Спектакль «Gotcha» («Прищучил») по пьесе английского драматурга Барри Киффа, премьера которого состоялась на Малой сцене Ульяновского областного драмтеатра, вреден для здоровья. В первую очередь вреден для здоровья актеров, причем в прямом, а не в переносном смысле. Дело в том, что по ходу пьесы главный герой, обозначенный просто как Парень, прикуривает одну сигарету от другой, и так – в течение целого часа. И избежать этого нельзя, потому что так придумал драматург: таким способом – угрожая бросить окурок в бензобак мотоцикла – Парень держит в заложниках педагогов своей школы.

По сюжету пьесы в день окончания школы Парень (актер Валерий Фишер) застукал («прищучил») в подсобке двух учителей (Линн – актриса Вероника Плисенко, Тон – актер Владимир Кашкаров) в момент интимного свидания. У юноши что-то замкнуло в голове: он запирает дверь и использует ситуацию превосходства, чтобы высказать учителям, а также Директору (актер Юрий Морозов) все обиды, которые накопились у него за годы пребывания в школе.

Постоянно тлеющая сигарета в его руке – это не только инструмент стихийного, бесцельного шантажа (он и сам не знает, зачем это делает), но и символ надвигающегося взрыва: не бензобака даже, а юной нестойкой личности, истерзанной непониманием, одиночеством, унижением, отсутствием жизненных перспектив, когда вместо будущего – «громадная мглистая пустота». Так что вьющаяся струйка дыма – это нить, на которой держится конфликт пьесы (надеюсь, актерам после этого спектакля дают бесплатное молоко за вредность).

Позднее, во время обсуждения спектакля со зрителями, саратовский режиссер-постановщик Олег Белинский сказал, что его спектакль – для взрослых или, по крайней мере, для старшеклассников, которые придут на спектакль с родителями. Потому что личная драма этого несчастного террориста порождена все-таки отношением к нему со стороны взрослых.

Конфликт Парня с миром взрослых имеет несколько слоев. Во-первых, Парень не нужен собственным родителям. Во-вторых, он не интересен своим учителям: не имея особых талантов («успеваемость низкая… способностей не проявил» – написано в его характеристике), он держится в тени, и педагоги, которые учили его пять лет, даже не могут вспомнить его имени. С директором школы он вообще говорит будто на разных языках, драматург подчеркивает это стилистикой речи персонажей.

«Как ты насчет заднего фасада?» хамит парень Директору, желая спросить, как тот относится к женским округлым формам. Ответ Директора: «Я не склонен относиться к этому слишком уж отрицательно», – подтверждает, что эти люди живут в разных, непересекающихся мирах. Более того, похоже, они могут бесконфликтно существовать только так, не пересекаясь. Режиссер иллюстрирует эту мысль тем, что все время разводит действующих лиц по разным углам сцены: в центре, рядом со взведенной бомбой мотоцикла, – Парень, слева-справа, как бы в основании треугольника, – остальные. Попытки пространственного сближения немедленно приводят к росту напряженности, к стычке, к той или иной форме насилия.

Но есть еще как минимум два измерения конфликта Парня с окружающим миром, о которых не вспомнили во время обсуждения спектакля. Пьесу написал англичанин, а в Англии заметно классовое расслоение общества, сильна классовая идентификация с сопутствующими ей стереотипами и предрассудками.

Поэтому Парню из бедной семьи, выпущенному из школы «со справкой», остается только мечтать о том, что он выучится на хирурга и будет делать «операции на мозгу», при этом станет еще и футболистом национальной сборной, у него заведутся «бабы и машины». И здесь пьеса Киффа четко соотносится с российской действительностью, в которой социальное расслоение сегодня гораздо более разительно (оно просто катастрофично), чем в Британии. Кажется, легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем парню или девушке из российской глубинки, из простой семьи рабочих или «бюджетников» получить образование в приличном вузе, поскольку это стоит совершенно неприличных денег.

