Небольшое предисловие к серии заметок под общим заголовком «Древо жизни».
Рождались они в разные годы- но повод был один: страшно уставал от людских дрязг, человеческой глупости, властолюбия, самопочитания,злобы,зависти- и от всех прочих неисчислимых пороков людской сути,о которых древние римляни выразились кратко:
“Homo hominis lupus est”. («Человек человеку-волк»)
Так вот: «Надоело говорить и спорить ..».
Потому начинаю этот цикл заметок о природе, об отношениях с ней-мудрой и вечной – нашего глуповатого людского сообщества.
Человек существует по крайней мере в двух измерениях, в двух сферах: среди себе подобных, в человеческом сообществе — и в единении с природой, из которой он с тупым упорством пытается вырваться, обособиться, вычлениться. Но уже начинает чувствовать, что это ему ничего хорошего не обещает. Не потому ли все пристальнее всматривается в окружающий мир, пытаясь даже в самых, самых ничтожных проявлениях живого обрести опору, облегчение, надежду?
Маленькие заметки, занесенные в особый, «зеленый» блокнот — это мои прикосновения к листкам и веточкам вечно живого (я надеюсь) Древа Жизни..
*****************************************************************

ЛАСТОЧКИ ДОЛЖНЫ УЛЕТАТЬ…

Каждое лето под самым коньком старого сарая гнездились ласточки. Прилетев в конце мая (с появлением насекомых) изящная парочка подновляла гнездо — и через три недели уже пищали и возились в глиняном домике птенцы. Папа с мамой носились над землей, хватая мух, бабочек, мотыльков и таская их потомству. Черными молниями вонзались они в дыру между стеной и крышей сарая. Безошибочно, точно, по снайперски. Корма требовалось много.
Тут надо сказать вот что. Один русский поэт написал стихи, которые мы знаем со школьных лет. Слова хрестоматийные:
Травка зеленеет, солнышко блестит
Ласточка с весною в сени к нам летит…
Дам тебе я зерен — а ты песню спой
Что из стран далеких принесла с собой.
В последних двух строках — две поразительные орнитологические неточности. Первая: ласточка никаких чужих песен по весне не приносит, она их перенимать не умеет и щебечет лишь свое. Автор явно спутал ее со скворцом.
Вторая ошибка еще существеннее. Каких бы зерен ласточке не давать — она их есть не будет, ибо питается исключительно насекомыми, которых и ловит на лету, в полете, в воздухе. Другого ласточке не дано — и именно поэтому время пребывания этой прелестной птички у нас строго ограничено: от появления первых летающих насекомых — до их исчезновения. Июнь, июль, август — и все. Нет насекомых — нет и ласточек. Таков закон природы.
Поэтому и торопились птички, беспрестанно таская птенцам еду: чтобы успели до ее исчезновения встать на крыло. Иначе малышам грозит голодная смерть…
И все шло по расписанию, и птенцы уже высовывали головки из гнезда, с любопытством озирая неведомый мир… Но однажды соседский кот по имени Степан добрался неким чудом до гнезда — и ласточки лишились потомства.
Надо было видеть, как горестно метались они под крышей сарая, как затихали, прижавшись друг к другу на бельевой веревке. Горе — он и у птиц горе.
Кот разорил гнездо в начале июля. И уже поздно было затевать все сначала: лепить гнездо, класть яйца, высиживать. Не успеть, не вывести птенцов до наступления холодов… И птицы, вроде, понимали это…
Но через неделю началось нечто невероятное. На веранде, над дверью стало лепиться новое гнездо. В июле! На переломе лета! Птицы суе¬тились, как оглашенные…
А через месяц, в августе в новом гнезде запищали новые птенцы… И опять началась азартная погоня родителей за насекомыми — кормить, кормить, кормить!
От темна до темна трудились птички. Но дни становились все короче и холодней, мошкары заметно поубавилось — и писк из гнезда становился все отчаяннее и жалобнее. Хотим есть! Хотим есть! Хотим есть! А чем кормить? Но ласточки оказались изобретательными.
На веранде горела по вечерам лампочка. И около нее — поближе к теплу, к свету — постоянно толкалась мошкара. И вот вплоть до полуночи две птички постоянно тут дежурили — хватали любую мошку, явившуюся на свет лампы… Так был удлинен световой день и найдено кормное место… Какие птицы!
Ласточки так уставали, что засыпали прямо возле лампочки на электрическом проводе. Я трогал пальцем вилочку хвостов — птицы этого даже не чувствовали…
Между тем тихо подкрался сентябрь. В дождливые дни ласточка — папа понуро сидел на проводе, а ласточка — мама пласталась на гнезде — она могла своих деток только согреть: еды не было… Ласточки зерен не едят — а какие насекомые в дождливый осенний день?
Похоже, старания запоздавших родителей были все же зряшными: не успеть им поставить детей на крыло. Еды мало. Скуден паек. И разве его увеличишь — даже если до полуночи охотиться за мошкарой возле электрической лампочки?
Но однажды произошло невероятное. Утром, в начале бабьего лета на веранде началось столпотворение. Не две — по меньшей мере дюжина ласточек заметалась между гнездом и сияющим голубым простором. Неужели это сообщество пернатых поняло, что птенцов надо срочно докормить, откормить, чтобы и они смогли покинуть гнездо и примкнуть к стае? Я не верил своим глазам.
И тем не менее это было так. Хуторские ласточки решили спасти птенцов всем миром! И сделали это…
Ровно семь дней шла интенсивная подкормка птенцов. И наступил час, когда три птенца бесстрашно бросились из гнезда в голубое небо…
О, что творилось потом! Штук двадцать птиц расселись на проводах перед домом. Они галдели, щебетали, перелетали с места на место, делали немыслимые пируэты в воздухе — явный восторг переполнял птичью стаю…
А потом они все враз дружно снялись с проводов и, устроив веселый кавардак над домом, унеслись на юг — до следующей весны. Наверное, это была самая последняя стайка ласточек, улетавшая так поздно.
Но ведь было ради чего припоздниться, было!
НЕДЕРЕВЯННАЯ ДУША

