Перед первым спектаклем Московского Драматического театра всенародно любимый артист пооткровенничал с журналистами

– Армен Борисович, ваше первое впечатление от Ульяновска?

– Ух, какие красивые женщины в этом городе! Это действительно так? Или специально «селекционировали» для меня?

– Как вы относитесь к театральным гастролям?

– Хорошая эта вещь. Но достаточно опасная. Сразу же ясно, насколько хороши попытки артистов войти в контакт со зрителем. Обнаруживается, свежая наша «еда» или нет. Я более 52 лет работаю в театре, да так и не понял, на чем же строятся взаимоотношения зала и сцены. Хотя в театре есть две несомненные величины. Это зритель и артист. Все остальное – «сопутствующие товары». Так, в одном самолете на гастроли летят только артисты, в другом – дирекция. Самолет с артистами задержался, директора прилетели вовремя. И что? Сыграть спектакль невозможно! А вот если наоборот, то, пожалуйста. А вообще-то я начал даже бояться гастролей.

– Чего вы ждете от нашей публики?

– Я не призываю вас к снисхождению. Если любовь у нас не произойдет, то, значит, так суждено. Но мы будем хотеть этой любви, будем просить и умолять о ней. Все другие варианты театру не подходят, на мой взгляд. Театр не учит чему-то – например, жарить яичницу. Как у Пушкина, «чувства добрые я лирой пробуждал». Лучше, пожалуй, и не скажешь. Надо приходить в театр и смотреть на это чудо. Я очень циничный человек. Но считаю, что театр – самая высокая точка любовной истории.

– Вы сами играете в театре?

– Нет. В 2004 году я принял это судьбоносное решение. До этого четыре года мучился бессонными ночами, страдал, как же я буду жить без этого. Но в театральном искусстве нельзя работать на «сэкономленном топливе». Нельзя все время сажать свой организм на подзарядку. Думаю, если мне будут сниться роли, и я в холодном поту проснусь, то пойду и скажу: ребята, извините, я ошибся. Но пока нет такой потребности. Может, это потому что я все время играю – вместе со своими артистами.

– Артисты вашего театра – одна команда. Это «террариум» единомышленников?

– Я никогда не употреблял этого пошлого слова. Я очень люблю театр своей, достаточно циничной, любовью. И убежден, что русский театр -крепостной, но любовь в нем должна существовать. Если только я захочу кого-то поставить на колени, возьмусь за плетку, значит, мне пора уходить из театра. Террариум, кажется, то место, где живут змеи. А змея – очень умное существо. И я бы хотел жить среди них. Кстати, первая пословица, которую я узнал на армянском языке, была о змее. Смысл ее в том, что, когда человек пьет воду, змея не будет его кусать, она даст утолить жажду.

– Есть роли, где, как вам кажется, вы сыграли самого себя?

– Не знаю. Не примите за кокетство, но думаю, что меньше всего я знаю себя. Однажды, когда я играл «Разгром», то вдруг обнаружил в себе потенциал лидера, что меня боятся. Любой актер состоит из взаимоисключающих сил.

– Какую роль вы бы хотели сыграть?

– Не знаю. Когда-то я чувствовал себя Ромео, потом Фердинандо, потом – Бабой-Ягой. Когда-то в Ереване я играл Медведя в «Красной Шапочке^. Так вот, у меня было такое ощущение, что я сыграл Короля Лира! Потому что тогда у меня болел зуб, я играл, превозмогая боль.

– А какую роль в жизни артиста играют гримеры, служащие?

– Было бы справедливо назвать их людьми театра. Ведь и от гримера, и от того, кто приготовил костюм и подал его артисту, тоже зависит сколько-то процентов удачи спектакля. У нас есть работники цехов, которые мне не менее дороги, чем артисты. И есть те, кто может сильно навредить театру. Вот личный пример. Я очень хотел попасть в одну картину, и вроде бы все шло к этому. И вот пришел к гримерше. Она гладила мне голову, а потом вдруг говорит: ой, как много у тебя перхоти! И все. Я не прошел кинопробы, потому что стал «человеком с перхотью».

– В одном из фильмов вы жарите шашлык. Есть фирменный рецепт?

– Я абсолютно бездарен в этом деле! Меня учили: помидор, мол, нужно туда добавить и вот так держать. А я не туда совал, и все летело…

– Ваша фамилия вас оправдывает?

– В переводе с турецкого «джи-гар» – «печень» и еще, говорят, «душа». А «хан» – это хан. Вот и все. Но, думаю, главное, чтобы человек был хороший.