Оба они, Сергей Васильевич и Клавдия Михайловна, родом из села Анненково Ульяновской области. Жили в соседях, родители хорошо знали друг друга, семьи были крепкие и состоятельные. Будущее виделось стабильным. Но судьба рассудила по-своему.

Она

Пришли лихие 30-е, брата ее матери, который служил в царской армии военным врачом, сослали в Сибирь без права переписки. И тогда родители Клавдии Ивановны собрали свои пожитки, четверых детей, мал-мала меньше, и от греха подальше уехали в Ленинград. Отец работал на железной дороге, на съезде стахановцев сам Михаил Иванович Калинин жал ему руку. Но и тут нашлись «добрые» люди – родственник донес, что, мол, богатенькими были, дед по деревне на тройках разъезжал. Этого оказалось достаточно для ареста и расстрела отца. А семье было предписано: северную столицу покинуть и вернуться в родную деревню. Жить было не на что, прокормить в голодном Поволжье четверых детей мать не могла и решила тайком вернуться в Ленинград.

«Бдительный» родственник и тут не успокоился: жертвой очередного доноса стала мать.

– Я собрала малышей, – рассказывает Клавдия Михайловна, – ушли мы в пригородный лес, благо было лето, грибы, ягоды собирали, спали в стожках сена. Денег у меня было немного, ходила на станцию, покупала хлеб. А когда деньги кончились, решилась взять младшую сестренку, пойти с ней на станцию, может, кто в магазине ей кусок хлеба подаст. И то, что случилось там, убедило меня на всю жизнь, что в самые черные дни выручит человека сделанное им добро. Продавец в магазине посмотрела на нас и спросила, не Клава ли я Феоктистова. Оказалось, это Паша, бывшая беспризорница, которую наш папа подобрал полузамерзшую на улице, привел в дом, и она какое-то время жила с нами. Теперь мы оказались в ее доме.

Потом, когда освободили мать, семья соединилась, жизнь начала налаживаться. В дом пришел отчим, который оказался очень добрым и заботливым человеком. Он был классным сапожником, много работал, мать занималась домом и детьми.

Но наступил 1941-й. Рухнули мечты о поступлении в литературный институт, надо было работать. Память о страшных блокадных днях хранят дневники Клавдии Ивановны. «Сократили нормы выдачи хлеба: 250 граммов – работающему, остальным -125. Отчим раздобыл целлюлозной муки. Попробовали печь лепешки, но они тлели, а не пеклись. Стали варить похлебку, но даже с водой целлюлоза застревала в горле. Однако, голод – не тетка, ели…».

– Возвращаюсь однажды с работы, на лестнице темно, – продолжает Клавдия Михайловна. – Наткнулась на человека, едва не упала. Зажгла спичку – на ступеньках, привалившись к стене, сидел наш сосед Алексей. Мертвый. Его жена и дети эвакуировались в начале войны, и они никогда не узнали, как он умер…Недавно наша семья легла спать не евши – хлеба в магазин не завезли. Утром я вышла на улицу, слепила снежок и начала его откусывать. Мимо, перешагивая через рельсы, шел наш военный комендант Петров. Остановился, взглянул мне в лицо, достал из кармана кусочек хлеба, протянул мне и сердито так сказал: «Выжить надо! Ешь».

Смерть ходила рядом. После смерти отчима, который все, что сумел добыть, отдавал детям, пришли самые тяжкие времена – выжили только благодаря эвакуации. По «дороге жизни» их вывезли на Кубань, где блокадников приняли, как родных, откормили, поставили на ноги.

Но до конца войны было еще далеко, и Клавдия по достижении призывного возраста оказалась на границе с Румынией в войсках ПВО.

Сколько слез выплакала там со страха совсем юная девчонка – не рассказать. Однако войне конец пришел, и Клава вернулась на Родину, в Анненково, где еще оставались родные люди, устроилась на работу – началась мирная жизнь.

Он

Семью Сергея Васильевича годы репрессий и гонений обошли стороной. Рос, учился, работал в совхозе. Высокий статный красавец, на которого заглядывались многие девчата, с войны вернулся инвалидом. Воевать ему пришлось в гвардейском батальоне истребителей танков. Что такое ад кромешный, он знает не понаслышке – двадцать два осколка, пять из которых до сих пор сидят в израненном теле, не дают забыть страшные бои, гибель товарищей, мотание по военным госпиталям, бесчисленные операции.

Оправившись от ран, вернулся в родное село. Предложили работу в сельской потребкооперации, согласился, и началась мирная жизнь.

Они

Казалось бы, перетерпев столько горя и бед, как не озлобиться на жизнь?

Нет, эти двое и сегодня добры, жизнерадостны и приветливы. После войны женихов-то на селе было негусто, а стало быть, и выбор у красавца-фронтовика был. Но именно ее, свою Клавдию, выбрал он раз и навсегда.

– Нам, чтоб расписаться, – смеется Клавдия Ивановна, – надо было в Грязнуху ехать, да все времени не было, работа. А тут как раз еду я на бричке без кучера, из Грязнухи, а Сергей мне навстречу по своим торговым делам. Я говорю: «А давай поедем, распишемся!». Он и рад. Поехали и зарегистрировались.

В декабре этому событию исполнится 60 лет. Никаких секретов супружеского долголетия Никифоровы нам не открыли. Она считает, что от добра добра не ищут. Он – заботливый муж и отец, для которого дом, семья – весь смысл и радость его жизни. Сергей Васильевич на вопрос, чем же приворожила его на всю жизнь супруга, в чем ее главное достоинство, лукаво посмеивается: «В терпении».

Наш фотокорреспондент, снимая супружескую чету Никифоровых, попросил их сесть поближе друг к другу. И тут Клавдия Ивановна тихонько так сказала: «Люблю я тебя, дед».

Вот он и открылся секрет: нет старости, есть любовь и жизнь.

Галина Антончик