Ее похоронили здесь, в Новоселках, куда давно когда-то, в 42-м, их семья выехала из блокадного Ленинграда. Были предложения похоронить в Москве, но старшая сестра Людмила Михайловна отказалась: «Пусть останется рядом с нами – здесь хоть на могилку сможем сходить, а в Москву нам не добраться». Совхоз приютил тетю Валю и во время войны, и в последние годы – и теперь позаботится.

Накануне похорон мы сидим на маленькой кухоньке советского образца – на таких обычно в те времена делились секретами. С племянницами тети Вали. Даже здесь, в далеком поселке все так и привыкли называть ее – как в передаче для детей: тетя Валя – и все тут. И мы говорим о ней – словно перелистываем обратно всем известную книгу, в которой многие страницы так и остались непонятыми и просто неизвестными.

Людмила Михайловна вместе со своими дочерьми привезла ее сюда, в Новоселки в июне 2004 года, после того как в 2003 году случилось несчастье – Валентина Михайловна, оступившись, упала. Со сломанной шейкой бедра и сотрясением мозга она попала в больницу. Сюда и приехали за ней племянницы, которые понимали, что даже самые лучшие врачи не заменят любящих родных людей. Валентина Михайловна не спорила и на этот раз, говорят, покинула Москву без особого сожаления.

– Ну не оставлять же ее в доме престарелых, или Доме ветеранов, как предлагали нам, – говорит Галина Борисовна, племянница тети Вали. – Видели мы эти дома – там стариков держат взаперти, а им нужен не просто уход – слово доброе нужно. Врач тогда сказал нам, что дело плохо, и жить тете Вале осталось максимум год. А здесь хоть и село, зато близкие люди рядом, которые ее очень любят. Любовь-то тоже лечит.

Что именно сломило – сохранившаяся гематома, или повреждение позвоночника – никто точно объяснить не может. Это врачи, быть может, знают. Страдала память, больной позвоночник словно лишал опоры, ей было очень тяжело ходить. С того падения здоровье Валентины Михайловны стремительно ухудшалось.

Но вопрос, словно застряв в голове, продолжает мучить: что же все-таки сломило ее? Ведь говорят, что до 2003 года она еще выезжала с выступлениями…

Наталья Ивановна, старшая племянница тети Вали, задумалась, теребя в руках платок:

– Мне кажется, все одновременно. Это роковое стечение обстоятельств: и падение, и выпадение из профессии. И даже не знаю, что больше. Понятно, что в этом возрасте нельзя не выпасть из профессии. Но кто-то это легче переносит, а кто-то вот так, как тетя Валя, очень тяжело. Работа была смыслом ее жизни. Большое несчастье людей, увлеченных профессией, трудоголиков, что они в один момент лишаются опоры, того стержня, на котором держалась их жизнь. И они ломаются, лишаясь этого ритма. Когда отняли у нее передачу, с того времени, наверное, и начался этот слом. Ей нечем было заменить профессию, в которой жила постоянно. Понимаете, человек должен знать, что он нужен. Наверное, это для каждого основа.

Так любящие старики после смерти жены, лишившись опоры, вдруг в считанные месяцы сгорают и умирают.

Рассказывают, был еще один всплеск – когда в середине девяностых годов один продюсер предложил Валентине Михайловне заменить пропавшее телевидение непосредственными встречами со зрителями. Может, для кого-то это был бизнес, но для Валентины Михайловны это было возвращение в профессию.

– Это было видно по ней – у нее сразу снова заблестели глаза, откуда-то вселилась прежняя энергия, – говорит Наталья Ивановна. – Пусть недолгое – но возрождение.

– У нас были потрясающие концерты, – говорит заслуженный артист России Андрей Удалов. – Она всегда говорила так виртуозно, что мы забывали о времени. Она очень любила свою работу, а главное в ней было – общение с людьми… Когда-то она говорила, что повенчана с телевидением. Но мне кажется, что в послеперестроечное время, когда сменилось руководство канала, телевидение само развелось с ней. Она в начале девяностых очень хотела работать, но находились люди, которые считали, что она старая, что не так выглядит. Но скажу, что так, как умела говорить Валентина Михайловна, никто не может говорить. Она телевидение боготворила, но оно, судя по всему, о ней забыло.

Нельзя сказать, что забыло – все-таки Валентина Михайловна, находясь на должности консультанта, продолжала получать небольшую, а по сельским меркам – даже приличную зарплату. Хотя, наверное, все равно все уходило на лекарства.

Постоянно возвращаюсь к мысли: а может, все-таки не надо было покидать Москву с ее привычным миром общения, среду мегаполиса, в котором прожила большую часть жизни, где есть хорошие клиники и опытные врачи, друзья, наконец.

