“Просим Вас со всей серьезностью отнестись к нашему письму. Это наша боль и слезы. Остановите бесчинства, которые творят группировки!”

Это строчки из письма в адрес российского президента. Его написали родители учеников Ульяновска. Копии направлены министру внутренних дел РФ и губернатору Ульяновской области. Министр Рашид Нургалиев вынужден был отправить на родину Ильича специальную комиссию. Но жители Ульяновска, не надеясь на милицию, создают дружины самообороны.

Репортер “МК” съездил в новую столицу молодежных банд и пришел к неутешительным выводам: подростковый террор расползается по регионам. Если его не остановить, новая волна может накрыть всю страну.

В Ульяновском отделе образования каждый день читают милицейские сводки. И хватаются за голову.

“Возле развлекательного комплекса “Искра” зарезан ученик 53-й школы”. “Во дворе школы №82 получила удар по голове учительница, которую увезли в реанимацию”. “В Заволжье ударили ножом парня, который заступился за девушку”… Двадцать пострадавших за две недели.

Власти трубят: “На борьбу с уличными бандами брошены все силы”. Для патрулирования улиц УВД области в срочном порядке отозвало из командировок на Северном Кавказе 90 бойцов ОМОНа. Проблему молодежных группировок рассматривают на заседаниях областного правительства. А в больницы города продолжают поступать молодые люди с колотыми и резаными ранениями.

Откуда у подростков эти агрессия и жестокость? Что затягивает их в “конторы”? Реакция на дефицит власти? Протест против нищенского существования? Просто заманчивый образ жизни? Чтобы ответить на эти вопросы, мы “нырнули” в самую гущу группировщиков.

Группа поддержки

— 400, 500… — шевелит пацан синими от мороза губами. Сунув пачку денег в облезлую барсетку, подпрыгивает на месте. На парковщике черная куртка с чужого плеча, темно–серая шапка, ботинки с квадратными носами — “гробы”. Типичная униформа ульяновского “конторщика”. Протягиваем ему 20 рублей — такса за ночную парковку не меняется уже год. “Вот, — говорю, — и пополнили общак стародоманских”.

— Попробуй не заплати, — отзывается водитель. — Утром увидишь нацарапанное гвоздем на машине матерное слово.

Во двор подкатывают одна машина за другой. Жителям панельных пятиэтажек начхать, санкционированная это стоянка или нет. Тут привыкли жить под “крышей”.

Зовем “смотрящего” погреться в машину. Проворно забирается на заднее сиденье. Тут же протягивает руку: “Свирь!” Бояться ему нечего. Он в своем районе. За ним — сила. Обидеть “солдата на окладе” — последнее дело. Нажмет кнопку на сотовом — тут же примчится вооруженный битами оперативный отряд.

В Ульяновске каждый школьник знает: дальнюю часть Засвияжского района контролируют стародоманские, ближнюю — варапаевские. Азатовские “крышуют” Криушье, молодовские — Новоульяновск, орловские — весь Заволжский район.

Спрашиваем о сборе за ночь. Свирь (на самом деле его зовут Саша) охотно выдает: “6—7 тысяч набегает”. За ночное дежурство смотрящий получает 130 рублей.

— Матери сапоги войлочные купил! — хвастается пацан.

Остервеневший от постного масла, макарон и картошки, он теперь может купить себе колбасу и пепси-колу.

Саше 14 лет. Год назад его подобрала “контора”, одела, определила в “качалку”, дала работу. Он четко усвоил, что основная цель пребывания в группе — делать деньги себе и своей улице. Он не должен сбывать наркотики (хотя может контролировать тех, кто продает их на территории его группировки). Он не должен бояться драки. В любой момент перемирие между группировками может нарушиться, и если сегодня война — придется биться на смерть.

Так, недавно на пустыре, почти в центре Ульяновска, сошлись кузинские с “Центр–КамАЗом”. О готовящемся побоище было известно за две недели. Битва разрабатывалась по всем правилам военного искусства. С обеих сторон в центре выступали “старшаки”, по флангам — 15—16–летние пехотинцы, за ними — 13–летние солдаты, или просто “мясо”. Безбашенные, они шли друг на друга с пистолетами, заточками, арматурой и спицами. В массовой драке участвовали больше 100 человек. Когда свидетели вызвали милицию и уцелевшие бойцы расползлись по кустам черными пауками, в пыли остались корчиться два десятка раненых. Двое молодых людей погибли, еще один скончался в больнице. Полтора месяца врачи собирали изувеченных подростков по частям.

“За базар ответишь”

Прокуратуре известно, что территория Ульяновска, как лоскутное одеяло, поделена между 9 молодежными группировками. В каждой из “контор” — от 150 до 300 человек. Есть и свои покровители. “Центр-КамАЗ”, например, контролирует один из крупных предпринимателей.

