«Дом Гончарова» ждет своего звездного часа: к юбилею классика отечественной литературы здесь создается историко-мемориальный центр с таким названием.

На самом деле они такие

Заповедный уголок старого города представляет собой редкостную коллекцию отлично сохранившихся зданий и других свидетельств деятельности многих знаменитых симбирян. Дом Гончаровых (впоследствии Юргенсов) с внутренним двором, создающим эффект присутствия в XIX веке, и «складом сельскохозяйственных орудий» (ныне областная типография), орловский комплекс городских курантов, комнаты частной женской гимназии дочери земского врача В.В. Кашкадамовой и, конечно, первый в стране историко-литературный музей И.А. Гончарова. Вот такое средоточие симбирской истории за три с половиной века.

Сегодня мы приоткроем лишь одну из тайн, связанных с этим достопримечательным местом.

Петр Авксентьевич Музалев-ский — один из самых выдающихся деятелей симбирской медицины. В 1977 году, как раз в столетний юбилей уважаемого предка, Владимир Владимирович Музалевский, техник московского метрополитена, ветеран Великой Отечественной войны, подарил ульяновскому музею И.А. Гончарова два портрета.

Эти парные портреты в каталоге музея числятся так:

№ 163. Музалевская Анна Александровна (1818-1902) — младшая сестра Гончарова. Неизвестный художник. Масло.

№ 164. Музалевский Петр Авксентьевич (1801-1877) — муж А.А. Музалевской. В черном однобортном сюртуке, белой рубашке, черном галстуке бантом. Орден Св. Станислава 1-й степени с императорской короной, справа на груди ордена Св. Анны 3-й степени, Св. Владимира 4-й степени и темно-бронзовая медаль «В память войны 1855-56 гг.». Неизвестный художник. Масло.

Материал готовился к печати, когда его случайно увидел читатель, офицер запаса, по специальности радиомеханик. И удивился: «Какой же это «завязанный ремень»? Это — заправленная портупея, а вперед выведен конец с пряжкой для пристегивания шпаги. Ищи, чем он связан с армией, а то так и будешь писать: «кисти неизвестного художника»!

Так случай помог сделать первый шаг к разгадке.

С русской армией выдающегося симбирского медика связывает многое. Он начинал службу как военный врач. В 1826 году закончил Петербургскую медико-хирургическую академию. Служил в Сибирском корпусе, затем в Уланском полку, с которым прибыл в Симбирск в 1835 году, где и женился на младшей сестре писателя Анне Александровне Гончаровой.

Письма И.А. Гончарова хранят память о теплых, дружеских отношениях с семьей Музалевских. Летом 1848 года он жил в их доме возле Тихвинского спуска (ныне район возле гостиницы «Октябрьская»). Зимой 1855 года по возвращении из кругосветного путешествия Иван Александрович останавливался в симбирском доме Музалевских. Одному из первых прислал он Петру Авксентьевичу только что вышедшие из печати первые главы будущей книги «Фрегат «Паллада». Лучшую комнату предоставили писателю и в 1862 году, когда он работал над романом «Обрыв». При этом Иван Александрович трогательно заботился о дочери Музалевских Дунечке, готовил ее к поступлению в пансион благородных девиц, затем сопровождал в Москву.

Петр Авксентьевич Музалевский, конечно, лечил Гончарова, он — доверенное лицо, член семьи. И все же он достоин памяти не только за близость к знаменитому писателю.

Его собственные заслуги — весомый вклад в развитие симбирской медицины. 12 апреля 1837 года был определен на

должность старшего врача Симбирских больничных заведений. Как опытный специалист, а также по служебному долгу, он часто приглашался на заседания врачебной управы, под контролем которой состояли все лечебные заведения губернии, частнопрактикующие врачи и доктора местного гарнизона.

С 1849 года П.А. Музалевский — оператор управы, постоянный ее член по вопросам оказания хирургической помощи. В 1848 году отличился при «подавлении холерной эпидемии». В 1849 году перешел на службу врача Елизаветинского женского училища, где и прослужил еще 20 лет. Пережил все трудности, перед которыми поставил медиков симбирский пожар 1864 года.

В начале 1870 года переехал в Москву к дочери. Умер там же 31 мая 1877 года. Таковы вехи многотрудной долгой жизни симбирянина — талантливого хирурга, общественника, бескорыстного благодетеля и целителя бедняков, спасителя раненых воинов.

Портретирован Музалевский, когда ему было явно за шестьдесят. На почтенный возраст указывают и лицо, и многочисленные награды. В том числе и медаль в память Крымской войны 1855-56 годов.

