Игорь Найденов, корреспондент отдела «Репортаж» журнала «Русский репортер»

В прошлом году, в конце ноября, жители деревни Тамбы Ульяновской области стали рыть для себя могилы на кладбище. На всякий случай. А как иначе? Недавно померла старуха, так родственникам даже гроб до кладбища донести не удалось: под осенними дождями привычная распутица превратилась в непроходимую топь. «Дорогу насыпать там бы», — написала «Наша газета» про деревню Тамбы. Заметку, опубликованную в районном центре Майна Ульяновской области, перепечатали в областной столице, затем сюжет показали на одном из центральных телеканалов. Про местечковый позор узнала вся страна. Так, возможно, единственная в России частная сельская газета, которую создали городские жители Андрей и Наталья Школьные, стала недругом районной администрации.

Название газеты, если по-хорошему, надо писать заглавными буквами, потому что составлено оно по первым графическим символам в именах и фамилиях учредителя, главного редактора, корреспондентов и распространителей. И все в лице одной семьи — Натальи и Андрея Школьных. В это трудно поверить, но легко проверить: они, супруги, вдвоем делают газету вот уже два года. Так что «Наша» — их газета.

Конечно, не бог весть какая находка — название. Но это пока не наткнешься на газетный киоск, прилавок которого устлан районкой «Ленинец» с передовицей «На ком земля держится?». А у Школьных все как у больших: цветной еженедельник на 12 полос, да еще свой сайт в интернете. Видно, что над макетом газеты много экспериментировали. Это неудивительно: Школьные давно в издательском деле. В Ульяновске Андрей заведовал отделом, Наталья работала ответственным секретарем. Как возникла идея делать газету на селе? По чиновничьей глупости и от обиды. Глава майнской администрации решил запустить в своем районе телевидение. Поднимать это дело позвал Андрея Школьного — земляка. Посулил все то, что обычно обещают в таких случаях. Но Школьные купились не на квартиру и не на зарплату, тем более что в Ульяновске денег получали больше.

— Нам очень хотелось заняться новым интересным делом, — говорят супруги в один голос. Одна мысль на двоих, зато честная. В общем, взяли они двух своих детей и перебрались в райцентр Майна. Однако идея с дециметровой волной продержалась в деревенском эфире недолго. Глава администрации ушел в область на повышение, а новому начальнику района местное телевидение было не нужно.

Проект свернули через несколько дней после того, как Андрей Школьный получил разрешение на использование частоты.

— Нас попросту «кинули», — говорит он. — А мы в отместку решили сделать газету. Такую, о которой заговорят во всей области. Не хотелось возвращаться в Ульяновск проигравшими.

Начали с малого. С двух компьютеров в своей малогабаритной квартирке. С 5 тыс. рублей всей наличности, которая оставалась в семье после гибели телепроекта. И с тиража в 1000 экземпляров, чтобы пока официально не регистрироваться, а сначала посмотреть, как пойдет дело. Капитал разделили так: 2 тыс. на еду, остальное — на типографию. За эти деньги в округе печатать никто не соглашался. Дешевая типография нашлась только в Чувашии. Так и завертелось.

Утром Школьные развозят свежий тираж. Сначала едем по точкам в Майне, потом — в Вешкайму и Карсун, ближайшие районные центры. Она — за рулем, он — справа от нее. Я — сзади, с тиражом. Вдвоем с тиражом нам тесно, потому что средство передвижения — «Ока». Есть еще и «москвич». Но сегодня он — под паром, отдыхает.

30 номеров отдаем в «Адэлию», 20 — в «Натали». Затем следуют «Эммануэль» и прочие незамысловатые названия деревенских продуктовых магазинов. Покупателю предлагается утолить информационный голод заодно с физиологическим.

— Зимой на то, чтобы развезти газеты по Майне, у нас уходит часа полтора. Летом — минут сорок, — говорит Андрей. — Наташа едет в южную часть на машине, а я с сумкой через плечо — в северную, пешком.

