Вячеслав Кокорин – имя в российской театральной среде громкое. Знает этого яркого режиссера и педагога и публика многих зарубежных стран.

Лауреат «Золотой маски», а в этом году еще и член жюри главной национальной театральной премии, создатель «Байкальской театральной школы», на занятия которой съезжались российские и иностранные стажеры и педагоги, сейчас он – главный режиссер Нижегородского ТЮЗа и производит там нечто вроде революции.

На прошлой неделе маэстро дал мастер-класс для артистов Ульяновского «NEBOLSHOGO театра» и студентов актерского отделения факультета культуры и искусства УлГУ. Что привело Вячеслава Всеволодовича в наши края?

– В ТЮЗе Ульяновска работает ищущая, молодая команда, -рассказывает он. – Ребята по-хорошему честолюбивы, хотят понять тайны профессии, которые бесконечны. Они ездят на фестивали, показывают себя, узнают себя. Это живой путь. Насколько я знаю, к ним должен приехать режиссер из Франции, идут переговоры с интересным руководителем детского театра из Хорватии. Грустно бывает, когда коллективы варятся в собственном соку, тогда-то и начинается «замирание». А тут – все иначе, и они меня пригласили.

– У Вас своя методика преподавания актерского мастерства. В чем ее суть?

– Вместе с женой Зоей Иосифовной Задорожной преподаем уже 30 лет.

Выработана своя терминология. Для нас важно понятие пространства, которое является носителем каких-то определенных качеств. Это все помогает готовить актера как инструмент. Можно его настроить, можно расстроить. Мне рассказывали, в Одессе в кафе-шантанах был свой фортепианный строй. По классике две струны нужно натягивать одинаково, а они делали одну ниже другой, и такой строй назывался «в разлив». Клавиша – та же, а звук – другой. Блатные мелодии «в разлив» шли только так. То же самое артист: если он владеет определенными терминами и словами, он может себя настроить в соответствии с общей затеей, с замыслом режиссера, автора. И тогда те реакции, которые будут возникать на сцене, могут быть разными, в том числе и «в разлив».

– Согласны ли Вы с тем, что сейчас идет борьба за души детей между телевидением с его опускающими ниже пояса шоу и теми, кто хотел бы видеть подрастающее поколение умным, позитивно настроенным.

– Происходит тотальное уничтожен и е духовного начала в человеке. Социологи говорят: ребята, которые родились в период перестройки, когда войдут в половозрелый период, увеличат преступность в стране до огромных размеров. Эта пора уже приходит. Сегодняшние пятнадцатилетние покажут, кого мы воспитали с этим безобразным отношением к учителям, с этой подачкой им по тысяче рублей за классное руководство, с этими пединститутами, куда идут худшие, а потом в школы – худшие из неустроившихся. Я, конечно, немного усугубляю ситуацию: есть и хорошие учителя, и родители, и театры, но погоды они не делают. Во Франции существует такое выражение: в жертву принесенное поколение. Это те, кто родился или рос во времена сексуальной революции, когда родителям было не до детей, и в результате те потом не смогли найти себя в жизни. Недавно узнал, что в Германии бьют во все колокола: страна находится на 13 месте по образованию. Разговор идет на уровне национальной безопасности. Учителей в срочном порядке переучивают, добавляют им зарплату, еще что-то делают. А знаете, на каком месте мы? На 135-м! И не волнует нас это!!! В Нижнем Новгороде было ток-шоу по проблемам наркомании. Меня пригласили как руководителя ТЮЗа. Сидят педагоги, милиционер, представители общественных организаций. Я привел пример из газеты, где говорилось, что известен маршрут, по которому таксисты возят молодежь за дозой, и спрашиваю милиционера: что Вы сделали, чтобы этого маршрута не было? Он отвечает: «Ну, Вы знаете, так просто этого нельзя сделать…». В «Новой газете» приводились результаты опроса школьников: 70 процентов мальчиков мечтают стать охранниками. Почему? Потому что не надо учиться, ничего не надо делать, да еще и «бабки» платят! За какие души тут можно бороться?

– И детский театр бессилен?

– Честно говоря, да. Это как химиотерапия на последней стадии рака. Недавно председатель СТД Александр Калягин поставил в известность Путина, что бедуют ТЮЗы. Президент предложил представить ему план. Мне звонят: «Немедленно давай предложения!» Говорю: «Дайте подумать». «Не-не-не, в понедельник мы все должны отослать в Кремль». А разговор происходит в субботу. Это как у Андрея Платонова в «Городе Градове» – надпись на отрывном календаре: «Не забыть составить 25-летний план развития народного хозяйства. Осталось три дня».

– Все так безрадостно?

– В театре радость одна: когда на спектакле тишина, дети замолкают. Значит, в это время незримый ангел пролетает. В Нижегородском ТЮЗе добиться этого особенно сложно, там 800 мест.

– Как человек, входивший в жюри «Золотой маски», что Вы можете сказать, куда движется театральный процесс в России, каковы его основные тенденции?

– Сильно отличаются друг от друга театры, которые движутся и которые не движутся. Которые не движутся, те опускаются до клипов, до Куни (современный российский автор, который пишет пьесы фривольного содержания, рассчитанные исключительно на коммерческий успех. – Прим. ред.). На это ходят, это классно «хавается» у тех, кто получил «образование» у «Кривого зеркала», «Аншлага» и тому подобных «ПТУ». К сожалению, большинство театров живут за счет этих текстов. Но в Москве все определеннее пробивается трава новой драмы, удачной и неудачной. Это разговор о жизни -реалистичный или неореалистичный – честных молодых людей, которые хотят обрести свой голос. Есть, например, Ваня Вырыпаев. Когда один из его текстов прочитал Кама Гинкас, он позвонил ему: «Спасибо, старик, я дожил до хорошей литературы». Отрадно, что театры становятся очень разными. В Москве можно увидеть и откровенно коммерческий театр, и музей-театр, и искреннее новаторство, и новаторство, рассчитанное на успех. К чему это приведет, -неизвестно. Но ясно, что театров станет меньше. И в этом есть резон, потому что многие из них просто не состоятельны. Хотя театр -штука живучая, они – как тараканы на кухне…

Записала Ирина Морозова