Он мог стать хорошим слесарем и прославиться мастерством — шестилетний курс ремесленного училища графа Орлова-Давыдова давал отличную профессиональную подготовку. Но юность Михаила Гимова пришлась на годы смуты. События 1905 года толкнули его на путь партийного функционера.

Советские идеологи оказали Михаилу Андреевичу медвежью услугу — главным достоинством первого председателя Симбирского губисполкома назвали: «В годы Гражданской войны отдавал все силы проведению в жизнь политики «военного коммунизма» — осуществлению продразверстки и трудовой повинности, мобилизациям в Красную Армию, снабжению ее продовольствием и оружием. Первая и Пятая армии Восточного фронта полностью снабжались симбирским хлебом».

«Идеологи», а не «историки-исследователи» написано здесь не случайно: среди авторов сборника 1964 года «Очерки истории Ульяновской организации КПСС» специалистов было мало. В те годы условия публикации диктовали не воспитанники лучших университетских профессоров, а постаревшие ликбезовцы-функционеры. Они одни имели доступ к архивам, все ответы знали заранее, под них и «подгоняли» цитаты первоисточников. Из заказного сборника полувековой давности процитированные выше строки о Гимове «перекочевали» в «Ульяновскую-Симбирскую энциклопедию», выпущенную в 2000 году. Теперь по ней учат детей.

Так ли все однозначно? Памятник первому председателю Симбирского губисполкома установили в самом достопримечательном месте — по соседству со сквером Карамзина. В предисловии к «Истории государства Российского» наш великий земляк писал: «Историк не летописец: последний смотрит единственно на время, а первый на свойство и связь деяний; может ошибиться в распределении мест, но должен всему указать свое место… Он творит из данного вещества: не произведет золота из меди, но должен очистить и медь; должен знать всего цену и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать прав великого».

Так где же место Гимову среди великого и малого в симбирской истории? Заглянем на засекреченные страницы партийного архива.

Обстановку в российском обществе начала 20 века взорвала русско-японская война. Слесарь чугунолитейного завода купца Андреева «Миша Гмин», как называли его товарищи по социал-демократическому кружку 1905 года, по сравнению со своими товарищами был юношей неразвитым. Как и многие его ровесники, Миша ненавидел эту войну, возмущался расстрелом демонстрации 9 января 1905 года, кипел негодованием. А в подстрекателях к бунтам в те годы недостатка не было. Первый раз Гимова задержали за антиправительственную пропаганду в 1906 году. На собрание в дом городского общества явилась группа молодых революционеров. О «политической зрелости» этих борцов за свободу красноречиво свидетельствует очевидец: «Предводителя дворянства, гофмейстера двора Поливанова, председательствующего на собрании, ушибли картошкой. Высыпав на улицу, молодежь огласила ночной Симбирск пением революционных песен».

У Михаила картошки не было, он швырнул листовки, которыми его снабдили «молодые люди в черных рубашках, которые не боялись ни слова, ни дела» — Орлов и Рябиков. На допросе «Миша Гмин» сразу же назвал их имена. Иначе и быть не могло — восемнадцатилетнего юнца допрашивал мастер сыска. Выданные им кружковцы упрекнули Гимова в предательстве. Искренне переживая свою оплошность, юноша пытался застрелиться. Промазал, конечно, но на виске на всю жизнь остался шрам.

Абсолютное большинство его вчерашних товарищей, живо откликавшихся на события смутного времени, избрало иной путь служения своему народу — стали учеными, квалифицированными специалистами. Как было принято писать в советских источниках, «отошли от революции». Гимов не отошел — побывал в ссылке, а в 1917 году, когда «большевиков в Симбирске было всего пятеро», в числе этих пятерых вошел в объединенную с меньшевиками организацию РСДРП. Теперь его соратниками стали иные люди — почти все они были присланы из столицы. В феврале 1918 года Михаил Андреевич был избран председателем губисполкома, вплоть до 1920 года постоянно избирался в состав губкома большевистской партии.

Посеешь ветер — пожнешь бурю. Ирония судьбы: верным ленинцам в полной мере довелось на собственных судьбах испытать последствия реализации лозунгов их лидера: «Мы не боимся гражданской войны, превратим империалистическую войну в гражданскую». Гимову выпало на долю возглавить губисполком в самые тяжелые для Симбирской губернии годы — когда на ее территории разразилась Гражданская война. «Превращение», продразверстка и военный коммунизм обернулись кровавой бойней, небывалым голодом и массовым вымиранием населения.