Нынешний тираж газеты — что-то около 6 тыс. экземпляров. Распространяется она в 5 районах Ульяновской области. К концу года планируется увеличить формат до 16 полос, тираж довести до 9 тыс., а также «взять» еще несколько районов. «Взять» — это словечко из их лексикона. У супругов вообще в ходу военная терминология: «Недавно вошли в Тереньгульский район, скоро захватим Инзинский и Барышский, потом еще два в южном направлении». У Школьных газетный бизнес, а бизнес — это чаще всего война. «Мы хотим создать систему, которая лет через пять начнет обеспечивать нас и наших детей, наше будущее», — говорят супруги.

В перспективе они собираются сделать то, что до них не удавалось никому, — сельскую областную газету. С распространением во всех районах области и местными кор­пунк­тами, расположенными всюду за исключением Ульяновска и других крупных городов — газета ведь для села и о селе. Пока Школьные делают ставку на розницу, но скоро собираются перенацелиться на подписку. Подписка — это все-таки надежные денежки (Школьные так и говорят — умень­шительно-ласкательно: «денежки»). Постепенно обрастают деревенскими словечками и укладом. А где уклад, там и приметы: «Не будешь любить денежки, и они тебя не полюбят». Но знал бы кто, как зла эта любовь.

Подъезжаем к «Елене». На стене за спиной продавщицы пришпилен ватман, на нем химическим карандашом выведены примерно три десятка фамилий и прозвищ «не­добросовестных покупателей». Наташа Иванова, Света, пастухи, Вова Цыган… Все они взяли когда-то в долг продукты и не отдали деньги.

В районных магазинах это обычное дело — отоваривать в долг. Все друг другу родственники, на худой конец — соседи. Как не дать, если просят? Объяснение простое, коммунальное: и ты когда-нибудь, и тебе вдруг тоже…

Интересно то, как список назван. «Недобросовестные» — это ведь не то же самое, что «черный список должников». Это, скорее, призыв к односельчанам «жить по правде».

Для Школьных же правда заключается в том, что газеты в «Елене» и других таких же гуманных магазинах продавать невыгодно. Выручку они собирают каждую неделю, когда привозят свежий выпуск и забирают возврат. А живые деньги у продавцов и покупателей случаются, как правило, когда пенсия подоспеет. Речь, между тем, идет о пяти рублях — столько стоит номер «Нашей». Пять куриных яиц, пусть мелких, стоят столько же. При здешних мизерных жалованьях выбор в пользу газеты не очевиден.

Но все равно номеров двадцать Школьные здесь оставляют. Репутации ради. В деревне ведь репутация — не то что в городе. Здесь это навсегда. Ошибся раз — не простят никогда. — Нам глава района предлагал подключить административный ресурс, чтобы обеспечить подписку, — вспоминает Андрей. — Мы отказались. Все быстро становится известно. Люди скажут: вот, еще один «Ленинец» появился.

Впрочем, чего греха таить: первые полгода Школьные мечтали «под кого-нибудь лечь», хоть под короля макаронного. Встречались с людьми, предлагали себя без всякого стеснения, рисовали радужные перспективы. Но вовремя, как сами считают, остановились: «Если бы мы нашли спонсора, то расслабились бы, потеряли качество и тонус. Не знаем, что лучше — деньги или самостоятельность, но мы свой выбор сделали. Хотя, честно говоря, странно, что до сих пор на нашем горизонте никто с кошельком не объявился. С другой стороны, чем дольше нет кошелька, тем крепче уверенность, что мы сами раскрутимся. Вот такие мы — маленькие и гордые».

С рекламой на селе тоже туго. В Майнском районе, к примеру, всего один магазин автозапчастей. Зачем ему реклама, если про него и так все знают? Приходится Школьным рассчитывать только на выручку от продаж и подписки, наращивать тираж осторожно — по 200 экземпляров, не больше. Если возврат с номера переваливает за 100, дают задний ход. Значит, где-то просчитались, надо подрегулировать.