И снова — счастливый случай. Почему-то никто не заметил, что овальные рамки портретов Музалевских повторяют рисунок экслибрисов владельцев Усольской библиотеки графов Орловых-Давыдовых. Та же портупея с вы-правленной вперед пряжкой для шпаги. Совпадение здесь исключено, заимствование эмблем аристократической фамилии даже предположить невозможно. На экслибрисах библиотеки родовой девиз Орловых: «Fortitudine et Constancia» (латинское «Твердостью и постоянством»), как на гербе. И девиз Орловых-Давыдовых, раскрывающий смысл замкнутого овала портупеи: «Nec te quaesiveris extra» (латинское «Не ищи вовне»). Поэтому сомнений нет — оба портрета, как и рамки, заказаны владельцами Усольской вотчины Орловыми-Давыдовыми.

Что связывало их с доктором и его супругой? Множество документов второй половины XIX века убеждает: судьбы этих семей не только пересекались — переплетались. Смотрим «Справочную книжку Симбирской губернии» за 1768 год, последний год губернаторства Владимира Владимировича Орлова-Давыдова. Губернатор, генерал-майор, граф Орлов-Давыдов — председатель Совета Елизаветинского училища. Его отец — крупнейший землевладелец губернии, граф В.П. Орлов-Давыдов — основатель общества сельского хозяйства. В те же годы он состоит в обществе попечительства о раненых воинах. Графиня Ольга Ивановна Орлова-Давыдова входит в общество христианского милосердия и попечительства детского приюта. И что бы они делали с ранеными, больными, пострадавшими от эпидемий и неурожаев, если бы не доктор Музалевский и руководимые им службы?

Напомним, что братья В.В. и А.В. Орловы-Давыдовы много лет служили на Кавказе, участвовали в боевых действиях, а Усолье постоянно принимало на отдых и лечение их однополчан. Помощь такого выдающегося врача, да еще с опытом службы в армии, была неоценима.

Соратнику по общим заботам постарались воздать должное — в знак особого уважения и благодарности портреты четы Музалевских были заключены в фамильные рамки. Орловы-Давыдовы как бы принимали доктора и его супругу в свою семью, подчеркивали духовное родство. Не забыта была и Анна Александровна: по всем нравственным законам православного русского общества супруга врача всегда была его помощницей, участвовала в благотворительных акциях.

Кому были заказаны портреты? Очевидно одно — писаны они не в Симбирске. На это никогда не пошли бы влиятельные, богатые заказчики, привыкшие и в силу служебной деятельности, и по личному выбору иметь дело с лучшими столичными и иностранными мастерами. Доктора хотели поблагодарить, почтить, сделать ему памятный подарок.

Искусствовед из Самары Татьяна Федоровна Алексушина много лет отдала исследованиям художественных коллекций Усольской вотчины. Именно она атрибутировала вывезенные в 1918 году «безымянные» портреты Орловых, Орловых-Давыдовых, Барятинских. В канун наступления «красных латышей» председатель Самарского Археологического общества А.Г.Ёлшин успел спасти часть коллекции, а документы и описи пропали. Т.Ф. Алексушина считает: «Оба портрета принадлежат кисти большого мастера. Это — или сам Крамской, или кто-то из лучших художников его школы!». Гипотеза обоснована. Графы В.П. и А.В. Орловы-Давыдовы состояли с художником в переписке. В каталоге Крамского в главе «Рисунок и акварель» есть «Фигура военного». Это — два наброска к портрету А.В. Орлова-Давыдова.

Выявление неизвестной работы художника такого ранга, как Крамской, — событие в мире искусства. Сказанного здесь достаточно, чтобы включить портреты Музалевских в каталоги со знаком вопроса, что означает: «С большой вероятностью Крамской». И, конечно, продолжить поиск подтверждающих документов.

Библиотека Усольского имения находилась в ведении Симбирского ГУБОНО. Естественно, в 1918 году она здесь никого не интересовала. Поэтому в наши библиотеки и музеи ничего не попало. Всего 22 фотографии с видами Симбирска, зато какие! Это первая и самая полная коллекция снимков города, сделанная в 60-е годы XIX века. Ее давно «растащили на цитаты» — многочисленные фотокопии приписываются частным коллекциям, стали общим местом. Конечно, без экслибрисов — ведь о владельцах предпочитали не упоминать.

Советские чиновники от культуры так «распределяли» полученное на дармовщинку, что от уникальной библиотеки осталось лишь несколько изданий. Сотрудница отдела редких книг Самарской универсально-научной библиотеки Надежда Александровна Бессонова выявила экслибрисы, собирая распыленную большевиками уникальную библиотеку.

Как все это попало к нам и стало предметом сопоставления? Можно, конечно, продолжить детективную историю о счастливых случаях. Но, как говорил Александр Васильевич Суворов: «Раз счастье, два счастье, но помилуй Бог! Надобно ж и уменье».