Народ наш всегда любил повеселиться. И в том, что подобное веселье принимало иногда самые предосудительные формы, тоже была своя “философия”: легко расставаясь с деньгами, “соря” ими и “прожигая” жизнь ради сомнительных удовольствий, россиянин поддерживал сложившееся представление о широте и бескорыстии собственной души.

ВЫРВАЛИСЬ НА СВОБОДУ
Традиционно, руководство Российской империи, в которой православие было государственной религией, пыталось бороться с пороками. И это, в принципе, успешно удавалось, пока колоссальное большинство населения страны жило ежедневным тяжёлым земледельческим трудом, традиционным семейным, основанным на религии, укладом.

Даже в 1909 году ардатовский уездный исправник рапортовал симбирскому губернатору: “В городе Ардатове за отсутствием в нем фабрик и заводов, расположения военных частей и другого пришлого народа, домов терпимости и проституток-одиночек нет, так как население города составляют чисто местные уроженцы”. Занимательно, что в том же 1909 году в Симбирске официально насчитывалось четыре “дома терпимости” и 31 проститутка, тогда как в уездном городе Сызрани по восьми публичным домам распределялось 75 “девиц”.

Не то, чтобы в Сызрани обитали какие-то особые эротоманы – нет, уездный город стал важным железнодорожным узлом, с большим количеством проезжих и приезжающих. Чем больше людей так или иначе “отрывалось” от консервативной сельской почвы, селилось и работало в городах, занималось торговлей и промышленностью, чем больше у них становилось денег и свободного времени, тем сильнее оказывалось у них стремление жить широко и весело. Вокруг этого стремления постепенно формировалась целая “индустрия”: “питейные дома” и “закусочные”, кабаки и трактиры, гостиницы и “нумера”, дома игорные и публичные.

Приметой времени стала юридическая легализация проституции в России в 1844 году. Изданные тогда “Правила публичным женщинам” гласили: “В содержании себя публичная женщина должна сохранять опрятность и с этой целью обязывается: а) Как можно чаще обмывать холодною водою известные части, в особенности же после сообщения с мужчиною не переходить к другому не обмывшись… б) Как можно менее употреблять белил, румян, сильно-душистой помады, мазей и притираний”. “Правила содержательницам борделей” требовали принимать на работу девиц лёгкого поведения не моложе 16 лет и не впускать в бордели “мужчин несовершеннолетних (до 21 года), равно воспитанников учебных заведений”. По воскресным и праздничным дням было запрещено обслуживать желающих вкусить запретных плодов до окончания обедни в церквях.

ХОРОШИЙ ДОХОД
Ликвидация последствий великого симбирского пожара 1864 года, привлекшая в губернский город огромное количество грубой мужской рабочей силы, послужила благодатной почвой для бурного роста числа злачных мест и заведений на любой вкус и кошелёк: публичные дома мещанок Прохоровой, Петровой и Филипповой, иностранки Мейер. Пережившая пожар гостиница “Китай” служила “сборищем низшего сословия, в которой производились беспрестанные кутежи”, а в трактирном заведении купца Банцекова у волжских пристаней собиралась публика “почище”.

Сюда наведывались известные симбирские бонвиваны, судебный следователь Фёдор Фёдорович Гельшерт и Александр Петрович

Языков, “с красным околышем на фуражке, высокий такой, с рыжеватыми усам и”. У Банцекова играл еврейский оркестр, и солидных господ услаждали арфистки. Эти милые барышни только формально считались музыкантшами. Держали их при трактирных заведениях совсем для другого.

Об открывающихся вдоль волжского берега “гостиницах с живой стерлядью, казанским пивом, арфистками и прочими угощениями” в 1868 году с удовлетворением писали даже официальные “Симбирские губернские ведомости”, отмечая особо: “Нынче и здесь, в провинции арфистки и певички сделались необходимостью мало-мальской порядочной гостиницы, и дают содержателям хороший доход”. Конкретизировать для понятливых современников “источник” этого дохода не требовалось.

Торговля телом у волжских пристаней процветала по причине очень выгодного для Симбирска пароходного расписания: у здешних пристаней суда делали длительную трехчасовую остановку для пополнения запаса дров и погрузки-разгрузки грузов и припасов. Всем желающим вполне хватало времени для знакомства с местными красотами и красавицами.

Разовое “удовольствие” обходилось в сумму от 5 до 50 копеек, за ночь “наслаждений и утех” желающие выкладывали от одного до трёх рублей; за выпивку и закуски платили отдельно. Бытовые условия в старинных “вертепах разврата” кажутся ниже критики, в большинстве заведений кровати барышень разделяли, в лучшем случае, полотняные занавески; отдельные “клетушки”, даже с фанерными стенами, выглядели роскошью. Но для мужиков из деревни, зимовавших в одном помещении со скотиной, для солдат, с их многолетним казарменным бытом, и подобный расклад был едва ли не роскошью.