Летом 1918 года столь желанная когда-то власть стала не только обременительной, но и опасной. В Самаре установилось правление КОМУча — комитета членов Учредительного собрания. Бросив своих соратников, в панике бежал в Симбирск Валериан Куйбышев. А в ночь на

22 июля в страхе перед наступлением Народной (Белой) армии большевистская верхушка во главе с предгубисполкома Гимовым и председателем губкома РКП/б/ Варейкисом, покинув Симбирск на произвол судьбы, бежала в Алатырь, оставив противнику большое количество оружия и боеприпасов. Тем не менее, Гимова снова избрали председателем губисполкома.

«Боевой восемнадцатый» и следующие за ним годы стали для Симбирска и губернии самыми губительными. На Гражданской войне были убиты мужики, большею частью насильственно мобилизованные. Были убиты или реквизированы для военных нужд лошади. Для сельскохозяйственной губернии это катастрофа — пахать и сеять некому и не на чем. Пролетарская диктатура развернулась во всю мощь. Симбирск почти ежедневно бомбардируют телеграммами за подписью самого Ульянова-Ленина. «В Симбирске хлеб есть!» — утверждает вождь. Телеграммы содержат требования покончить «преступное промедление с отгрузкой хлеба», «расстреливать без идиотской волокиты». На территории Спасского монастыря был устроен концлагерь, куда сажали состоятельных граждан, бывших полицейских и крестьян, не выплативших «чрезвычайный революционный налог». К чему привел тотальный вывоз зерна, в том числе и семенного, известно — помощь голодающему Поволжью собирали по всему миру.

Каковы бы ни были личные качества Гимова, на его плечи легла ответственность за организацию хозяйственной жизни губернии в те лютые годы. Надо было возрождать деревню, бороться с разгулом бандитизма, беспризорничеством тысяч голодных, одичавших детей. Приходилось противостоять «комиссарам» вроде чрезвычайщика Солонко, который хвастал тем, что «когда было что-то нужно, просто шли на базар и отбирали».

Надо думать, в те годы Гимов не раз пожалел, что не продолжил образования и не стал мастером. Он сделал все для открытия «Пролетарского университета», сам посещал лекции, едва появлялась возможность. Помогал Архивной комиссии в сохранении музейных ценностей. Пересекалась его судьба и с Аркадием Пластовым, Гимов помог художнику в трудный час.

Карьера председателя губисполкома кончилась быстро. Он вступил в конфликт с губкомом партии. Михаил Андреевич был против «протаскивания» на выборах тех кандидатов, которых губком навязывал вместо действительно выдвинутых рабочими и крестьянами. Этого ему не простили. Для разбора дела приехала комиссия ЦК РКП(б). Члены комиссии убедились в правоте Гимова. Но оставить его в Симбирске в обстановке разгоревшейся склоки не сочли возможным. В марте 1921 года он был переведен в Ставропольский край, где через год умер от тифа.

У памятника большевику Гимову поневоле вспомнишь рассуждения Историка государства Российского о великом и малом, о распределении мест для личностей на страницах истории и для памятников в заповедной части города…

Ирония судьбы: место для памятника первому председателю губисполкома определили в 2005 году на улице его имени, которая к тому времени… уже не существовала. Была в Симбирске улица Никольская, вела от Спасской вдоль северной части ограды Карамзинского сквера к Новому Венцу. На ее пересечении с улицей Стрелецкой стояла одна из самых старинных церквей — Никольская, от нее и пошло имя улицы.

Большевики уничтожили церковь, а в период подготовки к 100-летию вождя мирового пролетариата их идейные наследники снесли Стрелецкую и дома по Никольской, уже переименованной в улицу Гимова. Заодно смахнули с лица города Губернаторский дом. Для Михаила Андреевича и его однопартийцев это был «Дом свободы»: захватив власть, они разместили там свои комитеты. После предъюбилейной зачистки исторического центра от улиц Коммунистической и Гимова остались одни названия. Стрелецкой не стало вовсе.

Реалии сегодняшнего дня — Карамзинский сквер в обрамлении исторических зданий — губернской гимназии (гимназия № 1), дворянского пансиона-приюта (инфак УлГПУ), дома купца Шатрова (Дворец бракосочетаний) и здания городской управы (музыкальное училище).

У Дворца бракосочетаний в дни массовой регистрации скапливаются свадебные кортежи. Родилась никем не санкционированная традиция: развеселые друзья, чествуя выход молодоженов брызгами шампанского, несут опорожненные бутылки «под елку к Василию Ивановичу». И каждый раз кто-нибудь громко удивляется: «Да это же не Чапаев, а Гимов какой-то!».

И верно, с десяти шагов не отличишь: чапаевские усы и революционный бант придают симбирскому большевику разительное сходство

с героем народного эпоса и юмора.

Наталья Гауз