с пустого огорода.

Люблю я родину мою,
Люблю огни в речном просторе,
Где золотую колею
Луна, катясь, проложит вскоре.

Люблю, не мучась понимать,
С чего в своих неловких песнях
Так нежно хочется сказать
Про эту простенькую местность,

Про неба невысокий свет,
Дорог тележную усталость…
Здесь проживи хоть двести лет,
Мне этот край любить всё мало.

***
Ночь отошла. В небес купели,
Струясь неслышно, тает мгла.
Заря гребёнкой дальних елей
Над Волгой косы расплела.

В полях заметно посветлело.
С песчаных круч из-за реки
Рассвет поднялся чайкой белой,
Склевав ночные огоньки.

Лишь там в осинах тьмою тощей,
Седым туманом падь полна.
Идёт на цыпочках по роще,
По тропкам смутным тишина.

Но вот взмахнуло ярко солнце
Лучистых крыльев остриём,
На тонкой ветке горизонта
Уселось красным снегирем.

И грядет день всё дале, выше.
И жизнь, приветствуя восход,
Стрижиной вязью стих свой пишет
На голубых страницах вод.

И я средь них светло забуду,
Что ночи тёмной говорил.
Я сам причастен к жизни чуду,
Я им дышал, страдал, любил.

***
На окна в тюлевом дыму,
На цвет гераней алых
Пойду, хоть издали взгляну,
Чтоб сердцу больно стало.

За ними, знаю, — тишина
Грустит в зеркальной глуби
И тонкий, тёплый запах сна,
Которым пахнут губы.

За ними свет любимых плеч
В лучах волос знакомых,
Что не сумел, не смог сберечь,
Уйдя в метель из дому.

Войти? Сказать: «Моя вина».
Взглянуть в глаза ей смело …
Наверно, всё поймёт она,
Но разве в этом дело.

***
Я люблю тот край и ту весну,
Где орешник тянется к тропе,
Где, штаны повыше подвернув,
Сладкий дождик бродит по траве.

Я люблю те рощи и поля,
Где ласкает душу запах трав,
Где, как тесто, квасится земля,
Пузырьками всходов задышав.

Я люблю в речах простых людей
Грусть и радость немудрящих слов,
Звонкий дым весенних тополей
В половодьи солнца и ветров.

Светлый край берёзовых колонн!
Надо ль славы и любви искать,
Если пень любой в лесу — мой трон,
Женщина любая — моя мать…

Я люблю тот край и ту весну,
Где орешник тянется к тропе,
Где, штаны повыше подвернув,
Сладкий дождик бродит по траве.

***
В обмелевшей пропащей речушке,
Где лягушки кричат о беде,
Позабытой иконой церквушка
Отражается в мутной воде.

Покосилась, как крест, на могиле
Тех времён, что ушли навсегда.
Словно галки над ней откружили,
Отшумели седые года.

На стене в тусклом свете заката
Гаснут лики, склоняя главу.
Будто нищенке, осень на паперть
Прихожанкой роняет листву.

Слов святых здесь теперь не услышишь,
Грех людской в тишине не вздохнёт.
Только крестятся кошки на крыше,
Только ветер молитвы поёт.

Самому мне, в смешном и великом
Не постигшему разность и суть,
Не понять до конца, не размыкать
Этих стен деревянную грусть…

Над рекой с оловянной водою
Кличет ворон напасть и беду.
Инок-вечер пугливой свечою
В тёмном небе затеплил звезду…