На самой на горе, против собора

Удивительное место Венец — здесь никогда не знаешь, какую тайну откроет город на этот раз, с кем подарит встречу. Продолжим путешествие в 360 шагов по Венцу, взяв в спутники героев поэмы Лермонтова.

«С легкой руки поэта Лермонтова Симбирск приобрел славу сонного города», — такой дежурный штамп вдалбливался десятилетиями. Штамп был выгоден: был, мол, сонный город, пришли большевики — пробудили. По сей день этот миф активно эксплуатируется ораторами из категории тех, кого «с трибуны за фалды не стащишь».

Так что же писал Лермонтов и что ему приписали? Об этом можно узнать от самого классика, открыв его поэму «Сашка».

Мы на Венце, там, где поместил поэт родовое гнездо своего героя.

Иван Ильич имел в Симбирске дом

На самой на горе, против собора.

При мне давно никто уж не жил в нем,

И он дряхлел, заброшен без надзора,

Как инвалид с георгьевским крестом.

Но некогда с кудрявыми главами

Вдоль стен колонны высились рядами.

Прозрачною решеткой окружен,

Как клетка, между них висел балкон,

И над дверьми стеклянными в порядке

Виднелися гардин прозрачных складки.

Внутри все было пышно; на столах

Пестрели разноцветные клеенки,

И люстры отражались в зеркалах,

Как звезды в луже; моськи и болонки

Встречали шумно каждого в дверях,

Одна другой несноснее, а дале

Зеленый попугай, порхая в зале,

Кричал бесстыдно: «Кто пришел?.. Дуррак!»

А гость с улыбкой думал: «Как не так!»

И, ласково хозяйкой принимаем,

Чрез пять минут мирился с попугаем.

Из окон был прекрасный вид кругом:

Налево, то есть к западу, рядами

Блистали кровли, трубы и потом

Меж ними церковь с круглыми главами,

И кое-где в тени — отрада днем —

Уютный сад, обсаженный рябиной,

С беседкою, цветами и малиной,

Как детская игрушка, если вам

Угодно, или как меж знатных дам

Румяная крестьянка — дочь природы,

Испуганная блеском гордой моды.

Под глинистой утесистой горой,

Унизанной лачужками, направо,

Катилася широкой пеленой

Родная Волга, ровно, величаво…

У пристани двойною чередой

Плоты и барки, как табун, теснились,

И флюгера на длинных мачтах бились,

Жужжа на ветре, и скрипел канат

Натянутый; и, серой мглой объят,

Виднелся дальний берег, и белели

Вкруг острова края песчаной мели.

Нестройный говор грубых голосов

Между судов перебегал порою.

Смех, песни, брань, протяжный крик пловцов —

Все в гул один сливалось над водою…

«Сашке» Михаил Юрьевич дал второе название — «Нравственная поэма». Эту «нравственную» в школьные библиотеки, а тем более в учебные программы по сей день не пускают. Написана она озорным поручиком отнюдь не для института благородных девиц, рождена в гвардейских казармах и отражает видение мира поэтом в годы, когда друзья звали его «Маешкой».

Симбирские строфы «Сашки» всплыли в 1948 году, в период подготовки к 300-летию города. Преподаватель пединститута Петр Сергеевич Бейсов и учительница-методист Екатерина Павловна Мухина вместе с учениками попытались найти место, где стоял воспетый поэтом дом. Впоследствии с найденным ими «адресом» согласился известный краевед Александр Николаевич Блохинцев. Чтобы видеть Волгу «направо», а «церковь с круглыми главами» и сады «налево», нужно, чтобы дом стоял примерно там, где находится сегодня «дом Бычковых» (ныне гарнизонная поликлиника). Или там, где было епархиальное училище (ныне старое здание госпиталя участников войн).

В строфах, посвященных описанию симбирской ночи, есть еще один ориентир:

… Тихо гас

На бледном своде месяц серебристый,

И неподвижно бахромой волнистой

Вокруг него висели облака.

