Время прагматиков прошло. В годы серьезных испытаний опять становится востребован идеализм – в политике и в искусстве: человеку нужна еще и надежда, а потому без построения очередных воздушных замков не обойтись.

Николай Усков, главред русского GQ, один из немногих оставшихся защитников гламура (сегодня это, между прочим, уже поступок), кроме прочего, хороший публицист, написал недавно в НГ («Кризис цинизма»), что время циников закончилось и наступило время идеалистов.

Ускова можно было бы, конечно, подловить на противоречии – мол, а все «ваши» прежние призывы: «быть реалистами», «не строить воздушных замков», «освобождаться от совковых и интеллигентских иллюзий» – разве не были убийством идеализма в последние 20 лет?.. Но мы не будем этого делать, потом что всякого публициста можно подловить на противоречиях – и многие читатели именно в этом и видят свою единственную радость всю жизнь: припоминать автору прежние статьи и уличать его в двуличии. Хороший же публицист не шахматный игрок, которому важно помнить все прошлые ходы: умный читатель готов за хороший полет мысли простить автору противоречия.

Усков безусловно прав в одном: время идеалистов возвращается.

Прагматизм, а также трезвый взгляд на жизнь, взвешенность оценок и хваленая «объективность», ставшие в России в сытые годы чем-то вроде идеологии, были, в общем, всем по отдельности удобны и даже выгодны, но для коллективного выживания это была, конечно, засада: дело в том, что прагматизм не животворен. Он ничего не родит, если можно так сказать. Прагматизм как общая мораль, как подобие новейшей этики не способен породить ничего нового – это движение на месте, а точнее, недвижимость общественного организма. Для меньшинства людей эта идеология – прекрасное оправдание личного цинизма; для большинства же – это просто очень скучное время, которое все тщательно глушили неумеренным потреблением. Убеждая себя, что жизнь – это не столбовая дорога и не поле чудес, и детям своим долдоня: «Ты должен думать о будущем, хватит витать в облаках», – и устраивая – с искренней заботой, с искренней! – своим детям это «будущее».

Результаты этого «будущего» мы можем наблюдать сегодня, когда миллионы юристов, маркетологов, менеджеров и пиарщиков оказались без работы. Это, между прочим, дети прагматичного времени, которые шли в 2000-е годы учиться на то, что «востребовано», «где деньги», а не туда, куда хотелось. Например, хотелось быть актером, но родственники повторяли на разные лады: «Да ты что, там все по знакомству, там же все через постель – и мальчиков тоже!..» И совсем грубо: «Там же пидоры одни – иди лучше на банковское дело, будешь иметь хотя бы профессию и не пропадешь». «Трезво оцени свои силы!» – учили его на тренингах «Как стать успешным». Он послушался, трезво оценил, выучился, пошел – и пропал: потому что в банке сегодня сокращение, и деньги у людей закончились. Спасибо скажи родителям.

А другие, напротив, «прагматично» пошли в актеры: потому что лицом вышел, потому что прагматично готов был и «через постель» – смотри фильм Виталия Манского «Девственность» – и вот оно, готовое пушечное мясо для сериалов, ситкомов, ремиксов, ремейков «Домов» и «Фабрик». От которых все эти годы тянуло в сон, и к актерам этим и исполнителям этим был только один вопрос: зачем ты играешь ЭТО? Как можно ЭТО – петь, играть, говорить? И они все сегодня тоже рухнули – если не вовсе, не целиком, то по бюджету уж точно. Ни радости, ни денег, опять же.

Вдуматься: огромная страна сплошь занималась нелюбимым делом. Это все – плоды прагматизма, плоды дурно понятой «трезвости по отношению к жизни».

Первыми же преодолеют кризис те, кто любит: свою работу, свое дело. Они – не пропадут.