В свое время Школьные сделали издательское открытие. Оказывается, есть такая статистика: если 10% населения читают газету, все — рынок насыщен, надо расширять географию.

— Это мистический какой-то процент, — объясняет Анд­рей. — В селе Загоскино, например, прописаны 600 человек, половина в Москве на заработках. Там продается 30 газет — ни одной больше, хоть ты тресни. В деревне Родниковые Пруды 150 человек — 15 газет. В восьмитысячной Майне такая же история.

Школьные учились на собственных ошибках. Как дураки. Потому что умные, говорят они, учатся на ошибках дураков. Но, с другой стороны, раньше никто ничего подобного не затевал: чтобы с нуля, без поддержки администрации, без спонсора, без штата и офиса…

Польстились они когда-то на обещание руководителя ульяновского рекламного агентства вложиться в их газету. Расписали бизнес-план. Начальству не понравилось: «Что-то у вас много времени на раскрутку заложено. Входить на рынок надо напористо, с шумом».

— Мы так поняли, что ему нужна рекламная акция, воздушные шарики и все такое. Но ведь деревенских шариками не купишь.

— А чем купишь?

— К деревенским нужен свой подход, неспешный, — говорит Андрей Школьный.

Городские привычки немало напортили делу частной газеты. Супруги тоже поначалу не понимали нюансов деревенского мышления. Промоакция, в ходе которой часть тиража отдавали на реализацию бесплатно, с треском провалилась. Покупателей стало меньше. Кто же будет покупать сегодня то, что еще вчера было задарма? Дураков в городе ищите. Город не понимает село — селу не интересен город. Линию разлома и разлада можно прочертить по газетному листу. Взять «Народную газету», приводят пример Школьные. Издается в Ульяновске — пишет для села. Когда начинали, говорили: мы всегда рядом, приедем в деревню и напишем о любых проблемах. Не вышло, потому что все в редакции городское: мозги, репортеры, редактор, офис-менеджер, прости господи…

Как-то раз «Народная» затеяла среди читателей конкурс частушек. Объявили, а никто их не присылает. Обратились к Школьным с просьбой: под конкурс нужен снимок мужика в валенках, играющего на гармошке. Те отвечают: ребята, нет такого сейчас в селах, бросьте дурью маяться — тут интернет уже у многих. Ульяновские вообразить эту картину не в состоянии: как это — мужик в валенках и с интернетом?

В деревенской голове по-прежнему районка — газета главная и единственная. Что написали в «Ленинце», то и правда. Остальное — баловство.

— Завлекая подписчиков, мы устроили акцию, — вспоминает Наталья Школьная. — Придумали три приза. Прошла неделя подписки по льготным ценам. Наши призы разыграли. Мы пришли на майнский почтамт и спрашиваем: кто выиграл? Нам надо написать об этом у себя в газете. Почтовики на это отвечают: данные пойдут в газету «Ленинец», там прочтете.

Для тех, кто не знает: работа сельского журналиста требует не просто особого умения, но еще и специфических навыков.

Допустим, случилось что-то чрезвычайное: у ребенка куриная кость застряла в горле. А у местной «скорой» бензина нет, чтобы везти его в больницу. Куда бы пошел за информацией любой городской репортер? Сначала в семью ребенка, чтобы выяснить обстоятельства несчастного случая, а затем в акушерско-фельдшерский пункт — узнать, куда бензин делся. Или наоборот. Но в любом случае — не в администрацию. Туда — в последнюю очередь, за комментариями. А на селе все надо начинать с хвоста. Или с головы. Как кому больше нравится. Сначала и сразу — в администрацию. В противном случае тебя обвинят в предвзятости, здесь это звучит так: «Вы чего это все вынюхиваете?»

