Взгляни, вот мой жених Маврух; он трикстер, скоморох. Как перелетная птица, меняет он города – смешит народ, говоря с ним языком и телом. Носит Маврух шапку с бубенцами и приставную рыжую бороду. Умеет играть на дуде и гуслях, вертеть на ножах мячи, прыгать в огневые кольца, сворачивая тело в живую стрелу, выпускать пламя из собственного лица. Падать в мнимом припадке эпилепсии, потешая публику судорогами и корчами, плясать на канате, ходить колесом. В каждом движении его – лёгкая решимость расстаться с жизнью. Маврух предназначен в жертву. Изображая мертвеца, он подолгу недвижный лежит на скамье, поп ходит вокруг, махая кадилом, девки плачут громко, целуют Мавруха в открытый лоб, пока он не вскочит, живёхонький, да и ну кривляться, что есть мочи. И запевают тогда: чудак покойник, умер во вторник, стали гроб тесать, а он вскочил и давай плясать! Дурень, олух, шут – всё в одном тут. Слова Мавруха, лёгкие, глупые, разлетаются далеко, пока не оседают в мудрых головах. Мир его перевёрнут: под ногами звёзды плывут в холодной воде, скачет по ним Маврух, как по льдинам, а над головой травянистое небо, на котором пасутся овечьи шкуры. Никуда не спешит Маврух, ни к чему не стремится, ничего не теряет: живёт сердцем и песней. В одном глазу его смерть, в другом – смех; никогда они не встречаются, но всегда идут рука об руку.

Взгляни же, каков мой жених, Маврух – он трикстер, шут, скоморох. Рождённый паяцем, готов умирать без конца, развлекать народ. Танцует, играет, смеётся, гремит бубенцами Маврух, пока – в толпе не найдётся тот, первый, кто бросит яблоко в Мавруха. И вот уже крики – ещё, ещё! Бросай, ему всё нипочём! Смеётся Маврух, потирая тихонько ушибленное плечо. А яблоки – бьют, так встречают в раю; кто-то камень поднял с земли. Бросай! Скоморошья душа – не бьётся, смеётся, когда болит. Толпа напирает, страшнее и ближе звериный её оскал. А трикстер безумный сужает круг, и сердце твердит – пускай…

Лежит, и глаза закатились за небо. Одежда его – рваньё. А площадь пуста, только реет над нею крылатое вороньё. Те люди давно разбрелись по домам, их встретил собачий лай. Вставай же, Маврух! Посмеялись – и хватит! Их нет здесь, теперь – вставай!…

Целую улыбку, такую простую, запястья усталых рук. Взгляни – вот и встретились смерть и смех. Смеётся мёртвый Маврух.