— У нас, как стемнеет, улицы вымирают, — рассказывает житель микрорайона “Свияга” Павел Афанасьевич.

Пенсионеру особенно не повезло. Его дом стоит около школьного стадиона, где что ни вечер — большой сбор. В декабре подростки решили размяться. Вооружившись булыжниками, разбили в школе 15 окон. Один из камней едва не попал сторожу в голову. Когда тот высунулся наружу, услышал окрик: “Вякнешь — покупай белые тапки!” Следом из пневматической винтовки обстреляли кабинет директора. А утром через педагогов передали ультиматум: “Отстегивайте в месяц 5 тысяч, и в школе будет порядок!”

28 декабря состоялась разборка на территории 40-й математической школы. Накануне на школьной дискотеке один из гостей выскочил на сцену, диджей сделал ему замечание. “За базар ответишь”, — пообещал “чужак”. Опасаясь мести, старшеклассник позвал на помощь троих старших друзей. Рано утром к лицею подкатила “на стрелку” старенькая “семерка”. Лицеисты впятером стояли на крыльце школы, разговаривали. К ним просочился шнырь, прошипел: “Надо поговорить!” — и тут же юркнул за угол. Как только компания обогнула кирпичную пристройку, через забор перелезли восемь типов во всем черном. В руках у каждого из нападавших были металлические прутья.

— Они приехали не драться, а убивать! — рассказывает жительница прилегающей к школе пятиэтажки Татьяна Степановна. — Те, что были без оружия, пытались головы руками прикрывать…

Толпа разбежалась — на снегу остались лежать пять окровавленных тел: три взрослых и два лицеиста.

Четырех пострадавших врачи поставили на ноги. А вот 19–летнего Сергея Андрюшина спасти не удалось.

— У парня была проломлена голова, перебиты нос, хрящики ушей, пальцы рук, — говорит преподаватель железнодорожного техникума, где учился Сергей. — Когда хоронили студента, плакали навзрыд и ученики, и учителя. За что погиб? Ведь не война…

— Не нагнетайте обстановку. Происшествие в школе не имеет никакого отношения к подростковой преступности, — заявил нам старший помощник прокурора Ульяновской области Василий Зима. — Сергею Андрюшину, скончавшемуся в больнице, было 19 лет, а парню, которого задержали и предъявили обвинение, — 23 года. Это житель областного центра. Личности еще троих нападавших установлены, они разыскиваются.

Между тем учащегося 40-го лицея 16-летнего Виктора Кулакова только недавно выписали из больницы. Сейчас он с трудом передвигается по квартире, у него заторможенная речь, резко ухудшилось зрение. Весной Витя снова ляжет на операционный стол: в череп будут вживлять специальные пластины. У его одноклассника перебиты пальцы правой руки.

…На углу злосчастной школы — три милицейских “УАЗа”. Присмотревшись, замечаю в 30 метрах от школы следственный изолятор. Его и “опекают” стражи порядка. А здание школы патрулирует добровольная родительская дружина.

— Кто еще защитит наших детей? Мы не верим ни милиции, ни обещаниям властей. Несем вахту сменами по пять человек, — говорит, растирая на морозе щеки, женщина, назвавшаяся Ольгой.

У директора при виде моего удостоверения начинают дрожать губы. Второй месяц лицей лихорадит от набегов следователей и комиссий. Недавно, не выдержав напряжения, скончалась от сердечного приступа 43–летняя завуч школы Ангелова.

— В школе боятся потерять учеников, — вздыхает охранник. — В профильные лицейские классы здесь раньше был жесткий отбор…

Теперь в городе уверены: школа “под колпаком” у группировщиков.

“Три пишем, два в уме”

“Малолетние правонарушители у нас как на ладони!” — заявляют в отделе по делам несовершеннолетних одного из самых криминальных районов города — Железнодорожного. С капитаном милиции Еленой Голиковой мы отправляемся в рейд. На ее участке — сплошные общаги, “под крылом” — 70 подростков.

Входим в темный подъезд, как в шахту. Инспектор тычет в один из 15 звонков.

— Витьки второй день нет дома! — встречает нас хозяин.

Следом выплывает, едва держась на ногах, мамаша. Девять вечера, оба родителя успели расслабиться.

— Начальник, ты бы сына упрятала, а? Лучше снова в закрытую школу, — растирает кровоподтек на лице горе-папаша.

На улице Елена закуривает. За 15–летнего Витьку она борется третий год. Парень совершил грабеж, два месяца провел в Центре временного содержания. Теперь она просит Витю об одном: окончить 9 классов. Классная, выводя оценки за четверть, твердит: “Три” пишем, “два” в уме”.

Лена — родом из Грозного, семь лет работала инспектором по делам несовершеннолетних в Наурском районе Чечни, где познакомилась с будущим мужем — военнослужащим из Ульяновска. В Железнодорожном районе работает четвертый год.