Школьные — быстро обучаемые журналисты. Один раз допустив ошибку, в следующий они начали как раз с администрации. Пришла к ним знакомая и рассказала, что есть в Майне неблагополучная семья — ее дальние родственники: за детьми там не смотрят, а им нужна опека. Школьные тотчас в отдел образования. Так, мол, и так: поедем, вместе разберемся, мы — журналисты, вы — чиновники, вот и будет спайка. Договорились. Однако никуда с совместной инспекцией съездить у них не получилось. Потому что вскоре вызвали на ковер в администрацию ту самую знакомую и отчитали по полной программе за то, что она панику поднимает. В общем, вышло так, что сдали Школьные свой источник информации, который до сих пор на них в большой обиде. И как работать с администрацией, до сих пор не понятно. С головы начинать, с хвоста ли — один итог: газета виновата.

Случались проколы и покрупнее. Теперь уже и не вспомнить, о чем был тот мюзикл в карсунском клубе. Известно лишь, что на сцену, пошатываясь, вышел артист, которому полагалось изображать пьяненького. Отхлебнул бутафорской, как показалось сначала, водки. Поделился ею с мужиками, зрителями из первых рядов. Этого сценарий, сочиненный завклубом, не предусматривал. Но мужики экспромтом остались довольны: водка была настоящей. Артист допил ее вприкуску с положенным монологом. Когда предновогоднее представление закончилось, дама, заведующая в районе социалкой, выскочила на сцену со словами благодарности пьяненькому артисту: «Как вы точно изобразили душу русского человека, вы — его символ».

«Наша» написала все как было: и про водку, и про душу, и про символ. «Социальная дама» потом долго устраивала телефонные истерики по поводу заметки, а вслед за этим и глава администрации перестал общаться с газетчиками. Оказалось, что принародно объявить пьяненького русского символом — это ничего, а написать об этом в газете — политическая диверсия. Школьные с такой комбинацией нравов встретились впервые.

— Это нам наука, — говорит Наталья Школьная. — Я помню, когда работала в городской газете, точно так же вел себя и даже говорил нынешний ульяновский губернатор Морозов. Вот я и подумала: раз Морозов не обижался на такие заметки, то уж районные начальники и подавно не должны. Но ошибочка вышла. Забыла я, что теперь на селе работаю.

Школьные не используют новости из интернета — только свои, из районов. Народ звонит, информацию даже собирать не надо.

Вот в тагайской церкви стали молиться о трудо­устройстве — просят помощи у блаженной Ксении. А в деревне Вязовка роды принимают при двух свечах — одна в изголовье, другая — в ногах, а в окно «уазик» акушерке подсвечивает: электричества нет. Такого в интернете не отыщешь. Школьные не то чтобы разоблачают местных начальников. Скорее кивают в сторону бездорожья и разгильдяйства.

— Мы слишком нормальные, черт подери… Эту газету называть оппозиционной просто смешно. Листаем ее иногда и думаем: какие же мы добрые, самим противно. А можно ведь было бы развернуться, с грязью смешать кого-нибудь, — говорит муж и главный редактор.

— И справедливо причем, — поддакивает жена и учредитель.

Справедливо смешивать начальников с грязью у Школьных пока рука не поднимается. Еще не вошли в силу. Да и опасно. Однажды им уже подали сигнал: в сети районных магазинов отказались продавать «Нашу», сославшись на негласное требование администрации. «Что им стоит дать такую же команду остальным предпринимателям?! Тем более что прибыли от нас им никакой — всего полрубля с газеты», — говорят супруги.