Дремало все, лишь в окнах изредка

Являлась свечка, силуэт рубчатый

Старухи, из картин Рембрандта взятый,

Мелькая, рисовался на стекле

И исчезал. На площади пустынной,

Как чудный путь к неведомой земле,

Лежала тень от колокольни длинной,

И даль терялась в синеватой мгле…

На старинную площадь при полной луне падала тень от Троицкой церкви, построенной Твердышевыми. Она находилась на месте, где стоит сегодня жилой дом с магазином «Элегант».

Продолжая «чудный путь к неведомой земле» симбирского прошлого, обратимся к той самой строфе, которую так беззастенчиво эксплуатируют много лет:

Случилось это летом, в знойный день.

По мостовой широкими клубами

Вилася пыль. От труб высоких тень

Ложилася на крышах полосами,

И пар с камней струился. Сон и лень

Вполне Симбирском овладели; даже

Катилась Волга медленней и глаже.

В саду, в беседке темной и сырой,

Лежал полураздетый наш герой

И размышлял о тайне съединенья…

Опустим нескромные подробности до строк развязки эпизода:

…Но вдруг удар проснувшихся страстей

Перевернул неопытную душу,

И он упал как с неба на Маврушу.

Ясно: молодой балованный барич выбрал для любовных проказ со служанкой час покоя. Летом трудились весь световой день, с четырех утра до темноты. А в знойный полдень делали перерыв для отдыха. Вспомните: «Коси, коса, пока роса». Знойное затишье и выбрал Сашка для амурных приключений. Это как же надо обкургузить цитату, чтобы превратить ее в «характеристику сонного города»?

Симбирск обладал для Лермонтова особой и никем еще не объясненной притягательной силой. В Симбирской губернии он поместил родовое гнездо еще одного своего героя — Александра Сергеевича Арбенина. Но если Сашка — веселый, неугомонный двадцатилетний проказник, то тридцатилетний Арбенин — фигура роковая, обреченная на страдания. Классик исследовательского жанра Ираклий Андроников взял название отрывка «Я хочу рассказать вам…» для заголовка своей книги о Лермонтове.

«Я хочу рассказать вам»… начал Лермонтов. О чем?

…Саша остался на руках отца. Когда ему минуло год, его посадили с кормилицей и няней в карету и отвезли в симбирскую деревню… Деревня эта находилась на берегу Волги. От барского дома по скату горы до самой реки расстилался фруктовый сад. С балкона видны были дымящиеся села луговой стороны, синеющие степи и желтые низы. Весной, во время разлива река превращалась в море, усеянное лесистыми островками; по ней мелькали белые паруса барок и вечером раздавались песни бурлаков.

Барский дом был похож на все барские дома: деревянный, с мезонином, выкрашенный желтой краской, а двор был обстроен одноэтажными длинными флигелями, сараями, конюшнями и обведен валом, на котором качались и сохли жидкие ветлы; среди двора красовались качели…

Мужики Арбенина большею частью занимались рыбной ловлей. Во время бури жены и дочери рыбаков выбегали с плачем на берег; в жаркие студеные летние дни толпы крестьянских девушек купались в студеных струях Волги; их русые косы мелькали над пенистой влагой, их громкий смех раздавался далеко…

Повесть об Арбенине не была написана, герой оставлен автором в ожидании жизненных испытаний. Лишь фамилия его перешла к злобному мстителю в драме «Маскарад»…

Бывал ли Лермонтов в Симбирске? Этот вопрос продолжает волновать исследователей, но по сей день остается без ответа. Симбир-ская губерния — родина предков его бабушки по линии матери. Симбиряне Мещериновы и Поливановы — товарищи его юнкерской и университетской молодости.

Будучи связан с этими семьями дружескими и родственными отношениями, Лермонтов никак не мог считать Симбирск и губернию сонной и отсталой. Это были наследники петровских и екатерининских реформаторов, люди, определявшие экономическое и культурное лицо Симбирского края. В Художественном музее Ульяновска среди самых ценных экспонатов хранятся сокровища их усадебных коллекций. А ведь это — малая часть того, что было.

Сегодня поэма «Сашка» — не библиографическая редкость. Читатель свободно найдет ее в любой библиотеке. Перечитает симбир-ские строки, убедится, что это не карикатура на «сонный город», а удивительно точный путеводитель для исследователя, который захочет создать впечатляющую экспозицию для литературного музея.

Наталья Гауз