В городе Ульяновске есть дерево, с которым я всякий раз здороваюсь, как с человеком. Нет: более почтительно, чем с человеком. И вот почему.
Стоит этот старый, можно сказать древний, осокорь на Венце, напротив краеведческого музея, возле старого, давно уже мертвого фонтана. Думаю, ему лет сто, не меньше. Его ствол в бугристых наростах коры, на его единственной ветке летом трещит на ветру мелкая кожистая листва.
Я не оговорился, упомянув о единственной ветке осокоря. Несколько лет тому назад у него (по причине старости, нехватки влаги?) стала отсыхать вершина. За одно лето отмерла и оголилась вся верхняя половина ствола. Лишь одна ветка в самом низу кроны была живой.
Я думал: конец осокорю, отжил свое. Спилят под корень — был и не стал. Но — вот радость! — нашлась в зеленхозе умная голова и добрая душа. Сухую часть ствола у осокоря спилили, осталось нелепо торчать бревно с боковой веткой… И как-то больно было видеть этот огрызок, нелепо торчащий на всех зимних ветрах и вроде бы обреченный…
Но тот, кто спасал осокорь, хорошо знал свойства деревьев. Сейчас, спустя три года, жалкая и вроде бы никчемная ветка — одна единственная! — вытянулась кверху, потолстела, и почти стала новым стволом старого дерева. Еще пару лет — и веселое дерево вновь будет радовать глаз.
Живучесть деревьев. Их стойкость. Мужество. Терпение. Вера. Едва ли не первым из русских поэтов обратил наше внимание на эти качества наших молчаливых друзей Федор Иванович Тютчев. Это он сказал: «… у дуба, у березы учиться надо жить, терпеть, страдать».
А вы говорите: дерево…