Имя Эмма Винд известно во многих уголках нашей страны. В Поволжье об этой женщине складывают настоящие легенды. Когда-то юная Эмма отвергла любовь Адольфа Гитлера. Она уехала с русским профессором и восемь лет моталась по лагерям. Долго работала на мордовских лесоповалах, потом – в Ульяновске, и, наконец, перебралась в Самарскую область, в маленькую деревеньку под названием Гаврилова Поляна. Так ее домик затерялся в сказочных лесах заповедника «Самарская лука», где она и доживала последние годы. О себе она говорить не любила, поэтому мифы о таинственной любви фашистского лидера к скромной работнице мюнхенской типографии так и оставались мифами. Несколько лет назад корреспондентам удалось побывать у мадам Эммы в гостях, и послушать удивительную историю о ее судьбе.

Странный кавалер

– Родилась я в 1905 году в старом городе Мюнхен, – вспоминает мадам Винд. – С детства мечтала работать в типографии. И мне повезло. Устроилась наборщицей. Было мне тогда лет двадцать…

Однажды в нашу типографию пришел странный молодой человек. Никогда не забуду его глаза – они горели взглядом затравленного волка. Он сразу направился ко мне: «Мне нужно отпечатать несколько афиш! Сделаете?» Я согласилась. «Тогда оформляйте все надлежащие бумаги! – сказал он, – моя фамилия Шикльгруббер!» Разве мог кто-то предположить, что скоро моего заказчика узнает весь мир. Только в историю он войдет уже под другим именем – Адольф Гитлер…

Не знаю, чем я так приглянулась ему, только с тех пор Шикльгруббер под разными предлогами стал наведываться в наш цех. «Да он влюбился!», – смеялись мои коллеги. А он постоянно приглашал меня и очень раздражался, когда я отказывалась. Его очень бесило, если что-то делалось «не по его». Мне этот Шикльгруббер совсем не нравился. Он казался мне каким-то озлобленным. Уже тогда он вел какие-то непонятные мне разговоры о «чистой нации». Я же не могла понять, как вообще ОН может об этом рассуждать! Неизвестно, какая кровь в нем самом понамешана! Ведь отец-то у него незаконнорожденный. Ходили слухи, что он появился на свет от богатого еврея, у которого бабка Адольфа работала служанкой. Уже потом, во время войны, эта мысль будет терзать меня: «И этот человек уничтожает евреев!» В общем, в одно прекрасное время один только вид Шикльгруббера стал приводить меня в состояние паники. Не знаю почему, мне становилось страшно. И я стала его избегать. Девчонки типографские как завидят его, скорее ко мне: «Эмма! Прячься! Твой кавалер идет…» Пару раз он пытался выяснять отношения, а потом просто исчез. Говорили, куда-то уехал…

В Россию за любимым

А я вскоре познакомилась с профессором из Московского университета Николаем Максимовым. В Мюнхен он приезжал по каким-то делам. От него я узнала о произведениях Блока, Есенина и Маяковского. Он постоянно читал мне их и переводил на немецкий язык. А немецкий Максимов знал в совершенстве! И несмотря на то, что профессор был старше меня на 18 лет, я влюбилась… Вместе мы проводили много времени. Больше всего мне нравились походы в тир. Там мы стреляли до одури – «кто кого»… А когда я пошла провожать его на вокзал, все решилось само собой. Я запрыгнула прямо на подножку уже отъезжающего поезда: «Я хочу в Россию!» Так я и оказалась в Москве.

Первым впечатлением о столице великой страны было, пожалуй, разочарование. Город показался мне каким-то грязным, серым и мрачным… Максимов устроил меня в издательство «Правда». И эта типография мне казалась какой-то зловещей. В цехах тоже грязно. Приходилось надевать галоши… Но потом людей поближе узнала. Такие простые, открытые и веселые, последнюю рубаху могут с себя снять. И это мне очень понравилось. Я стала учить русский язык. По-прежнему ходили с Максимовым «пострелять». Меня всегда поражало, как он соревновался с друзьями. Опрокидывали по стаканчику водки и – ну палить по мишеням. Да еще как – точно в яблочко! Да, русские люди очень загадочные…

С профессором Максимовым Эмма прожила недолго. Через пару лет он умер при загадочных обстоятельствах. Но об этом мадам Винд вспоминать не хочет…

Кто такой Гулька?