– Не знаю, – говорит Наталья Ивановна, – я все время думаю об этом, и не знаю, где было б лучше. Но все-таки здесь она не одна – здесь ее любимая сестра. Для мамы она словно свет в окошке, я никогда не видела, чтоб сестры так любили друг друга. И здесь, как будто давняя мечта исполнилась: «Валя приехала!». А там – кто позаботится?… Ее знал и любил весь Советский Союз, а друзья… наверное, только те, что были в профессии.

А в профессии друзей, как отметила продюсер Людмила Туева, не бывает – есть соперничество. А то, что Валентина Михайловна была на голову выше многих, накладывало на взаимоотношения, по мнению Туевой, свой отпечаток.

Здесь, в Новоселках, никакого соперничества. Все любят, и все друзья. Только тетя Валя старалась из дома не выходить, пила много кофе и много курила.

– В основном она сидела в кресле, и все время смотрела телевизор, – вспоминает Анна Григорьевна Лаврушина, с которой юная Валя вместе училась в Новоселковской школе и вместе играла в местной театральной студии. – Посидит, потом встает – и идет маленькими шажками по-японски. Значит, курить захотела.

Маленькие шажки – это из-за болей в спине. Она о них посторонним не говорила. Но те, кто видел ее глаза, когда она вставала, понимали, какая это боль.

Курить сестры научились в блокадном Ленинграде. Папиросы помогали глушить чувство голода. В Новоселки они приехали совсем худыми, как скелетики, – местные жители тогда приходили, стояли на пороге, глядя на приехавших ленинградцев, и плакали. Старшая сестра потом курить бросила, Валентина Михайловна – нет. Тоже профессия? Правда, недавно случился микроинсульт, задевший, вероятно, какие-то нервные центры, после чего Валентина Михайловна совсем забыла о сигаретах.

Так и жила в Новоселках – не расставаясь с телевидением, теперь – в виде телевизора. Как эксперт – часто возмущаясь неправильной речью тележурналистов, или плохой организацией телепрограммы. Недаром, видимо, Познер сказал, что так чисто и правильно, как говорила Валентина Михайловна, никто не говорит.

– Мне, бывало, скажет: ты послушай Наташ, как они разговаривают! И я вдруг стала замечать: они ж числительные неправильно все время говорят. А потом это переходит к телезрителю… И если раньше телевидение учило, то теперь идет взаимное понижение уровня.

Еще были письма. Очень много. Как только россияне узнали, что тетя Валя в Новоселках, письма стали приходить мешками. Валентина Михайловна их все читала, по возможности старалась отвечать. Это была тоже моральная поддержка. То самое ощущение нужности. Словно ту энергию и доброту, что она раздавала десятилетиями с телеэкрана, теперь ей передавали зрители этими письмами, чтобы помочь. Они-то ее никогда не забывали. Но на улицу выходить тетя Валя не хотела, несмотря на рекомендации медиков чаще бывать на воздухе.

– Не хочу, – говорила, – чтоб меня видели такой беспомощной. Я выхожу – а они смотрят на меня, а я уже совсем не та – не причесанная как надо, ненакрашенная.

Но как бы плохо себя ни чувствовала, если кто-то приходил домой, вдруг разговаривалась, и какое-то преображение происходило – словно автоматически включался профессионализм: улыбка, концентрация внимания, и снова почти прежняя тетя Валя…

А народ шел постоянно. Приезжали не только из других городов Ульяновской области – из разных концов России. А свои, поселковые, то и дело старались помочь чем-нибудь.

– Редкий день, когда никого не было, – говорит соседка Анна Петровна. – Без такого внимания она бы давно, наверное, умерла.

Очень часто Валентина Михайловна сидела в кресле и смотрела на фотографию сына Дмитрия, которого горячо любила. А он все не приезжал. Так, видимо, и не сложились отношения. Сын, ревность которого вышла еще в детстве за возможные пределы («ты мама всехняя, а не моя»), и на похороны матери не приехал. Был в это время по делам во Франции… Но этой проблемы, профессионала и семьи, никто – ни сестра, ни племянницы тети Вали – никогда не касаются.

Да и на похороны ни вторые лица Первого канала, ни первые лица второго, ни министр от культуры не приехали. Новоселки, видимо, очень далеко от Москвы. Было только невиданно много журналистов – они-то понимают, насколько тяжел настоящий профессионализм. Зато этот чистый и аккуратный поселок школьная подружка Валентины Михайловны называет райским уголком. Здесь иные отношения и правила. Здесь и осталась тетя Валя, раздававшая жителям страны кусочки тепла и доброты.

Сергей Титов, собкор «Российской газеты»