…Есть поверье, что дети наследуют не только внешность, но и судьбу своих родителей, переживая ее, искупая ошибки. “Я несу мамин крест”, – убеждена Масания Акчурина из Димитровграда.

В ее доме всегда тихо. Два сына, две снохи – все глухонемые. Даже четырехлетний внук – Рамильчик – долгое время молчал. Сейчас он единственный, кто может поговорить с бабушкой.

– Чай, спасибо, Рамиль – слова даются ему тяжело, но бабушка уверена, что вытащит ребенка из немого омута.

Обида

– Я была пятым ребенком в семье, – рассказывает Масания Акчурина. – Перед моим рождением отец с мамой долго спорили, когда я должна появиться на свет. “Признавайся, от кого нагуляла?!” – кричал он на мать. Та молчала, не желая оправдываться.

В то утро, когда начались схватки, Галина пошла пешком к сельской больнице, никому не сказав, что рожает. Схватки начались на улице.

– Сядь на телегу, я тебя прошу, – почти со слезами кричал догнавший жену Фатых. – Ну что ты молчишь?

Галина с закушенными от боли губами стояла, опустив глаза. Тогда Фатых подхватил жену на руки, посадил на телегу. Скинув с плеч армейский ватник, бросил его жене.

– Укройся, не застуди ребенка.

У него дрожали руки – не только от лютого новосибирского мороза, но еще от волнения и злости на жену. Галя родила во дворе больницы – на телеге.

– Что смотрите? Носилки давайте, – кричал Фатых на медсестер. – Рожавшей бабы не видели?

Дочка, Масания, Сонечка, появилась на свет в день, рассчитанный отцом. И глядя в темные глаза жены, Фатых понял, что обидел ее, как никогда еще не обижал. Галина безропотно терпела все – буйный нрав, постоянные переезды, разлуку с родными. Не вынесла одного – подозрения в измене.

Вернувшись из больницы, она окончательно перестала разговаривать с мужем. Она молчала даже, когда муж ушел на войну в 1941. Не простившись, не поцеловав напоследок, опустила глаза и молча закрыла дверь. И только спустя два года, когда пришла телеграмма “Пропал без вести”, закричала истошно, по-бабьи, заголосила на весь дом. Упала без памяти, сжимая скомканный листок. А очнувшись, с ужасом осознала, какой груз в душе ей придется нести.

Голод

Только в конце войны, встретив в госпитале товарища отца, мама узнала, что Фатых погиб где-то под Витебском. Тогда нам назначили пенсию. Прокормить пятерых детей на крошечную зарплату уборщицы было невозможно.

– Ели ботву, лепешки из лебеды, – вспоминает Масания. – Однажды меня угостили печеной картошкой, настоящей – большой и горячей картофелиной, с хрустящей запеченной корочкой. Это было невероятное лакомство!

В Димитровград к бабушке, папиной маме, ехали, надеясь на теплый кров, на родных, которые помогли бы уберечь оставшихся в живых младших от голодной смерти.

– Бабушка прогнала нас, – вспоминает Масания Фатыховна. – Не нужны мы оказались родственникам. Да что там, я простила давно…

Только в 1947 году они обрели свое постоянное пристанище в Мулловке. Мама работала то в димитровградском госпитале, то в школе – уборщицей. Приезжала домой затемно, когда малыши уже спали. Однажды Соня так соскучилась по маме, что прошла босиком тридцать километров. Прибежала в школу, где та работала. Худенькая, темноволосая, в длинном домотканом платье.

– Стою во дворе, а меня дети обступили. Кричат: “Цыганеночка привели”. Вышла директор, спрашивает, к кому я. Сказала, и она меня к маме отвела. Я к ней на шею кинулась, кричу: “Не хочу я без тебя”.

Счастье

– Я всю жизнь училась прощать, – тихо говорит Масания.

В 13 лет Соня бросила школу: учительница, накричав, выгнала с урока. Думала, Соня завивается, чтобы на нее обратили внимание мальчики, а она от обиды не смогла объяснить, что у нее свои черные вьющиеся волосы… Устроилась на “Главмуку”, в художественную самодеятельность. Потом в вечернюю школу на швею. Днем ворочала десятикилограммовые утюги, вечером выступала, а поздно ночью готовила уроки.

Самое счастливое воспоминание, когда она в 17 лет поехала в Ульяновск поступать в музыкальную школу. И ее – девочку с улицы – приняли без экзаменов “в обход чистеньких домашних деток”, которые приехали на экзамены из Уфы, Казани, Самары со своими педагогами.

– Счастье долго не длится, – говорит Масания Фатыховна. – Я не стала прославленной певицей. Осталась дома, чтобы зарабатывать на хлеб.

Через три года она по большой любви вышла замуж, родила двух сыновей и, как мама, рано осталась вдовой.

Тишина

Она привыкла рано вставать, готовить завтрак, поднимать хнычущих мальчишек и бежать на работу. Обошла всех врачей. Но надежда на то, чтобы вылечить детей, была минимальна. Масания Фатыховна учила язык жестов и постепенно свыклась с мыслью, что в ее доме всегда будет тихо.

– Дети у меня высокие, красивые, – улыбается она. – И снохи тоже симпатичные. Только дома молчаливо как-то. Даже телевизор я одна смотрю.

Когда появился на свет внук Рамиль, Масания Фатыховна больше всего боялась, что мальчик будет молчать. Так и вышло. За первые четыре года он не произнес ни слова.

– Я оббивала пороги больниц, ходила и по врачам, и по знахаркам. Одна мне сказала, что за молчание матери приходится платить мне и моим детям. Я только спросила: “А скоро?”. “Не знаю, – честно ответила та. – По-разному бывает…”

Масания Фатыховна не теряла надежды, она возила Рамиля по врачам – к частным, к государственным, купала ребенка в травах, делала массаж, занималась с ним… и случилось чудо. Мальчик заговорил. Когда Рамиль произнес свои первые слова, бабушка Соня заплакала. В тот момент она поняла, что молчание матери искупила сполна…