Всю войну Татьяна Захарова батрачила на немцев, но сохранила о своих захватчиках добрые воспоминания

Когда началась Великая Отечественная, Тане исполнилось 17 лет. Всю войну она пленная работала уборщицей в немецком штабе в оккупированном Новочеркасске. Сейчас Захарова, которой уже за восемьдесят, овдовела, живет в Ульяновске. А сын, дочь и двое внуков часто ее навещают. Они очень любят слушать ее рассказы о войне.

Первая встреча

Войну Татьяна Александровна встретила в Новочеркасске, городе казачьем и от этого довольно самобытном. Именно благодаря казакам город до войны никто не трогал. Немцы брали многие города, но не Новочеркасск. И не потому, что боялись казаков, а потому, что казачество оказывало оккупантам содействие, за это их не бомбили…

– Над нашим городом только снаряды летали, – вспоминает Татьяна Александровна. – Мне было интересно, что такое на улице творится, а мама пряталась под кроватью и меня пыталась туда загнать. А я понять не могла, что это такое: летали, летали, звуки ужасные – и вдруг тишина.

В то утро Таня и ее мама проснулись рано, очень хотелось пить, а воды в доме не было. Тогда девушке пришла в голову шальная мысль: “Да что же такое? Что мы прячемся?!” И она решила выйти на улицу.

– Беру я коромысло, выхожу на улицу, – рассказывает Захарова. – Открываю ворота, смотрю – стоит какой-то мужчина. Но мне было очень странно, почему у него брюк нет. Какие-то короткие штаны, белая рубашка. Подхожу ближе и вижу свастику у него на кармашке. И тут до меня доходит, что это немец передо мной стоит.

За воротами была колонка, из которой можно было накачать воды. Так вот девушка подошла к нему и спрашивает по-немецки:

– Здравствуй! Можно мне воды взять? – поскольку Татьяна училась в 10 классе, то язык она немного знала.

– Бери, – ответил чужак.

Набрала девушка воду, но надо обратно в дом идти, а у нее ноги подкашиваются, и к немцу спиной не хочется поворачиваться. Наверное, инстинкт самосохранения тогда сработал. Так и шла она до калитки, пятясь назад с ведрами, болтающимися на коромысле.

– Зашла в дом, поставила ведра, – рассказывает Татьяна Александровна, – и кричу маме, что на улице немцы. Никак успокоиться не могла. В это время раздался какой-то зловещий стук в калитку.

Немцы решили наведаться к женщине, которая сдавала семье Татьяны Захаровой пристрой. Она была одинокой зажиточной казачкой, поэтому у нее были куры – большая роскошь по тем временам.

– Открывается калитка на распашку, входят трое немцев – здоровые, крепкие, – вспоминает Захарова, наблюдавшая за всем из своего флигеля. – Зашли во двор и давай по сараям рыскать. И вдруг открывают дверь, а там куры. Они их всех перебили и пошли со двора как ни в чем не бывало. А бабка-хозяйка выбегает, кричит, что вы, мол, сделали?! Вот таким было мое первое знакомство с немцами.

Доносы

У фашистов была очень распространена система доносов, и советские граждане в нее также отлично встраивались и охотно участвовали. Так, хозяйке дома, где жила семья Татьяны Александровны, очень хотелось освободиться от квартирантов. И как только появилась полиция, она стала строчить на них доносы. Писала о том, что Татьяна и ее брат – комсомольцы.

И вот однажды, когда Таниной мамы не было дома, за девушкой пришли двое немцев и полицай.

– Вывели меня на улицу, – вспоминает Захарова, – а в тот момент по противоположной стороне улицы шла моя подруга. Она меня увидела, и я ей крикнула, чтоб она скорей бежала на огород, рассказала все моей маме. И тут сзади удар в спину стволом автомата. Я упала и разбила подбородок, у меня и сейчас там шрам.

Подруга все передала матери Татьяны Александровны. Тем временем девушку привели в подвал, где уже было достаточно арестованных. Испуганная и плохо понимающая, в чем дело, она прижалась к лестнице. Людей вокруг было много: и молодые, и старые. Время от времени в подвал спускались немецкие солдаты, называли фамилии. Люди строились и уходили, а Таня все сидела в уголке. С самого утра и до четырех часов просидела она в том подвале, не зная, чего ждать. Но настал ее черед – прозвучало и ее имя.

– Думала, что-то ужасное будет! Привели меня в комнату, вижу: сидят немцы, и моя мать стоит. Сначала хотела к ней подбежать, но вовремя поняла, что лучше этого не делать. Один из немцев обращается ко мне: “На тебя жалуются, что ты комсомолка”. А я говорю: “А кто у нас не комсомолец? У нас все комсомольцы”.

Посовещавшись, немцы решили оставить Татьяну в Новочеркасске, чтобы у них мыла полы и печь топила. В Германию ее не отправили. Только потом она поняла, что тех людей, которые сидели с ней в подвале, угоняли на вражескую территорию.

Чего только не насмотрелась она за это время – видела, как изменяли казаки, как они маршировали и общались с фашистами. Было очень тяжело наблюдать, как люди предают родину…

“Добрые” оккупанты

Большинство немцев к Татьяне Александровне относились хорошо. Никто не приставал, а некоторые даже помогали. И все без исключения называли ее “мэтхен” – девочка.

– Помню, как я носила кастрюльки на кухню, – рассказывает Татьяна Александровна, – и просила повара налить в обе кастрюли супа, объясняла, что я их ношу бедным людям. И мне наливали. Я многих тогда кормила. Но никто из немцев меня за это не ругал, никто. Когда у них Новый год был, я помню, мне даже какой-то платочек подарили, какие-то бусинки.

Однажды в феврале улицу огласили радостные крики русских.

– Я выбегаю на улицу и вижу, что идут наши танки. Вот и все! Так я встретила наших…

А напоследок, когда немцы уходили из Новочеркасска, один из них впрочем пытался застрелись”мэтхен”. Ведь Татьяна Александровна много знала, была в курсе почти всех дел, видела карты. Фриц пришел домой к Татьяне, долго с ней разговаривал и вел себя, в общем-то, дружелюбно…

– Стал прощаться со мной, и я, когда закрывала за ним дверь, нагнулась, чтобы подобрать засов. Если б не нагнулась, была бы убита, потому что он в этот момент выстрелил из пистолета с глушителем сквозь дверь. Я даже и не поняла, что это прожужжало и почему в моей стенке отвалилась штукатурка. От страха выронила засов из рук. А немец подумал, что это я упала, что дело сделано, и ушел.

Татьяна Александровна осталась в живых, пережила войну, плен, устроила свою жизнь. Сейчас ей уже за восемьдесят, но все равно в памяти свежи воспоминания о немцах. Видимо, так устроена память, что плохое забывается, стирается из воспоминаний юности… Так и Захарова нынче отзывается о захватчиках хорошо. Ведь хоть кругом и шла ужасная, омерзительная война, но она-то была молода и прекрасна… 17 лет! Чудный возраст. Конечно, жаль, что вместо свиданий пришлось ходить в немецкий штаб, мыть полы… Но тут уж ничего не поделаешь, не мы выбираем время, в котором жить.

Благодарим научно-исследовательский центр “Регион” за предоставленные исследования “Семейные истории о Великой отечественной войне: от гендерных стереотипов к их преодолению”.