Никто из участников дискуссии не обратил внимания на ключевую, как мне кажется, фразу в пьесе. Пытаясь замять конфликт, Директор поддерживает в Парне иллюзию открытых возможностей («Не вижу препятствий… Терпение… прилежание… усердие… Станет врачом…»), рисует ему «футбольно-врачебные» перспективы, которые, как все понимают, в положении юноши нереальны. «А пустые обещания давать – разве не паскудство?» – говорит Парень. Директор, таким образом, из просто школьного администратора превращается в символ лживой циничной власти. И в этом смысле пьеса более чем актуальна.

Например, сразу вспоминается заявление чиновницы регионального правительства, сделанное в момент нарастающего экономического кризиса: «Кризис пройдет мимо нас, а если мы в этом уверены, то так и будет». Или свежий пример на эту же тему: «А вдруг через несколько месяцев кризис прикажет долго жить?

Готова ли наша область быстро отреагировать на это?» – задрав штаны, бежит за чиновниками областная газета. Над статьей водружен по-комсомольски бодряческий транспарант заголовка, рассчитанный на клинических идиотов: «Завтра будет лучше, чем вчера!». Прав Парень из пьесы: если это не идиотизм, то как минимум паскудство. Режиссер с выбором пьесы угадал: эта ложка – к обеду. Пьеса предупреждает: когда власть отдаляется от народа, это грозит взрывом. Поэтому для профилактики равнодушия и других профессиональных заболеваний чиновникам, а также личному составу подконтрольной им прессы можно рекомендовать спектакль «Прищучил».

Во время обсуждения спектакля Олег Белинский пытался добиться от зрителей критики: «Что вам не понравилось?». Добился не вполне, потому что дискуссия свернула в другое русло: насколько правдоподобна ситуация, описанная в «Gotcha». На мой взгляд, в постановке есть два видимых недостатка.

По замыслу художника-постановщика (Ирина Соловьева), сценическое пространство ограничено стенами, сложенными из пустых картонных коробок. В момент кульминации Линн рушит эти стены, коробки рассыпаются, что, очевидно, должно символизировать разбитые идеалы и надежды. Беда в том, что стена слишком популярный (можно даже сказать, архетипический) символ, чтобы эксплуатировать его без оглядки. Вспомните хотя бы турне «Стена» группы «Пинк Флойд» начала 80-х годов, где на каждом концерте разрушалась «стена непонимания» из огромных блоков. Так что считать ломку картонных стен режиссерской находкой – все равно что поэту написать «кровь-любовь» и гордиться нестандартной рифмой.

Во-вторых, крайне спорно решение постановщика изменить конец пьесы: в спектакле Парень таки взрывает себя, в пьесе же драматург оставляет финал открытым. Таким образом автор, говоря словами Джона Леннона, «дает миру шанс» быть милосердным, оставляет открытым окно возможностей. Из троих педагогов одна лишь Линн, похоже, поняла, что творилось у непокорного парня в душе, но – поняла же. Автор приглашает зрителя поразмыслить, спрогнозировать будущее: парню в состоянии кризиса можно помочь, если услышать и понять его, поговорить с ним или, как в пьесе, потанцевать с ним под медленную музыку Рода Стюарта – это срабатывает! А режиссер Белинский, в отличие от драматурга, закрывает это окно возможностей ставнями и забивает их досками крест-накрест: умер так умер. По признанию постановщика, такой финал подсказала ему логика развития сюжета, помещенного в современный российский контекст. Но реалистичность самоубийства Парня соответствует, скорее, реализму криминальной хроники на ТВ, а не правде и логике искусства, которые будут побогаче вульгарного психологического детерминизма: сделался изгоем – бросай сигарету в бензобак. В любом случае после спектакля «Gotcha» есть о чем подумать, и уже одно это само по себе неплохо.

Сергей ГОГИН.