В середине 30-х годов немецкая девушка встретила еще одного великого человека, который сыграл в ее жизни большую роль. Гуляя на Патриарших прудах, она познакомилась с композитором Александром Варламовым. Они стали встречаться, и вскоре Эмма перебралась в его квартиру.

– Больше всего мне полюбились эти настоящие русские вечера за самоваром. Когда все собирались за столом, пили чай. Ну, просто ведрами! И говорили-говорили… К нам всегда приходили какие-то гости. Но больше всего меня забавляли визиты певца Лемешева. Он постоянно пытался обучить меня русскому «фольклору». «Настоящий русский язык без мата не бывает!» – говорил Лемешев. А еще он учил вставлять некоторые выражения в разговор. Мне же очень хотелось понять их смысл. Вот, например, почему человек, если его спрашивают «Куда ты пошел?», говорит – «На Кудыкину гору!» И где та самая гора находится? Кто такой «ёкарный бабай»? Или вот слова «с гулькин хер» это много или мало? И вообще кто такой этот Гулька? Мои вопросы так забавляли Лемешева, что он хохотал до слез… Вот так мы веселились и даже не знали, что службы безопасности уже взяли Варламова «на заметку». Тогда он уже руководил союзным джаз-оркестром, был директором студии эстрадного искусства. Ему очень нравились многие американские джазовые группы. Как-то Варламов бросил фразу: «Эх! Наши так никогда не смогут сыграть джаз!» Это сыграло вескую роль в его дальнейшей судьбе…

Страшный вердикт

Один из учеников Варламова, молодой пианист, попал на службу в 99-й музыкальный запасной полк. В столице у него была подружка, к которой он частенько приезжал. Однажды он у нее задержался и отстал от поезда. Его отправили в комендатуру и предупредили, что теперь он – дезертир, и его ожидает трибунал. Парень сбежал, и мы его приютили. Прятали в шкафу. Через кого-то из своих знакомых Варламов хотел договориться о его дальнейшей судьбе, да не получилось. Или не сумели, или, что скорее всего, Варламова попросту предали…

Нас всех арестовали в один из милых вечеров «за самоваром». Вердикт «Пособничество дезертиру». И на восемь лет в лагеря. Его – в Ивдельлаг, меня – в Магадан. Мы переписывались, но мало какие письма доходили по назначению… В Магадане одно время я сидела с женой генерала Власова. Однажды она рассказа мне, узнав от кого-то из знакомых, как мой Варламов в заключении продолжает писать музыку. Говорили, что охрана тайком таскает ему нотные тетради…

Одиночество

Отсидев свой срок, я попала в Мордовию. После лагерей на работу нигде не принимали. Одна знакомая посоветовала поехать на мордовские лесоповалы. Там-то, мол, нашего брата берут… Деваться мне некуда было, жить-то надо… Действительно, валить лес желающих было маловато, и меня сразу взяли, не взглянув на мою «запятнанную биографию». Вот только делом это оказалось нелегким… Валить деревья приходилось практически голыми руками. Каждую ночь я ревела в подушку. Мне снилось, как я устала и хочу спать. Руки болели, ноги затекали, ныла спина…

Варламов в это время жил в Казахстане, в ссылке. Узнав, что я работаю на мордовских лесоповалах, он договорился со своими знакомыми из-под Куйбышева. Так я попала в Жигулевск. Работа, конечно, не из лучших, санитаркой в психиатрической лечебнице. Но все ж – не лес валить. Здесь тоже чувствовался какой-то каторжный дух. До больницы, на этом месте была тюрьма. Здесь долгое время сидела покушавшаяся на Ленина эсерка Каплан. Я часто думала о ней. Не знаю почему, но мне казалось, что мы с ней или наши судьбы в чем-то похожи. И я всегда ее жалела, только вслух, конечно, об этом никогда не говорила, боялась снова попасть в лагеря…

– Так я и прожила все эти годы, и получилась из меня настоящая волжанка, – смеется Эмма, – правда, от акцента так и не удалось избавиться… А с Варламовым мы больше не виделись. Я решила, что он слишком великий человек… А я… В общем, написала ему письмо, что вышла замуж. Потом следила потихоньку за его жизнью со стороны. Как он в Москву вернулся, как снова стал писать музыку. Когда в 90-м году он умер, на его похоронах я услышала мелодию, которую когда-то он посвятил мне… И я расплакалась… Но пусть все это останется со мной. Все эти годы я прожила совсем одна. Но в моем сердце всегда была наша с ним музыка…

Материал подготовлен при участии Владимира Липилина