В Чечне, в отдалённом районе,

Где стычкам не видно конца,

Служили в одном батальоне

Два друга, два храбрых бойца.

Один был седой, лысоватый,

Видавший и небо, и ад.

Его уважали ребята,

Он был в батальоне комбат.

Другой лет на двадцать моложе

Красив был, как юный Амур,

Любимцем солдат был он тоже,

Певун, озорник, балагур.

Однажды пошли на заданье

Весной, когда горы в цвету,

Отряд получил приказанье –

Соседнюю взять высоту.

Вот пуля врага пролетела,

Послышался стон среди скал,

И рухнуло мёртвое тело,

То младший товарищ упал.

Десантники взяли высотку,

Чечены на юг отошли,

И снайпершу в белых колготках

Бойцы на КП привели.

Была она стройной блондинкой,

На спину спускалась коса,

Блестели, как звонкие льдинки,

Её голубые глаза.

Комбат посмотрел и заплакал,

И нам он в слезах рассказал:

“Когда-то студентом филфака

Я в Юрмале всё отдыхал.

Ах, годы мои молодые,

Как много воды утекло.

И девушка с именем Вия

Ночами стучалась в стекло.

Был счастия месяц короткий,

Как сладко о нём вспоминать.

В таких же вот белых колготках

Валил я её на кровать.

Неловким, влюблённым студентом

Я был с ней застенчив и тих.

Она с прибалтийским акцентом

Стонала в объятьях моих.

Ты думала – я не узнаю?

Ты помнишь, что я обещал?

Так здравствуй, моя дорогая,

И сразу наверно прощай!

Тебя ожидает могила

Вдали от родимой земли.

Смотри же, что ты натворила!”

И мёртвого ей принесли.

Латышка взглянула украдкой

На свежепредставленный труп,

И дрогнула тонкая складка

Её ярко-крашенных губ.

Она словно мел побелела,

Осунулась даже с лица.

“Ты сам заварил это дело,

Так правду узнай до конца.

Свершилася наша разлука,

Истёк установленный срок,

И, как полагается, в муках

На свет появился сынок.

Его я любила, растила,

Не есть приходилось, не спать.

Потом он уехал в Россию

И бросил родимую мать.

Рассталась с единственным сыном,

Осталась в душе пустота,

И мстила я русским мужчинам,

Стреляя им в низ живота.

И вот, среди множества прочих,

А их уже более ста,

И ты, ненаглядный сыночек,

Застрелен мной в низ живота”.

В слезах батальон её слушал,

Такой был кошмарный момент,

И резал солдатские уши

Гнусавый латвийский акцент.

Но не было слёз у комбата,

Лишь мускул ходил на скуле.

Махнул он рукой, и ребята

Распяли её на столе.

С плеча свой “калашников” скинул,

Склонился над низким столом

И нежные бёдра раздвинул

Он ей воронёным стволом.

“За русских парней получай-ка,

За сына, который был мой…”

И девушка вскрикнула чайкой

Над светлой балтийской волной.

И стон оборвался короткий;

И в комнате стало темно.

Расплылось на белых колготках

Кровавого цвета пятно.

А дальше, рукою солдата,

Не сдавшись злодейке судьбе,

Нажал он на спуск автомата

И выстрелил в сердце себе.

Лишь эхо откликнулось тупо

Среди седоглавых вершин

Лежат в камуфляже два трупа

И в белых колготках один.

И в братской, солдатской могиле

На горной, холодной заре

Мы их поутру схоронили

В российской, кавказской земле.

Торжественно, сосредоточась,

Без лишних, бессмысленных слов,

Отдали последнюю почесть

Из вскинутых в небо стволов.

Мне ваших сочувствий не надо,

Я лучше пойду и напьюсь.

Зачем вы порушили, гады,

Единый Советский Союз?