Никто точно не скажет, когда испортились отношения «Нашей» с администрацией. Возможно, после того как Школьных дважды не пустили на заседания совета депутатов. Или когда они посылали письма с просьбой оформить им аккредитацию на эти заседания и предоставлять газете официальную информацию. Им ответили, что совет депутатов и администрация муниципального образования «Майнский район» являются органами местного самоуправления, а потому не относятся к госорганам и организациям либо общественным объединениям, которые, согласно закону о СМИ, обязаны предоставлять информацию о своей деятельности по запросам редакций. А в конце добавили, что «официальным печатным изданием, освещающим деятельность местного самоуправления МО “Майнский район”, является газета “Ленинец”». И еще заметили, что специалиста, который отвечает за связи с общественностью и СМИ, в штате у них не имеется, а институт аккредитации не вводился. Но журналисты вправе собирать информацию всеми законными способами. Наталья Школьная говорит, что снимает шляпу перед этим ответом: придраться действительно не к чему.

Хотя есть и другие примеры — тот же соседний Вешкаймский район. Пришли Школьные к его главе Николаю Кочеткову знакомиться, а он им с порога заявляет: «Правильно говорите: не за что людям власть любить». Ну, и пошла газета…

А майнскую администрацию Школьные решили оставить в покое и добывать информацию, как и было велено, самостоятельно.

Выглядит это примерно так. Мы подъезжаем на заправку. Расплатившись за бензин, Андрей возвращается с новостью в рубрику «Срочно»: местный житель убил мать кастрюлей. Об этом главреду «Нашей» сообщил информатор, который раньше служил в милиции, а теперь работает на бензоколонке: информацией с ним по старой памяти делятся бывшие сослуживцы. Один раз он даже сообщил о небольшом землетрясении неподалеку отсюда. Как узнал, не сказал, но сообщение об аномалии подтвердилось.

Майнские начальники расплачиваются с «нашими» той же монетой, иначе говоря, делают вид, что газеты не существует в природе.

— А чем они вам насолили? — спрашиваю я главу муниципального образования «Майнский район» Владимира Мишанина.

— Стиль, да к тому же передергивают факты.

— А в суд не пробовали?

— Знаю я, как это бывает. Столько лет в милиции прослужил…

В общем, конструктивно побеседовали.

Хотя про стиль я был предупрежден заранее. Как-то Школьные решили написать про поездку Владимира Мишанина в Белоруссию. Он про путешествие рассказал, а потом напутствовал главреда: «Ты только анекдотами смотри не злоупотребляй — красиво напиши».

— Нам что же, писать «накакали», если замглавы говорит «засрали»? — спрашивает меня с недоумением Андрей Школьный, когда я указываю ему на покоробившую меня заметку. — Мы же своими ушами это слышали, когда из администрации приехала делегация разбирать жалобу жильцов одного из домов на холод и запах. Они так им, пенсионерам, и заявили, что администрация здесь ни при чем: вы, мол, сами — потому и запах.

Мы спорим о коннотате и контексте, о скрытых смысловых деривациях и семантических особенностях чиновничьей речи, о языковой ответственности журналиста перед читателем, в конце концов. Но наш спор не имеет смысла, потому что я живу в городе, а он — в селе. Андрей Школьный поучает меня, как школьника: «На селе вещи надо называть своими именами. Потому что здесь всем про все известно: кто чем живет, кто с кем спит. Нам никогда не поверят, если мы напишем, что “представитель администрации во время проверки подвала учуял запах канализации”. Потому что читатели знают: он учуял запах именно дерьма».

По совести говоря, Школьные — это вызов Майне. Пока что они — инородное тело. Зимой среди сугробов и меховых шапок нагло наголо остриженная, всегда непокрытая голова главреда Андрея Школьного выглядит манифестом анархистов в библиотеке богадельни. А Наташина «Ока» с треснувшим лобовым стеклом, двигающаяся исключительно в режиме обгона всего и всех, должна по идее вызывать у местных жителей желание воспользоваться совковой лопатой и превратить трещину в разбитое стекло.

Но ничего похожего нет и в помине. С Андреем то и дело здоровкаются, как здесь говорят, приветливо пожимают руку. Я подсчитал: на 200 вечерних метров главной улицы Майны приходятся 6 рукопожатий и 2 кивка.

Ну что поделаешь, если здесь привыкли жить сообща?

