Работники засвияжского роддома еще не видели более трогательной пары: седой мужчина с палочкой склонялся над кружевным конвертом, в котором посапывала его новорожденная дочка. 61-летний отец и 41-летняя мама смотрели друг на друга так, словно были женихом и невестой.

Тихое счастье

Дома Виктор Севрюков долго сидел возле колыбельки, в которой лежала его новорожденная дочка – с маленькими пальчиками, розовыми ноготкам и глазами темно-синими, как цветы цикория. Девочка тоже внимательно, как показалось Виктору Никитичу, посмотрела на него.

– Детка моя, – улыбнулся он ей. – Наденька…

Девочка, сладко зевнув, зачмокала губами. Скрипнула дверь: Маша, выйдя из ванной, склонилась над колыбелью.

– Уже спит? – она посмотрела на мужа долгим взглядом. – Даже не верится, да?

Виктор Никитич молча кивнул. Он переводил взгляд с лица жены на лицо новорожденной дочки. Смотрел и не мог поверить, что судьба подарила ему счастье стать отцом не тридцать и даже не двадцать лет назад. А только в шестьдесят с лишним лет, когда его ровесники водят внуков в цирк и читают им сказки.

– Когда мы с тобой познакомились, тебе как ей было, – улыбнулся он.

Жену привезли из роддома

В армию он уходил с радостью. Во-первых, полвека назад служить Родине было престижно, а во-вторых, за стеной ночи напролет кричал новорожденный ребенок. Соседка – 30-летняя учительница биологии Ольга Усова – потеряла мужа за три месяца до рождения Маши. Поздно вечером, возвращаясь домой подвыпившим, он поскользнулся на мартовском льду и угодил под трамвай. Маша, никогда не знавшая отца, родилась слабенькой, нервной. Постоянно плакала, плохо спала.

– Ну спи же, спи! – уговаривала ее заплаканная Ольга, вышагивая по квартире с ребенком на руках. Казалось, что полночные бдения будут бесконечными. На материнских руках Маша засыпала моментально, но стоило ее опустить в колыбельку, как плач начинался снова. Бабушка Маши, приехав из Карсуна, купала ребенка в травяных ваннах, делала массаж и что-то шептала на ухо малышке. К году девочка превратилась в толстого сонного ребенка. Заговорила она только в два года, еще через месяц пошла.

Виктор, вернувшийся с армии, иногда встречал Ольгу с Машей на руках, вежливо здоровался и убегал по своим делам, иногда помогая открыть дверь или спустить коляску. Соседскую девочку с толстыми щеками и вечно обиженными губами он жалел. Знал, что ее матери нелегко воспитывать дочку в одиночестве.

Чужое горе

Все эти годы он наблюдал, как девочка растет. Когда она пошла в первый класс, Виктор женился. Свадьбу играли во дворе. И его невеста в пышном белом платье казалась Маше королевой.

– Все годы мы жили бок о бок, – рассказывает Маша. – Детей у Виктора не было, а у меня не было мужа. Почему, не знаю. Сначала долго болела бабушка, поэтому пригласить домой молодого человека было просто невозможно. Последние годы бабушка не вставала с постели вовсе, приходилось убирать за ней, кормить с ложечки парализованную старушку. Ночами не спали, потому что бабушка решила вдруг, что она для нас обуза. Она немного двигалась, и как-то утром мы увидели, что она пытается повеситься, непослушными руками затягивает на шее привязанный к спинке кровати поясок от халата. Это было так страшно! С тех пор мы ни на минуту не оставляли ее одну. Умерла она своей смертью – тихо, легко, во сне.

Оставшись жить с мамой, Маша решила, что должна посвятить себя ей. Она примерно училась, по вечерам смотрела телевизор, читала книжки. Поступила в вуз и, как ее мама, стала учительницей русского языка и литературы.

Виктор Никитич – ее сосед за стеной – иногда помогал двум женщинам по хозяйству. Никогда не отказывался, если нужно было починить розетку или посмотреть забарахлившую стиральную машину.

– Соседи ближе родственников, – любила повторять мама Маши. – Если что-то случится, то в первую очередь сосед поможет.

С годами их отношения становились все более близкими и доверительными. По осени они носили друг дружке яблоки со своих дачек, Виктор Никитич помогал Марии и Ольге привозить овощи и фрукты. Маше было 24 года, ему уже 44. Разница была велика, но мама всегда говорила Маше, что желала бы ей только такого мужа.

– Да ладно, куда уж мне? – Маша смущалась. – Он же старый для меня, мама.

Болезнь жены

Жена Виктора Никитича, Марина Михайловна, работала на производстве, в цехе. Никто и не заметил, что она стала чувствовать себя все хуже. Сначала жаловалась на слабость, потом вдруг стала терять в весе. Медицинское обследование показало: необходима операция в онкологии.

– После операции Марина еще долгое время лежала в больнице, потом, когда перевезли домой, не вставала. Ухаживать за ней было некому: Виктор Никитич пропадал на работе, родители жены жили на окраине области, в Инзенском районе. Поэтому за Мариной стала ухаживать Маша. В 38 лет у нее не было ни семьи, ни подруг, которым была бы нужна ее помощь. Самыми близкими людьми для нее стали Виктор Никитич и его жена. И еще мама.

С утра у постели Марины Михайловны сидела ее мама, после двух, когда заканчивались занятия, приходила Маша. Кормила ее обедом, выходила с ней на прогулку. Однажды соседка попросила ее:

– Если со мной что-то случится, не бросай его, ладно?

– Ну что вы такое говорите! – Маша чуть не расплакалась. – Тетя Марина, с вами все будет хорошо.

– Нет, – та покачала головой. – Я чувствую, что со мной что-то не так.

Через полтора года она умерла. Ездила по врачам, санаториям, пила дорогие таблетки. Ни любовь мужа, ни заботы близких не смогли ее спасти.

Новая жизнь

Горе делает людей ближе друг к другу. И весь дом – обычная пятиэтажка, где во дворе стоит стол с домино и детская песочница, – превратился в одну большую семью. Каждый день соседи шли к Виктору Никитичу, утешали, просили, чтобы он крепился. Тот находился в прострации. Первое время Маша даже оставалась у него, чтобы поддержать, поговорить.

– Мы столько лет вместе прожили, – говорил он. – Мариночка такая тихая была, такая добрая. И дома все было на месте: такой лад царил…

Они не заметили сами, как их отношения стали более близкими. Постепенно Маша поняла, что не может обходиться без этого человека, который был для нее всем – мужем, отцом, которого она не знала, и, наверное, был ребенком. Потому что требовал заботы, искренности и тепла, которых у Маши было более чем достаточно.

Ее беременность стала шоком для всего дома. Соседи не могли говорить ни о чем другом – только о 60-летнем Викторе Никитиче и его 40-летней жене Маше. Но, посудачив, люди пришли к одному мнению: эти люди заслужили свое счастье.

…По вечерам они гуляли вместе. Разговаривали редко, но молчание не было им в тягость. Виктор Никитич сначала чувствовал вину перед женой, но, съездив к ней на могилу, вернулся успокоенным.

– Марина все поняла и простила, – говорил он. – Я в этом не сомневаюсь.

Дочку – первого и, в этом они не сомневались, единственного ребенка – решено было назвать Надеждой. До самого последнего момента Мария боялась, что роды будут тяжелыми, а ребенок родится увечным. Но дочка – маленький комочек в кружевном конверте – появилась на свет абсолютно здоровой. И это для немолодых уже родителей стало абсолютным счастьем.