— В Чечне было легче. Брошенных детей практически не встречала. Для чеченцев дети — богатство, всех безродных ребятишек принимали в семью.

Ульяновские подопечные не боятся ни Бога, ни черта, ни милиции. Пьют, нюхают клей, грабят… “Ни отцам, ни матерям своим не нужны, — горячится инспектор. — От безделья и беспросветности сбиваются в стаи”.

Из детсадовского дворика слышим: “Здрасьте!” Со скамеек поднимаются трое. Темные шапки сдвинуты на затылок. Явно подражают “конторским”.

— Миша, ты почему на прошлой неделе тренировку пропустил? — выговаривает одному из пацанов инспектор.

— Горло болело, — прячет глаза щуплый мальчишка.

На вид пацаненку не больше двенадцати.

— Ему 15, — говорит Лена, когда, разогнав мальчишек по домам, мы идем дальше. — Мать по мужикам кочует, исчезает то на месяц, то на два. Миша с бабушкой живет, на хлебе и молоке…

Чтобы уберечь подопечного от “конторы”, Лена, используя все свои связи, устроила подростка в детскую спортивную школу. Надеется, что дзюдо уведет Мишу с улицы.

А перед нами — очередная общага. Спускаемся в полуподвальное помещение. Половина окон забраны фанерой. Здесь можно жить?..

Поют дверные петли, и я понимаю: можно.

Два топчана, гора ватных одеял. На стене с плаката смотрит телебандит Саша Белый, с пола — пьяный молодой человек. Глаза — два черных дула. Наставлены прямо на нас.

— Заел мне жизнь! — кричит из угла седая женщина. — Когда на работу устроишься?!

Тот показывает обкусанный шиш.

Говорить не о чем. 17–летний парень явно не понимает, кто перед ним. Оставив записку с просьбой зайти в отделение, спускаемся вниз.

— Здесь я проиграла! — сетует Лена. — С Юрой ничего уже не сделаешь. Не сегодня, так завтра попадет за решетку. К группировщикам примкнул сознательно. Отец мотает срок, брат под следствием… Иного жизненного сценария у парня нет.

Зона бедствия

Силовики рапортуют: “Дважды проведена операция “Группа”, дважды — операция “Безнадзорник”, операции “Лидер”, “Улица”, “Подросток”, “Квадрат”. В отделения милиции доставлены семь тысяч несовершеннолетних правонарушителей”.

2006 год был объявлен в Ульяновске Годом молодежи. С размахом прошли форумы и конференции. С помпой освещались заседания “молодежного правительства”, активная деятельность Союза учащейся молодежи, “Молодой гвардии “Единой России”…

— Все эти мероприятия — для благополучных подростков, которые и так не будут околачиваться на улице, — считает ведущий специалист НИЦ “Регион” Ирина Костерина. — Ульяновская область в глубоком кризисе. В соседних регионах возрождается промышленность. В Самаре найти работу с зарплатой 10 тыс. руб. — не проблема. В Тольятти, Казани, Чебоксарах не хватает рабочих рук. В Пензенской области стало успешно развиваться сельское хозяйство. А Ульяновск так и остался зоной социального бедствия. Завод, производящий “Русланы”, кормил раньше весь Заволжский район — теперь влачит жалкое существование. На крупнейшем машиностроительном заводе имени Володарского заказы то есть, то нет. Знаменитый УАЗ работает четыре дня в неделю…

Средняя зарплата в Ульяновске — 5 тысяч. “Но такую работу еще нужно найти! — говорит мать троих детей, живущая на Локомотивной улице. — Заплатишь за квартиру, электроэнергию, телефон… Что на жизнь остается? Картошку везем из деревни, макароны и тушенку закупаем оптом на рынке. Все второго сорта. На высший заработать не можем. Младший Ленька джинсы просит, как у друзей, а у меня до зарплаты 200 рублей на неделю осталось. Мой старший рад бы подработать, но куда его в 15 лет возьмут? Для взрослых работы нет. Где подросткам делать карьеру? Только в группировках”.

Обзваниваю районные отделения Центра занятости населения. Для несовершеннолетних вакансий нет. 18–летним могут предложить работу дворника с окладом 1 тысяча рублей. Слесарю, столяру, грузчику готовы платить по 3 тысячи в месяц. При этом бесплатных детских спортивных секций в городе — раз-два и обчелся. Хочешь заниматься теннисом — плати 800 рублей в месяц, тхэквондо — 500.

— Ваша сытая Москва — не дотационный Ульяновск, — говорят мне на прощание мои собеседники. — Но стоит отъехать от столицы на сто километров — и вы попадете в нищую провинцию, схожую с Поволжским регионом. Если волна подросткового беспредела докатит до Подмосковья — вы нас поймете. Но будет поздно…