РАЗВЕСТИСЬ НЕЛЬЗЯ, НА ПАНЕЛЬ – МОЖНО
Как и во все времена, посещение “злачных мест” в дореволюционном Симбирске было занятием небезопасным. “Гостя”, как называли клиентов, запросто могли накачать спиртным или снотворным и обобрать до нитки, избить и ограбить. Особенно доставалось приезжим и проезжающим. В августе 1877 года в публичном доме солдатки Василисы Юдиной на Буинской улице великобританский подданный Томас Уоллес лишился “золотых часов с цепочкой, медальоном и ключиком за 110 рублей, золотого перстня за 20 рублей и серебряного пенсне за 7 рублей”. Кражу совершила публичная женщина, жена чиновника Александра Троицкая, с которой англичанин разделял купленное ложе.

В большинстве случаев симбирянок “на панель” толкала нищета и неустроенность. Очень много среди них было “соломенных вдов”, солдаток, мужей которых забрали на бесконечную воинскую службу, а также тех женщин, чьи мужья опустились и пьянствовали. Развестись, создать новую семью не позволяло строгое брачное законодательство. Документы фиксируют возраст “жриц любви”: от 22 до 35 лет; по тем временам такие женщины казались немолодыми, лишёнными шансов на серьёзное мужское внимание и семейное счастье.

ОПАСНАЯ ПРОФЕССИЯ
Бедные барышни, кстати говоря, тоже нередко становились жертвами преступлений и издевательств. Особенной жутью потряс губернский город один случай в июле 1866 года, когда на волжском косогоре, в саду, принадлежавшем богатому купцу Карташову, был обнаружен обезглавленный труп одной из арфисток: “весь раздетый, кроме, как только на руках остались почти истлевшие лайковые перчатки”.

9 октября 1868 года мещанин Молчановский “откусил часть левого уха прочь у публичной женщины Филипповой”. 29 июня 1882 года 29-летний симбирский мещанин Степан Виссарионов привёз в лес в окрестностях деревни Поливны двух публичных женщин, Олимпиаду Прохорову и Татьяну Молчанову. Угрозами и побоями мещанин заставил проституток раздеться, связал их, сёк прутьями, сажал в муравьиные кучи, а потом уехал, бросив барышень голыми и связанными. Этот эпизод кажется, скорее, акцией устрашения или мести, нежели воплощением тайных фантазий необузданного мещанина.

Но самую большую и явную опасность от продажной любви составляли венерические заболевания. По официальной статистике, каждая третья “жрица любви” была одержима венерическим заболеванием, гонореей или сифилисом, который излечивался с огромным трудом и недёшево. В год заражалась или “добавляла” новую гадость в уже существующий “букет” болезней каждая шестая симбирская проститутка. Ситуация усугублялась неконтролируемой ни полицейскими, ни медицинскими властями “тайной проституцией”, в разы превосходящей официальные показатели. Кстати говоря, по заболеваемости сифилисом на душу населения и до революции, и в первые годы Советской власти Симбирская губерния занимала невесёлое второе место в стране!

ВЕРНУЛИ “ОБЛИКО МОРАЛЕ”
В разные десятилетия XIX – начала XX столетий местами концентрации разгула являлись окраинные улицы Солдатская (часть нынешней улицы Минаева), Буинская, Татарская, Нижне-Московская (ныне – улица Ленина, от 12 сентября до Свияги), Старо-Казанская (Красноармейская), Миллионная (Островского). Свой краткий пик индустрия сомнительных удовольствий в губернском городе пережила в 1896 – 1898 годах, когда шло строительство железнодорожной ветки от Рузаевки до Симбирска. В городе функционировало целых 22 “дома терпимости” и “дома свиданий”, в которых трудились 73 официально зарегистрированных “женщины вольного поведения”. Но разошлись-разъехались по домам строители -и в “отрасли” настал кризис. Весёлые дома закрывались, барышни искали себе новых занятий.

Но не только экономика, “во всю ширь” развернуться пороку не позволял и административный ресурс, В 1888 году полиция ликвидировала дом терпимости, содержимый солдатской женой Надеждой Таракановой на Миллионной улице, поскольку “в доме Таракановой допускались постоянно беспорядки и около этого дома, на улице, был убит во время ссоры крестьянином Гзвриилом Авдониным состоявший в любовной связи с Таракановою крестьянин Роман Гузаев”. В том же самом году полиция не выдала разрешения на открытие “дома терпимости на шесть девиц” мещанке Олимпиаде Кархалевой, “которая прокармливается случайными заработками и ведет жизнь нетрезвую”.

И, тем более, отрадно, что против активно выступало общественное мнение. В 1895 году домовладельцы с Солдатской улицы потребовали переименовать магистраль, чтобы изгнать саму память “о некогда ютившихся здесь домах терпимости и творимых в этой связи безобразиях”. В 1911 году жители Буинской улицы ходатайствовали о закрытии “всех вертепов сладострастия, которые расположены в центре улицы и окружают единственную школу, рассадницу нравственности, в которой учатся наши дети”.

“Дома терпимости, – писали они, – по производимому ими соблазну не должны находиться среди жителей городских улиц – если есть в них необходимость, то должны быть удалены куда-либо за черту городских поселений”.

Ермил ЗАДОРИН