Давным-давно здесь – ниже и наискось от старого кладбища по улице К. Маркса, когда и кладбища-то ещё в помине не было, вдали от города, на краю оврага, хоронили симбиряне неотпетых покойников: опийц, тех кто умер злоупотребляя спиртным, утопленников, колдунов, самоубийц.
Место было глухим и зловещим. Лишний раз, да под вечер, сюда не забредали. Впрочем, неугомонные останки и сами не давали расслабиться живым. «От самоубивцев, рассказывали сторожа в караулке острожных огородов, много бывает по ночам страсти, ино место лезут прямо в окошки», – фиксировал краевед XIX столетия Владимир Юрлов.
Он же описал бывший в 1840-х годах случай, когда в Симбирске, из-за бурной неверности красавицы-жены, покончил с собою золотых дел мастер Доброхотов. Пару лет спустя овраг разрушил стену могилы, обнажив кости бедолаги. Самоубийца же явился в сонном видении товарищу и просил отомстить неверной и коварной, перебравшейся с купцом-любовником в Москву. Товарищ, взяв череп Доброхотова, изготовил из него чашу, серебряную по краю, изукрашенную камнями и послал «подарочек» в столицу. Узрев дар, дамочка сошла с ума.
Священник Иоанн Благовидов из села Горюшки Сенгилеевского уезда писал в 1853 году про некоего Ивана, царствие ему небесное, которого добряки-односельчане вдруг заподозрили в связи с нечистью: «Скоро происходит в селении тайный говор о колдовстве покойного, а тем наводится ужас на всех жителей. Вечерами ранее обыкновенного вбираются в домы, особенно те, которые живут на пути от кладбищ к дому покойного, надзирают за этим домом и утром на рассвете соседи выходят и рассматривают следы в округе дома покойного, а ходя за водой, стараются сойтись с семейными этого покойного и выведывать, не произошло ли с ними чего в течении ночи, прямо открываются им в подозрении на покойного. И как при наступлении лета – Боже сохрани! – не будет дождей, так смотри, мнимый колдун окажется без пят, с колом в спине или его самого из теплого гнезда выдует ветерком».
Наши прагматичные предки-хлеборобы не зря не жаловали колдунов и иже с ними. «Известно, что когда опийца похоронен на кладбище, – гласило общее суеверие, – не бывает дождей, не бывает урожаю. Стало быть, таковых надобно вырыть и затоптать в грязь, и будет дождь», – сообщал один сельский попик. «Покойник встает, Бога дразнит, вот Бог дождя и не дает», – разъяснял полицейским чиновникам один толковый мужичок в деревне Киселевке Карсунского уезда. Засуха – она пострашнее зубастых вампиров. Вот потому-то и выходили сельские мужики в ночной дозор…
В давнем 1880 году весна случилась сухою и раннею. И всё чаще толковали между собою жители села Федькино Сенгилеевского уезда, «что начавшаяся засуха явилась вследствие похоронения трупа крестьянина Егора Иванова Горячева, умершего от чрезмерного употребления вина на кладбище, и что с перенесением этого трупа в другое место засуха прекратится». А в помянутой Киселевке грешили на собственного «опойцу», 26-летнего Алексея Строева.
Вечерком 14 мая в Федькино староста Яков Потапов собрал компанию из восьми самых надёжных здешних мужиков. Они крепко выпили и в сумерки двинулись в сторону погоста. Мужики разрыли могилу «опийцы» Горячева и вытащили покойника из гроба. Труп завернули в рогожу и потащили к «Моховому болоту», что в пяти верстах от села. Тело бросили в ил, и совсем уже засобирались домой.
Тут между гробокопателями возникла дискуссия – а ну, как покойник своим ходом вернётся обратно? Все усилия на ветер! Один из участников экспедиции, Ефим Солдатов предложил заколотить в опийцу кол. Но более трезвым товарищам такой способ показался слишком уж радикальным. У трупа «просто» перебили лопатами ноги и закидали его жидким илом. В село мужики вернулись под утро, и самый старший в группе, 60-летний Тимофей Косоруков веско объявил встреченным бабам: «Ну, теперь Господь не без милости: и дождь может дать!».
Дождя, видимо, так и не наступило. К этому выводу можно прийти, сопоставляя факты. Ведь 28 мая 1880 года в деревне Киселевке собрались уже не мужики под водочку, отчаявшееся население кликнуло всенародный сход. На повестке дня стоял единственный вопрос: что делать с «опойцей»? Во время схода местный староста, полицейский сотник и группа крестьян пошли к матери Татьяне, «от которой просили согласия на вырытие покойного из могилы». Пожилая женщина «сказала, что и она живет под Богом, и что если что общество захотело сделать, то пусть делает». Тогда «все находившиеся на сходе единогласно положили: вырыть из могилы тело Строева и перенести в другое, топкое место, где Строев не дразнил бы грозы». В ночь на 29 мая староста, сотник в сопровождении 13 активистов, «отправились на кладбище, тело Строева вырыли из могилы и перенесли на Живайкинскую дачу, где сунули в болото». Чтобы отвадить «опойцу» от вставаний и променадов, тело привалили тяжеленным пнём.
Предержащие власти оказались весьма снисходительны к осквернителям могил. Дело о киселевском сходняке закрыли за ещё на стадии следствия. А федькинских гробокопов в суде единодушно оправдали присяжные заседатели. Ведь, почитай, за всю губернию, страдавшую тем летом от засухи, отдувались мужики, «простодушно заблуждаясь, предполагая, что установившаяся в селах засуха произошла от погребения на кладбищах умерших от опоя крестьян».