— Скажите, как мне найти Селиванова, 15?

— Не знаю. А тебе кого?

— Школьных.

— Тогда туда, за огородом.

Это еще одна профессиональная проблема: как написать о человеке критическую заметку, если каждый день встречаешь его в очереди за сигаретами, причем не один раз.

— Нам удалось с этим справиться, — говорит Андрей.

— Как?

— Я просто не вижу здесь проблемы: почему бы мне не написать про знакомого?

— Не портите отношений?

— Бывает, конечно. Но редко.

— Все равно это постоянный внутренний стресс, — уточняет Наталья.

Мы вместе вспоминаем центральночерноземную историю о том, как один крестьянин от пенсионной скуки написал и издал затем на свои деньги книжку, где в художественной форме изобразил своих односельчан. Потом долго не мог на улицу выйти, боялся — после того как один из прототипов его побил. На селе все еще невероятно сильна вера в печатное слово.

«Наша» поступает на прилавки во вторник, «Ленинец» — на день позже. Главный редактор районки Владимир Кузьмин вот уже два года подряд утро вторника начинает с похода в продуктовый магазин. Ему надо выяснить, где Школьные его обскакали. Этим он от них и отличается. Школьные «Ленинец» не покупают никогда: денег жалко.

С районкой у «Нашей» нечто вроде переписки. Например, Школьные утверждают, что управляющая коммунальная компания только долги выбивает с неплательщиков и ничего больше не делает. «Ленинец» в ответ высчитывает, сколько старых крыш отремонтировали новые коммунальщики.

Сражение между районкой и «Нашей» идет за каждого читателя. Поле битвы — магазинный прилавок. Где-то между свиной тушенкой и мойвой.

— Что чаще берут: «Нашу» или «Ленинец»? — интересуюсь я у продавщицы из «Рубина».

— Чаще берут закусить.

— А вы что читаете?

— Я не читаю. Если что интересное в газете будет, мне потом покупатели все расскажут.

У главреда Кузьмина свое хозяйство: две коровы, прочая живность — и четверо детей. Главред «пережил» на этом месте нескольких глав администрации и говорит, что две газеты в одном районе — залог здоровой конкуренции. Но видно, что слова эти даются ему с большим трудом. Он упрекает «Нашу» в отсутствии умной аналитики. А Школьным пока не до аналитики. Пока их только двое, плюс несколько собкоров по деревням. Их работа — новости.

Если прямо под окнами местной администрации двое подонков изнасиловали девушку и их судят, то в «Нашей» об этом будет на первой полосе с крупным и брос­ким заголовком. Как учили. Потому что в сельской местности, как выясняется, тоже любят чего позажаристей. Но зато на внутренних полосах найдется место заметке про отключенную уже несколько лет от газа пяти­этажку, жильцы которой печные трубы вывели в вентиляционные отводы. И рядом комментарий пожарного начальника — что-то типа «нельзя так, это очень опасно».

«Ленинец» так информацию не подаст: у него в учредителях администрация, поэтому газета вынуждена на первой полосе вместо рассказа об изнасиловании благодарить районное начальство за обеспечение плана подписки.

Вечером мы собираемся в квартире Школьных подвести итоги последних дней.

— Это ли не праздник сердца, — веселится Наталья, по привычке гоняя детей, чтобы не мешали работе. — Нарыли позитива, сделали классный номер, растолкали тысячу газет по точкам и получили всего двадцать экземпляров возврата.

— И прошлый год закончили в плюсе, — включается Андрей. — Кто бы мог подумать, что газета может оказаться прибыльным делом. Мы ведь доросли уже до того, что позволили себе на Новый год сделать подарки друг другу и детям…

Восторги сельских газетчиков перебивает телефонный звонок. «Я вас покупать больше не буду, — сердится читатель. — Вы в этот раз не напечатали, когда на этой неделе будут неблагоприятные дни».

А дорогу к кладбищу в деревне Тамбы все-таки насыпали.