В редакцию пришло письмо из Москвы от Валентины Кузьминичны Березовской, которая поделилась воспоминаниями о военном детстве: оно прошло в эвакуации в Ульяновской области. Отец Валентины Кузьма Семёнович Березовский родился в 1905 году в деревне Новое Матюшкино Чердаклинского района Симбирской губернии. С 1934 года проживал в Москве, работал в Наркомстрое инструктором стахановского движения. В июле 1941 года ушёл на фронт, пропал без вести.

Во время войны моя мама, брат и я были эвакуированы из Москвы. Поехали мы в деревню Менгуловка, село Мулловка Мелекесского района (тогда ещё Куйбышевской области). Поселились в Менгуловке у Марфы Илларионовны Пулькиной с её тремя детьми Клавдией, Николаем и Михаилом (муж хозяйки Павел Пулькин скончался от инфаркта в 1942 году).

Школа была в Мулловке, в трёх километрах от нашей деревни, и председатель давал лошадь с телегой или санями. А иногда мы ходили пешком туда и обратно.

Я многому научилась, живя в деревне. Как и все подростки, работала в колхозе, видела, как люди старались помогать фронту и Родине. Мы вязали варежки и носки – солдатам на фронт. Зимой ходили в лес за дровами. Пилить разрешалось только те деревья, которые лежали. Заготовив дрова, мы везли их на санках домой. Зимы были морозные и снежные. Иногда утром и дверь не открыть: занесло снегом «выше крыши».

Весной ходили в поле, собирали обмороженные картофелины (они белыми пятнами выделялись на земле), и тогда бабушка пекла блины. Собирали травы, ягоды, корешки. Видимо, моя любовь к лесу, ягодам, грибам тогда и родилась.

Я видела, как колхозники пахали поля на коровах. Это было мрачное зрелище: плакали мы, плакали и коровы: у них из глаз текли крупные слёзы. Не так давно я смотрела документальный фильм 1920-х годов, где крестьяне запрягали в плуг коров, – это напомнило мне эвакуацию.

Местные ребята не обижали нас, называли «москвичи». Военные подарили нам лыжи, и мы легко преодолевали километры до школы и обратно. Потом, живя в Москве, я участвовала в лыжных соревнованиях, забегах на три и пять километров.

Помню, как людей сагитировали поехать жить на Волгу, в покинутые обрусевшими немцами селения с добротными домами. Мы не знали, что немцев, которые жили там и работали, выслали в Сибирь в течение суток как врагов народа, а эвакуированных хотели поселить в их дома, где остались одежда, утварь и даже продукты. И вот, проведя в пути целые сутки, мы вдруг узнали, что же произошло на самом деле, и весь обоз отказался туда ехать.

За время этого страшного путешествия пять человек простудились и умерли.

В нашу деревню прислали воинскую часть – пилить строевой лес для фронта. В этой части служило много узбеков, а одеты они были только в полосатые стёганые халаты, тюбетейки и полуботинки – в лютую-то стужу! Мы помогали им, как могли: давали старые валенки, шапки, рукавицы, картошку, просо, пшено. А они рассказывали нам про Среднюю Азию: как там жарко, какие растут экзотические фрукты и овощи.

Много лет спустя мне стал сниться домик в деревне, где прошла эвакуация. И зимой 1985 года я выбралась из Москвы. Доехала до Ульяновска и села на автобус до Мулловки.

Оттуда пешком дошла до Менгуловки. Деревня стала меньше: сгорели дома, их хозяева уехали в Димитровград, где на атомной станции была работа, и давали квартиры. Один житель, Василий, узнал меня. Очень удивился моему приезду, расспрашивал о Москве, а я его – про деревню, про сельскую жизнь. Нахлынули воспоминания. Из моих одноклассниц осталась Анна Дементьева, но её не было дома… И я решила попрощаться с водяной мельницей: в детстве она поразила моё воображение. Вся в сосульках, огромное колесо ковшами для воды крутится, как колесо обозрения в парке отдыха, а множество белых струек и брызг, падающих сверху, превращаются в ледяные шарики – как в сказке! Помню, как я шла белым ледяным коридором, как в пещере, украшенной сталактитами. Шёл пар от падающей воды, которая утекала куда-то вдаль, за мельницу.

Теперь это видение исчезло навсегда: старая, ветхая мельница уже не работала…

Я пошла на автобусную остановку мимо останков церкви, которую власти вроде бы хотят восстановить. Народ верит в Бога, и это хорошо.