От одиночества убежать трудно, особенно если у тебя нету ног. Или они почти не ходят. Но оказывается, чтобы не пройти мимо своего счастья, и ходить-то вовсе не обязательно. Достаточно всего лишь один раз встретиться друг с другом глазами – и никогда уже не расставаться…

Собственно, из-за ног они оба и попали в областной геронтологический центр. Мария Степановна Назарова всю жизнь работала то стоя, то бегая; была и ткачихой, и продавцом, да кем только не была. Геннадий Алексеевич Родионов штанов в конторах тоже не просиживал, а полвека работал сварщиком.

Геннадий Алексеевич в Центре уже около десяти лет. Пришел он сюда инвалидом, но все же на собственных ногах. А два года тому назад обе ноги ему ампутировали. Не важно, вследствие какой болезни — главное, что иного выхода не было.

– Как только я лишился возможности передвигаться, – вспоминает Родионов, – совсем худо стало. Сидел в комнате, один, как крот в норе. Одна забава — телевизор в общей комнате. Глядеть-то все равно что, главное — общение. Вот у телевизора я и встретил однажды Марусю…

Маруся же, то есть Мария Степановна, так вспоминает день знакомства с Геннадием:

– Ну, что, вышла я, как и все, к телевизору. Сижу, и вдруг чувствую, что кто-то на меня смотрит. Оборачиваюсь — точно: мужчина в инвалидной коляске прямо на меня глядит. Все в телевизор, а он — на меня. Так вот и встретились… Он ко мне тут же на своей каталке подъехал. То, се, слово за слово, разговорились мы. О чем? Да обо всем помаленьку.

На другой день Геннадий «приехал» к Марии в гости. И опять завязалась беседа. «Он про свою жизнь рассказывал, я — про свою», – говорит бабушка Маша.

А жизнь их обоих, мягко говоря, не баловала. Он был женат. Она была замужем. От его брака осталась могила сына, который умер в младенчестве, да воспоминания о дочери, которая, похоже, отца своего и знать-то теперь не хочет. Было время — была семья, папа был молодой и полный сил. Работал, семью обеспечивал. А как заболел — оказался лишним.

А вот Марии бог детей вообще не послал. И не потому, что она их родить не могла. Просто не от кого было. Семьдесят лет назад вышла Маша замуж. Вскоре после свадьбы он уехал на сборы, военным был. Да до войны на сборах и пропадал, лишь изредка и ненадолго приезжая на побывки.

– А как ушел на фронт, так почти сразу и убили его, – Мария Степановна произносит эти слова задумчиво, будто сомневается, а было ли все это в ее жизни. – Правда, похоронку на супруга я так и не получила, – продолжает женщина. – Потому и ждала, долго ждала. Вечерами в окошко смотрела, пока совсем в глазах не стемнеет. Да только не вернулся мой любимый. Женихов-то было много, да не хотела я никого, кроме любимого. Так всю жизнь и прождала. И видно богу так угодно, под конец жизни встретила Гену. Я как-то подумала, мол, хватит ждать — все сроки десять раз вышли. А Гена, он мне — родная душа.

Конфетно-букетный период их романа длился недолго:

– А чего тянуть-то, – поясняет Геннадий Алексеевич. – Чай, не мальчик с девочкой уж. Сколько нам осталось — один бог знает. Так чего церемониться? Она мне сразу понравилась, я ей вроде бы тоже. А разница в возрасте… это только в молодости имеет значение. А мы и не замечаем.

К слову, разница у них, действительно ощутимая: ему 72 году, ей — 89! По правде говоря, они уже и не думали в таком возрасте стать «молодоженами». А вот стали!

«Молодых» расписали прямо в Центре. А вместе с работниками загса пришел и священник — отец Дмитрий Субботин с Нижней террасы. Он-то и благословил брак. И даже выразил готовность обвенчать супругов, если, конечно, те захотят.

– Небось, дорого стоит, – нерешительно молвит Мария Степановна, но, узнав, что венчание для них будет бесплатным, заметно оживляется: – Ну, тогда, конечно, почему бы и нет. Мы ведь оба православные, оба — крещеные. А если не получится — тоже не страшно. Страшно было в одиночку жить. Вот вроде и ухаживают за тобой, грех жаловаться, а все что-то не то. Но теперь-то мы с Геной не одиночки, вместе мы. А вместе легче. И уже как бы не «доживаем», а живем по-настоящему. Помогаем друг другу. Больше, конечно, морально. Но я, если надо ему, и постирать могу, и поднести что-то. Муж ведь он мне. Любимый!

При этих словах Геннадий аж на руках привстал — так, что культи ног от сиденья оторвались. А на лице его появилось выражение юношеского смущения напополам со счастьем.