Другая вредная сторона общественного прагматизма – так называемое «понимание жизни» и не удивление ничему. Принятие ужасных привычек общества как должного, как неизбежного. Жуткое презрение к человеческой «наивности» – в отношении всего: ну какой ты наивный! Ты думал, сегодня литература – это Достоевский с Толстым? Литература – это маркетинг, это крепкий сюжет, внятный язык. «Лена Ленина – это писатель? Как, почему она писатель?! Кто она вообще такая?!» Тссс, какой же вы наивный!.. С вашими понятиями вам нужно в ХIХ веке жить. Конечно, она писатель. Она же пишет книги – вот она и писатель.

Из таких писателей и состоял репертуар недавно обанкротившейся книжной сети «Букбери» – тысячи прагматично мыслящих писателей, которые стоят со своими крепкими сюжетами и внятным языком на прагматичных книжных полках и ныне не покупаемы – по тем же прагматичным соображениям: не до вас, ребята. Достоевский и Толстой, однако, при этом покупаемы – по соображениям читательской любви, и плевала она, любовь, на любой кризис. «Кто сказал тебе, читатель, что нет настоящей любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!» (М. Булгаков).

Без некоторой доли наивности, без некоторой доли идеализма и веры не напишется и не построится ничего прочного. Без наивного и глупого (по общественным понятиям) непонимания и неприятия мерзости невозможно преодолеть самой мерзости. Вместо того чтобы просто возмутиться и вознегодовать на то, что в России существуют до сих пор телесные наказания, писал Толстой в статье «Стыдно!» (1890-е годы), некоторые люди предлагают поступать прагматично, взвешенно, идти «законным путем»: подавать прошения губернатору, по инстанциям, писать на высочайшее имя с предложениями – сечь не всех, а выборочно; например, не сечь тех, кто имеет начальное образование, или освобождать от наказания в дни праздников. О каком «прагматизме» и «взвешенности» может идти речь, когда у нас живых людей секут?! – возмущался печатно Толстой, и его тоже упрекали в наивности и незнании жизни.

Какой-то современный философ писал, что для журналиста сегодня важнее не знать и не понимать, чем все знать и все понимать. Когда журналисты «все понимают» и «все знают» и не задают «глупых вопросов» – они становятся частью бюрократии, которая строится именно на этом удивительном «понимании» и умолчании по взаимному согласию. «Я тебя услышал», – любимая присказка бюрократа. Именно наивное незнание, «неслышание», наивное непонимание того, что для всех остальных стало «нормой», и делает СМИ настоящим посредником между людьми и государством. Именно та самая необходимая доля наивности и идеализма СМИ должна корректировать неизбежный прагматизм государственной машины и общественных привычек. «Вы же понимаете, для кого мы пишем? Вы же понимаете, кто нас читает, для какой аудитории мы работаем?» – Ничего я не знаю и не понимаю. Я пишу, что думаю, а остальное – ваше дело.

В конце концов, без построения воздушных замков и идеалов попросту жить неинтересно. И как бы – незачем. Тем более когда денег нет. Так что неизбежен он, идеализм. Будьте наивнее, задавайте вопросы.

АНДРЕЙ АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Журналист, редактор отдела культуры журнала «Огонек». Родился в Севастополе в 1974 году. Никогда не простит гадам города русской славы. Образование высшее, журналистское и музыкальное. Всему в жизни обязан книгам и перестройке. Убежденный либерал. Печатается с 17 лет. Маниакально любит журналистику, одновременно ненавидя в ней литредакторов и литрабов, рекламщиков, менеджеров, пиарщиков, бездарей и приспособленцев всех возрастов, а также тех, кто не любит читать «длинные тексты». Противник объективности, так называемых фактов и форматов – предпочитает доверять эмоциям и чувствам. Страстный защитник сложноподчиненных предложений, борец за права восклицательных знаков и троеточий. Свободу слова считает главным достоянием демократии. Любит свободу не за тряпки и бабки, а просто так. Никогда не брал взяток и не писал заказух. За Севастополь, как уже было сказано, вы ответите.